Жених для ящерицы - Анна Яковлева

Медбрат, милый и симпатичный, с терпением ухаживавший за мной, растиравший гелем поврежденную щиколотку, ау, где ты?

Лоб Тихомирова собрался морщинами, у рта образовались жесткие складки, на скулах перекатывались желваки – просто Нептун или Зевс-громовержец.

– Нашла в почтовом ящике, – пролепетала я, чувствуя себя беспомощным, терпящим бедствие суденышком.

– От кого?

– Аноним.

– Ты кого-нибудь подозреваешь? – Следователь на допросе в прокуратуре, и только!

Я вырвала письмо из рук Тихомирова, сложила и попыталась замять ситуацию.

– Дима, – я скривилась, – перестань. Это не стоит твоего внимания.

– Витюша, твое легкомыслие может иметь печальные последствия. Заявляю со всей ответственностью: это письмо написал маньяк!

– Маньяк? По-твоему, я не могу вызвать в мужчине сильного желания?

– О! Конечно можешь! – В голосе Тихомирова звучала плохо скрытая ирония.

Ну разумеется.

– Тогда почему маньяк?

– Потому что если нормальный мужчина хочет женщину, то он ей просто говорит об этом, а не пишет симпатическими чернилами записки!

Дима воспользовался моим замешательством и отнял листок.

– Откуда тебе знать? Ты когда-нибудь испытывал что-нибудь подобное?

Я попыталась вернуть письмо, Дима поднял руку, я униженно, как цирковая собачка на лакомство, смотрела на бумажный лист. Осталось только подпрыгнуть и вцепиться в письмо зубами.

– Глупости! Я бы не стал заниматься такой ерундой, царапать крахмалом, или лимоном, или молоком по бумаге! Согласись – это полный бред!

– А по-моему, очень романтично!

– Что в этом романтичного?

– Креативно, необычно.

– Чушь собачья!

Тихомиров исчерпал доводы и умолк. Он и так сказал больше, чем за всю наделю, которую мы провели вместе.

– А за это можно человека посадить? – поинтересовалась я.

– Нельзя, – похоже, Тихомирова это обстоятельство расстраивало, – нет состава преступления. Он не угрожает твоей жизни и здоровью.

– Дим, не мучайся, я думаю, это один из моих учеников – Артур или Ваня. Мы с ними как раз говорили о тайнописи, – соврала я, чтобы успокоить следователя.

– Да? А когда это было? Ваш разговор, я имею в виду?

О боже! Ну и кто здесь маньяк?

– Не помню точно, но как раз перед тем, как я нашла это письмо.

– Почему ты сразу не сказала?

– Не ожидала, что ты так близко воспримешь это глупое сочинение.

– Зря ты так легко относишься к этому. Надо прекратить занятия.

– Не могу. Обещала заниматься с ними до выпускных экзаменов.

Я снова попыталась вырвать из рук следователя анонимку – Дима снова отвел руку.

Остывал Тихомиров медленно.

– Не такое уж глупое письмо, – проворчал он, – парень конкретно запал на тебя.

Дима перечитал послание. Пока он читал, я не знала, куда деваться от стыда, а когда закончил читать, посмотрел на меня так, что захотелось сквозь землю провалиться.

– Могу я взять письмо с собой?

– Зачем?

– Хочу кое-что проверить.

Красная от смущения, я выдавила:

– Бери.

На ферме все оставалось без изменений, если не считать настроения. Коллектив воспрянул духом, когда следователь Тихомиров приехал на собрание и проинформировал пайщиков о ходе следствия:

– Жуков и Француз – рейдеры сельскохозяйственных земель. По имеющимся данным, обязанности в группе разделены. Жуков находит покупателя, а Француз организует фирму-прокладку. Земля оформляется на эту фирму, а потом сразу на покупателя. Ваши земли должны были стать полями для гольфа. Сейчас дело передано в суд, земля не уйдет в чужие руки. Меры приняты вовремя.

Коллектив одобрительно загудел, задал несколько вопросов и отпустил следователя.

Я не забыла сказать Нонке, что она профнепригодна, а Геннадию Павловичу – чтобы он поменял бухгалтера.

– Ой, если ты такая умная, сама писать балансы будешь! – срываясь в истерику, взвизгнула Нонка.

– Спирина, какой ты профессионал, если не можешь объяснить, откуда взялся у хозяйства долг?

– Почему это не могу? Могу! Кредит взяли и не смогли рассчитаться. И при чем здесь я?

– А кто?

– А Геннадий Палыч тогда телят купил бракованных. Кто вам доктор? Что хотите делаете, а Нонка отдувайся?

– Палыч, это что, правда? Те телята были бракованными?

Прошлой весной Миша Загорулько с ног сбился, пытаясь спасти телят, – их косила какая-то инфекция, – но спасти молодняк так и не удалось.

Страсти накалялись.

– Откуда же я знал? – Как обычно, Гена не чувствовал момента.

– А кто должен знать?

В красном уголке наступила предгрозовая тишина. «Ну, сейчас начнется», – успела подумать я.

– Твою мать, – как хлыст рассек тишину вопль одной из доярок, – Палыч, ты ж покупал через администрацию тех телят! Уж не твоя ли Верка подсуетила их?

Я покинула красный уголок, уверенная, что Гена, как честный человек, должен застрелиться.

– Витюша, давай ужинать. Я тут приготовил кое-что для тебя.

Холодец, кюветки с желе и несколько упаковок мармелада – я сняла шляпу (воображаемую, конечно!) от такого научного подхода к питанию. Даже не стала подвергать критике желе – продукт состоял только из химических элементов, ни одного живого ингредиента.

Холодец был выше всяких похвал – один цвет чего стоил: насыщенный, золотистый! От чесночного духа я чуть не захлебнулась слюной.

– Дима, откуда холодец?

– Сам варил, – с легкой обидой ответил Тихомиров, чем окончательно меня добил.

– Тихомиров, за твоими достоинствами недостатков не видно, – с тревогой призналась я.

Это была истинная правда.

Тихомиров был терпелив, заботлив, внимателен и молчалив. Ко всем своим достоинствам Дима был хорош собой, от него пахло свежестью, здоровьем и чистотой. Тогда что не так?

– Я вообще люблю готовить.

– Дима, – не выдержала я, – не понимаю, чего твоей жене не хватало?

– Я же тебе объяснял.

– Дим, а почему у вас детей не было?

Тихомиров с сомнением посмотрел на меня, будто пытаясь оценить, стою я его откровенности, можно мне доверять или нет. Взгляд зеленых глаз обратился вовнутрь.

– Я не хотел иметь детей, – приняв решение на мой счет, признался он.

– Ну, наконец-то!

– В каком смысле?

– Да я все думала: в чем подвох? Не может человек состоять из одних достоинств! Уже начала комплексовать рядом с тобой!

– Витюша, я не хотел детей с бывшей женой. Тогда я был абсолютно равнодушен к детям и был уверен, что я ущербный, что у меня не развит отцовский инстинкт.

– Как это? Откуда ты мог знать? – с подозрением уставилась я на Тихомирова.

– Не важно. Лучше скажи, не было больше писем от анонима? – уклонился от ответа Дима.