#на_краю_Атлантики - Ирина Александровна Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По щекам ее давно текли слезы, но ни она, ни Катя не замечали этого. Однако теперь ее подвел голос – он дрогнул и сорвался обрывистыми всхлипываниями, теми самыми, которые Юля ненавидела в себе. И все же она на удивление быстро подавила их – привычным усилием воли. О, она была сильной женщиной, в том не было сомнения. А такие женщины со временем забывают о том, что такое безудержный плач, они словно перерастают его, как детскую слабость.
– А ведь мы уже в Испании, как герой фильма. Нужно только пересечь Атлантику… и там, за бескрайним океаном, быть может, и есть наше спасение.
– Мамочка, все будет хорошо, – Катя села к ней и погладила ее нежно по волосам. – Я постараюсь не расстраивать тебя.
Ни Катя, ни Юля не подозревали, что последние слова матери, словно заклятие, не растворились в воздухе, а отнеслись в особые отделы Вселенной, где каждый вздох, каждый звук – на счету. Как скоро ей придется платить за все мысли и обещания, изреченные в моменты неистового напряжения чувств!
Глава восьмая
2013 год, март
Сергей искренне верил, что события сегодняшнего дня, спонтанные и резкие, станут новой вехой в их отношениях. Когда машина въехала во двор домов в стиле сталинского ампира, их глазам предстал просторный сквер с липами и кленами, рассаженными по периметру. Они еще были сухими и растрепанными руками-нитями чернили небосвод. Центральная часть сквера поднималась валуном, но ухоженным и опрятным – он был огорожен белыми гипсовыми перилами, вдоль которых располагались пока пустые клумбы.
На этом же возвышении стояли изящные скамейки с изогнутыми спинками. Детская площадка в отдалении пустовала. Казалось, что жизнь людей здесь протекала в строгом, аскетичном спокойствии, то есть именно в том самом отталкивающем хладнокровии, когда все давно решено и продумано – все вопросы судьбоустройства и вопросы о смысле бытия, – продумано на двадцать лет вперед, а порой и на всю жизнь, и не предвидится ничего нового, буйного, разрывающего шаблоны и заготовленные сценарии. Так не предвидится ремонт в потрепанной квартире или строительство нового комплекса в плотно застроенном, но старинном районе. Одним словом, все было подернуто печальной дымкой увядания.
В старом лифте с полупрозрачными стенами из проволоки Вера почувствовала, как внутри нее нарастает неловкость. Неужели она не способна была справиться с тем волнением, что вызывала в ней предстоящая встреча с родителями Сергея? Голубые ее глаза бегали с предмета на предмет, а короткие черные локоны покачивались от смеха. Сергей волновался тоже, но не подавал виду. Он поцеловал Веру в лифте, не обнимая, будто боялся дотронуться до нее.
– Как это ты все время боишься меня обнимать! – сказала она с едва уловимым недовольством в голосе. – Почему?
– Ну что ты, – он смутился и неуклюже обнял ее. Веру еще никто так неловко не обнимал, но она мирилась с этим: у нее были отношения раньше, и она уже понимала, что в человеке важно, а что нет. Мужчина, который знает, как угодить женщине, тешит женское самолюбие, особенно в глазах подруг. Но Вере нужен был мужчина не для того, чтобы хвастать перед подругами, ей нужен был мужчина для себя, для своей долгой жизни, совместных планов, возможно – рождения детей, а затем старости. И она знала, что он это в ней чувствовал, считывал все ее здравые рассуждения, отражавшиеся на лице, словно в книге, и оттого привязывался к ней все сильнее.
Владимир Олегович и Ольга Геннадьевна оказались приветливыми настолько, насколько могут быть родители, когда они еще не знают о романе их младшего сына, а он вдруг звонит им в дверь и вводит свою возлюбленную в квартиру без каких-либо объяснений и предупреждений. Встреча оказалась напряженной.
Родители Сергея жили в просторной сталинке в девяносто квадратных метров. В ней было два балкона, большая кухня, уютная гостиная и две большие спальни, одна из которых теперь, после отъезда сына, служила Владимиру Олеговичу кабинетом. Оба они были на пенсии, двигались медленно, особенно Ольга Геннадьевна, много читали, смотрели телевизор, выходили во двор и магазин. При этом они часто ездили в театр, не в силах отказаться от своей страсти, даже несмотря на большое количество людей в залах и неудобные кресла, после которых они сутки отлеживались дома и жаловались на боли в спине и ногах.
Ольга Геннадьевна, строгая и властная мать, готовила Сергея к тому, чтобы он жил с ней и отцом даже после женитьбы и стал их подспорьем в старости.
– Ты врач, зарплата у тебя невысокая, даже если в двух местах работать. Зачем тебе ипотека или съемное жилье? Живи с женой с нами. Главное, найди хорошую.
Но всякий раз, когда Сергей пытался строить отношения и приводил в гости женщину, оба родителя начинали попрекать его. Нет, даже не его, а его возлюбленных.
– Что это за девушка такая, что сразу осталась у тебя ночевать? И почему ты не спросил у нас разрешения? – выговаривала Ольга Геннадьевна.
– Мы вообще-то давно встречаемся, – отвечал Сергей.
– Почему с нами тогда так долго не знакомил?
– А зачем? – огрызался Сергей, потому что все эти допросы были ему крайне неприятны и повторялись с завидной регулярностью. К тому же он предчувствовал еще более оскорбительные нападки, потому начинал злиться заранее.
– Да! – махал рукой Владимир Олегович. – Такие Маши и Крым и Рим прошли.
– Что вы такое говорите! – разъярялся все больше Сергей. – Маша порядочная девушка, я даже обсуждать этого не хочу! Это просто смешно! Я не виноват, что у вас какие-то домостроевские взгляды на отношения!
– В твои годы, милый мой, можно было бы уважительнее относиться к родителям. Тем более что мы уже не так молоды, – отвечала Ольга Геннадьевна.
Он бы съехал раньше, намного раньше, если бы мог, – но учеба студента медицинской академии долгое время не позволяла мечтать ни о заработке, ни о подработке. Другой бы сын на его месте давно сдался, уступил напору родителей, стал бы ведомым, молчаливым и податливым, не встречался бы с девушками, но не Сергей. Мужская сила бурлила в нем и протестовала против любых попыток задавить его волю. Словно назло столь властным
