Лиса. Личные хроники русской смуты - Наталья Уланова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жаль… — искренне пожалел Саша. — Мне нравится, когда ты солируешь!
Ему и в самом деле нравилось, как играет на флейте этот немного нескладный армянский мальчик. Услышав однажды его соло на дудуке, Саша и вовсе был покорён.
Познакомились они легко.
Саша подошёл выразить своё восхищение игрой молодого музыканта. Завязался разговор, в ходе которого обнаружилось удивительное совпадение интересов и вкусов. Армен мог часами говорить о музыке и музыкантах. Узнав друг друга поближе, мальчишки стали почти неразлучными. Саше, закончившему музыкальное училище в далёкой Прибалтике и в своё время игравшему в школьном оркестре, общение с новым другом доставляло немалое удовольствие.
Армен, как и Саша, служил в училище уже четвёртый год. Сначала — как воспитанник военного оркестра, а потом, после принятия присяги, — и срочную. Выбор судьбы военного музыканта не был для Армена окончательным — после службы он собирался поступать в Ленинградскую консерваторию. Имея за спиной четырёхгодичный трудовой стаж «по профилю», он небезосновательно рассчитывал попасть в квоту для таких, как он, молодых профессионалов.
Армен был талантливым мальчиком, и родители прочили ему красивую и лёгкую жизнь профессионального музыканта.
— До КПП меня проводишь? — поинтересовался Армен. — Там моя сестрёнка подъехала, — и улыбнулся. — Она, похоже, к тебе неровно дышит…
— Анаида?.. — растерялся Саша. — Нет. Не обижайся, Армен. Не провожу. Что-то я сегодня не в настроении…
— Тогда, как отпустят в увольнение, заходи! — пожал плечами Армен и засмеялся. — А если она тебя смущает, мы её в кино отправим! На детский сеанс!!!
— Хорошо! — улыбнулся Саша. — Так и сделаем! Приятных тебе выходных!
* * *Сашу, стоявшего в стороне от всех и чему-то улыбавшегося, Лиса заметила не сразу. А заметив, тут же спряталась за спинами стайки что-то оживлённо обсуждавших девиц.
Девицы часто и громко смеялись и то и дело стреляли глазками в сторону не решавшихся их пригласить курсантов. На пристроившуюся рядышком Лису они никакого внимания не обратили. Стоит кто-то — и пусть себе стоит!
Саша изредка смотрел и в эту сторону зала, но, похоже, никого не замечал — был погружён в собственные мысли. Полчаса спустя, Лиса, наконец, придумала, что скажет и как извинится за пропущенное свидание, и решилась к нему подойти. Она глубоко вдохнула и, задержав дыхание как перед прыжком в воду, сделала первый шаг. Потом ещё и ещё.
Но… Непонятно откуда, словно чёртик из турецкой табакерки, рядом с Сашей возник оживлённо жестикулирующий Армен. Они поздоровались и принялись что-то неспешно обсуждать.
Придя в себя, Лиса обнаружила, что стоит соляным столбом среди танцующих пар.
Она смутилась и торопливо двинулась назад, в сторону выхода.
Как и на чём она добралась домой, Лиса не помнила.
Азербайджанская ССР, г. Баку. 1 июня 1988 года, квартира Ходжаевых— Эх, Анаидка… Тебе же говорили, что ты — дура?.. Говорили!.. А ты никаких выводов так и не сделала! — Юлька смотрела осуждающе и раздражённо. — Почему в училище напортачила? Я говорила — купи цветы и отдай Армену? Причём, перед тем, как он вместе с Сашей из училища выйдет?.. Говорила?
— Да… Говорила…
— А ты что купила?
— Гвоздики…
— «Гвоздики…» — скривилась Юлька. — С гвоздиками только на кладбище ходить! Или к памятникам! Каменным! На свидание с девушкой покупают розы! Понятно?!
— Понятно…
— А куда он эти твои гвоздики дел? Почему ей не подарил?
— Он их сразу не взял, чтобы не позориться. Сказал, сначала за Сашей сходит… А когда они вышли из клуба, её уже не было…
— Как «не было»? — опешила Юлька. — Я её вам туда привела. И она должна была там стоять. На КПП. Пока Армен с цветами и с Сашей не выйдет. И пока Ильгар тоже с цветами не подойдёт. Куда она могла деться?
— Не знаю… Её на территорию какой-то курсант провёл… Я еле спрятаться успела. А потом она выскочила из клуба с квадратными глазами и, как ошпаренная, убежала.
— Куда убежала? — тупо поинтересовалась Юлька.
— Не знаю… Домой, наверное…
— Да, уж… Что-то нам не везёт… Что ни план, то провал… — и Юлька обернулась к Инке. — А куда твой Ильгар подевался? Почему его не было?
— Он отказался. Сказал, что у нас идиотские идеи, и что чужой выбор надо уважать…
— Сам идиот! — возмутилась Юлька. — Ну ничего… Так и быть, Анаидка, в последний раз тебе помогу! Есть у меня ещё один план… Последний… Дарю! В честь Дня защиты детей!!! Если и он не сработает, тогда не знаю…
— Вот что, подруги… — перебила её Анаида. — Я в ваших планах больше не участвую!
— Почему?.. — опешила Юлька.
— Потому, что они — нечестные!!! И потому, что мне надоело! Всё надоело! И вы, и планы ваши дурацкие! И это не я, это вы — дуры!.. — убедившись, что вытаращившие глаза Юлька с Инкой пребывают в ступоре и не возражают, Анаида тут же успокоилась, а, успокоившись, вспомнила об обязанностях хозяйки. — Чай пить будете, девочки?.. С пряниками…
Глава 11
Выпускной
Азербайджанская ССР, г. Баку. 25 июня 1988 года. Выпускной вечерВымотавшие душу экзамены остались позади. Целых девять непростых экзаменов.
Выдохнув с облегчением и смахнув нечаянную слезу, не замедлившую появиться по поводу предстоящего расставания, Лиса принялась готовиться к выпускному вечеру.
Нарядное платье и красивые туфельки приготовлены заранее, но опасения спугнуть приближающееся событие неосторожным словом не позволяли вести о нём громкие разговоры. Так, изредка. Туманным шепотком…
Осторожничали все, кроме Инки. Та каждый день обзванивала подруг и портила им настроение — плакалась, что ей ещё ничего не подготовили. И нарядного платья у неё нет, и обуви, которую в Баку не достать ни за какие коврижки! Благополучно экипированная Лиса чувствовала себя совершенно неловко. Надо заметить, что неловкость, помноженная на невнятный комплекс вины — отвратительнейшее состояние.
— Маешься? — понимающе поинтересовалась мама. — Ну, что тебе не так? Небось, опять Инка позвонила и выдала очередную гадость?
— Нет, — улыбнулась Лиса. — В этот раз не выдала. Просто жалуется, что к выпускному не подготовлена. И знаешь, мам, мне её жалко… Подруга всё-таки…
— Все беды от таких «подруг», — вздохнула мама, и взгляд её затуманился. — Иногда, злее близкой подруги, врага не бывает… У меня, в своё время, тоже такая «подруга» имелась… Надькой звали… Ох, и стерва была!.. Всё время смеялась над моим единственным приличным платьем. Мол, и старое оно уже, и чиненное, и на все праздники я только в нём… У Надьки-то нарядов хватало. Да и сама она яркая была и красивая — мужиками крутила так, что многие женщины ей простить не могли. Не столько мужиков, сколько наряды. Тогда к этому относились по-особенному. Народ после войны жил бедно — ничего приличного было не достать.
— Совсем-совсем? — осторожно уточнила Лиса и, вспомнив о своих нарядах, порозовела.
Ей стало стыдно за своё безмятежное благополучие.
— Почти, — ответила мама. — Голышом, конечно, не ходили, но таких, как я, с одним приличным платьем, хватало. Мужчинам было проще — они после армии по пять лет в военном ходили. Погоны снимут, и ходят… Чем не женихи?.. А у нас, у женщин, кому нечего «в люди» одеть, против таких, как Надька, — не было никаких шансов. Вот я и решила, когда оказия подвернулась, всю зарплату потратить на наимоднючие в то время капроновые чулки — светлые с чёрной пяткой!!! Дорогущие, но шик был великий! Купила, а вскорости мы собрались идти в город. Надька посмотрела на меня и сказала, чтобы я чулки сняла и постирала. Она где-то слышала про то, чтобы капрон долго носился, — его надо сначала простирнуть! Простирнули. Я хотела их мокрыми надеть, но Надька посоветовала подсушить по-быстрому над керосинкой! И сама взялась это сделать. Естественно, один чулок «случайно» упал в огонь!!! Вот я никуда и не пошла. Весь вечер проплакала…
* * *Приближался выпускной…
Два дня однокашники Лисы, азартно соревнуясь с такими же выпускниками из параллельного класса, украшали свою половину актового зала. Как чуньки перемазались красками, испортили одежду, которую, разумеется, было жаль, но не до трагизма. Да и какой мог быть трагизм на фоне грядущих событий? В эти дни все — как никогда — много шутили, но ещё чаще смеялись беспричинно, просто от избытка хорошего настроения. Смеялись, хотя души щемила лёгкая, по-особенному светлая тоска.
— Мы расстаемся навсегда! Понимаете, ребята, навсегда… — тоскливо завёл кто-то окончательно истомившийся.
В сказанное никто не поверил, слишком дико оно прозвучало. «Провидцу» хором посоветовали заткнуться и даже пообещали поколотить. Тот благоразумно замолк и, на всякий случай, сделал вид, что он тут не при чём, но первый камушек уже был брошен, и всем как-то разом взгрустнулось.