Агата Кристи. Она написала убийство - Доротея Холмс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большинство романов об Эркюле Пуаро были экранизированы в сериале «Пуаро Агаты Кристи»
Также Агата участвует в совместном проекте «Детективного клуба» – написании романа-буриме «Последнее плаванье адмирала».
* * *Много радости она получает от совместных путешествий с Максом. Они разъезжают по Ближнему Востоку, однажды попадают на территорию Советского Союза посещают Баку и Батум и, несмотря на недоразумения, вызванные языковым барьером, находят, что русские – очень улыбчивые и доброжелательные люди.
В 1945 году вышел фильм «И тогда не осталось никого» американского режиссера Рене Клера по роману Агаты Кристи «Десять негритят»
Ездила Агата с Максом и на раскопки Ниневии. Своей жизни на раскопах и работе археологов она посвятила книгу «Расскажи мне, как живешь». Много страниц в ней посвящено ярким пейзажам пустыни, необычным людям, с которыми археологи встречались на востоке, смешным происшествиям и маленьким приключениям, и самое главное – захватывающему процессу «войны со временем», целью которого было отвоевать забытые имена, предметы и подробности жизни, которою жили люди много тысяч лет назад. В этой книге звучат слова:
«Есть и еще один вопрос, который дотошная Археология задает Прошлому: “Расскажи мне, как жили наши предки?”
Ответ на этот вопрос приходится искать с помощью кирки и лопаты.
«Такими были наши печные горшки. В этой большой яме мы хранили зерно, а этими костяными иглами шили одежду. Здесь были наши дома, здесь – купальни, а вот наша канализация! Вот в том горшке припрятаны золотые серьги – приданое моей дочери. В этом маленьком кувшинчике я держала свою косметику. А это опять кухонные горшки, вы отыщете таких сотни. Мы их покупали у горшечника, что жил на углу. Вы, кажется, сказали – Вулворт?[18] Теперь, стало быть, его так зовут?..»
«Иногда попадаются и царские дворцы или храмы, еще реже – царские усыпальницы. Такие находки уже сенсация. В газетах появляются огромные заголовки, о наших находках читают лекции, показывают фильмы, о них известно каждому! Ну, а для того, кто копает, самое интересное, по-моему, – это повседневная жизнь горшечника, крестьянина, ремесленника, искусного резчика, сделавшего эти печати и амулеты с изображениями животных, и мясника, и плотника, и всякого работника».
Агата специально училась производить замеры и делать зарисовки в масштабе и фотографировать: во-первых, она не хотела быть балластом, во-вторых, археология чем дальше, тем больше ее увлекала. И труды не пропали даром. Однажды, когда она вслух пожалела, что в молодости не уделяла достаточно времени своему образованию, в частности историческому, Макс сделал ей изящный и, по-видимому, искренний комплимент: «Отдаешь ли ты себе отчет в том, что в настоящее время, пожалуй, нет в Европе женщины, которая знала бы о доисторической керамике больше, чем ты?»
Мой муж археолог, а археологи – это детективы прошлого
В Лондоне супруги купили дом 48 на Шеффилд-террас и еще один, в пригороде – в Уоллингфорде, а потом еще один – поместье Гринвей в Торки. Оттуда она писала Максу: «Я сидела на скамейке напротив дома над рекой. Он был ослепительно белым и очаровательным – отрешенным и безучастным, как всегда, – и при виде его красоты меня вдруг пронзила острая боль… Он слишком дорог для нас. Но какой восторг владеть им! У меня даже дыхание перехватило, когда я сидела там – в самом прекрасном месте на Земле – и думала об этом». Ей нравилось владеть домами: покупать их, ремонтировать, обставлять, сдавать в аренду. Хобби было дорогим, но, в конечном счете, доходным.
Розалинда поучилась за границей: в швейцарских и французских пансионах, побывала в Сирии на раскопках и с успехом начала свое дело в Лондоне.
А потом мир снова перевернулся: началась война.
Поместье Гринвей в Торки. Сейчас здесь находится музей Агаты Кристи
Глава 29. Вторая мировая
«Я не могу предложить ничего, кроме крови, тяжелого труда, слез и пота, – сказал Уинстон Черчилль в своей первой речи в качестве премьер-министра в палате общин 13 мая 1940 года. – Нам предстоит суровое испытание. Перед нами много долгих месяцев борьбы и страданий. Вы меня спросите, каков же наш политический курс? Я отвечу: вести войну на море, суше и в воздухе, со всей мощью и силой, какую дает нам Бог; вести войну против чудовищной тирании, превосходящей любое человеческое преступление. Вот наш курс. Вы спросите, какова наша цель? Я могу ответить одним словом: победа, победа любой ценой, победа, несмотря на весь ужас, победа, каким бы долгим и трудным ни был путь; потому что без победы не будет жизни. Это важно осознать: если не выживет Британская империя, то не выживет все то, за что мы боролись, не выживет ничто из того, за что человечество борется в течение многих веков. Но я берусь за эту задачу с энергией и надеждой. Я уверен, что нашему делу не суждено потерпеть неудачу. И в этот момент я чувствую себя вправе настаивать на всеобщей поддержке, и я призываю: идемте же, идемте вперед единой силой».
Уинстон Черчилль
Черчилль один из немногих в английском правительстве последовательно придерживался антигитлеровского курса. Он не считал создание Третьего рейха интересным социальным экспериментом вроде русского, который проводит суверенная Германия на своей территории (а именно таково было самое распространенное мнение в Британии в 30-е годы). Он увидел истинное лицо нацизма в гонениях на евреев и понял, что с этим режимом нельзя поддерживать никаких отношений. С самого начала был против политики «умиротворения» Гитлера, которую проводило правительство Чемберлена, и после заключения Мюнхенского соглашения сказал в палате общин: «У вас был выбор между войной и бесчестьем. Вы выбрали бесчестье, теперь вы получите войну». А 22 июня 1941 года, когда немецкие войска напали на Советский Союз, к которому Черчилль никогда не испытывал особых симпатий, он произнес: «Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о Сатане в палате общин».
Не все британцы были столь последовательны. В своих мемуарах Агата вспоминает о том, как впервые столкнулась с нацистской идеологией. Правда, не на британской территории, но во вполне английской гостиной.
«Помню случай, который оказался предзнаменованием грядущих событий, – пишет она в своей автобиографии. – В Багдаде нас пригласили на чай к доктору Гордану. Он слыл неплохим пианистом и играл в тот день Бетховена. У него была красивая голова и, глядя на него, я подумала, какой это замечательный человек: всегда любезен и тактичен. Но вот кто-то невзначай упомянул о евреях. Доктор Гордан изменился в лице, причем изменился поразительно, я никогда не видела такого жесткого выражения.
– Вы не понимаете, – сказал
