Вечер потрясения - Андрей Завадский

– Обыватели мало ценят победы, которые достаются ценой крови их родных, – резко ответил Джозеф Мердок. – И мы должны закончить эту войну раньше, чем недовольство, которое уже сейчас растет, примет вполне конкретные формы.

Здесь, в средоточии власти, Овальном кабинете, собрались расчетливые прагматики – романтикам и прекраснодушным мечтателям в большой политике места нет. В принципе, каждому из этих людей было жаль своих соотечественников, погибавших в схватках с русскими, никак не желавшими смириться с неизбежностью, но это была жалось к впустую, нерационально истраченным ресурсам. И каждый, как мог и как умел, пытался выбрать наилучший способ применения тех ресурсов, которые еще оставались в их распоряжении, пусть это была даже человеческие жизни.

– Но ведь все было не напрасно, сэр, – глава президентской администрации взглянул на своего босса глазами кристально честного человека. – Мы почти достигли своего. Враг, хотя и огрызается из последних сил, разгромлен, и эти отчаянные атаки не изменят исход кампании, если мы с вами, господа, не утратим былую решимость. Нельзя бояться потерь, ведь противник добивается именно этого. Солдаты живут для того, чтобы умереть, когда прикажет страна, а мы с вами должны сделать все, чтобы каждая смерть не оказалась напрасной. Нельзя, ни в коем случае нельзя останавливаться на достигнутом, сэр! Все эти жертвы нам простят только в одном случае – если мы принесем своему народу победу в войне!

– Благодарю, Алекс, – кивнул Джозеф Мердок. – Вы умеете подобрать нужные слова даже в такой час. Да, потери тяжелы, и мы, вся страна, еще не скоро оправимся от случившегося, но жертв и впрямь могло быть намного больше. Да и враг не долго торжествовал – наши моряки доложили, что атаковавшие эскадру русские подлодки были потоплены.

– Это так, сэр, – поспешно подтвердил Роберт Джермейн, который был рад любой возможности реабилитироваться. – Наш флот уничтожил две атомные субмарины, скорее всего, ударные подлодки класса "Виктор-3", одни из лучших, какими располагают русские. Никто из их команды спастись не смог, господин президент!

– Значит, ублюдкам не пришлось долго радоваться своим победам, – усмехнулся Алекс Сайерс. – Что ж, все справедливо.

Джозеф Мердок только кивнул в знак согласия. Несмотря на все потери, американские войска уверенно шли вперед. Гибель "Авраама Линкольна" при всей трагичности случившегося, в конечном итоге, не решала уже ничего – победа на море была одержана, и теперь все внимание лидера североамериканской державы было приковано к происходившему на суше. На юге, где перемалывали друг друга русские и американские дивизии на подступах к Грозному, и на севере, в считанных десятках миль от российской столицы, где наступала Третья механизированная, решался исход кампании. Там шли на смерть во славу своей родины, лучшие люди двух наций, истребляя друг друга в безжалостных схватках. Ну а "Линкольн"…

Булавочный укол – неприятно, но едва ли по-настоящему опасно. Потеря одного, пусть и самого мощного, корабля, в худшем случае, лишь немного отсрочит неизбежное, но обратить время вспять, пожалуй, не сможет и уничтожение половины флота. Сайерс, как, в прочем, и почти всегда, прав – главное не утратить решимость, быть готовым идти ради великой цели и на большие жертвы. А решимости президенту было не занимать. Джозеф Мердок не сомневался – они дойдут до конца.

Глава 7

Обзеглавлены

Ставропольский край, Россия – Инжирлик, Турция – Тбилиси, Грузия

19 мая

Командир роты аэродромной охраны вздрогнул, услышав донесшийся снаружи, из-за стен казармы, треск автоматных очередей, и, взглянув на радиста, поймал его затравленный взгляд. Младший сержант смотрел на своего командира, словно ждал от того откровения, а рядом отрывисто, взахлеб лаяли "калашниковы", и к их сварливому голосу уже добавилось глухое уханье тяжелых пулеметов и рявканье автоматических пушек. Взрыв грянул неподалеку, и казарма содрогнулась от пола до потолка. Времени оставалось все меньше.

– Сержант, какого черта уставился? – зло рыкнул капитан, от крика которого радист подпрыгнул на месте. – Дай связь, живо!

Творилось что-то невероятное, радио совершенно отказывалось работать, передачи натыкались на помехи, увязая в них. В прочем, после внезапного утреннего авианалета, когда в пару минут оказались сожжены все самолеты и вертолеты, находившиеся в этот час на базе, когда разом оборвались жизни почти сотни летчиков, техников и солдат из роты охраны, проблемы со связью казались просто досадными мелочами. И все же радисту удалось совершить невозможное. Очередной запрос, невесть какой по счету, нашел адресата, коснувшись антенный работавшей на прием рации за десятки, сотни верст от затерянного в степи аэродрома.

– Прием, прием, – хрипло закричал командир роты, слышавший, как тяжелые пули впиваются в кирпичные стены, высекая искры, кроша камень в порошок. – Ведем бой с американской пехотой. Прошу помощи! Повторяю, на аэродроме американцы! Всем, кто слышит, прошу помощи!

– Вас понял, – едва слышно донеслось из динамика сквозь свист и треск помех. – Слышу вас. Повторите ваши координаты!

Скороговоркой сообщив, где он находится, командир роты опрометью бросился к выходу из казармы, и в тот же миг в проем окна – уже без стекол, их выбило ударной волной еще при бомбежке – влетело несколько пуль, разбивших корпус радиостанции и вспоровших наискось грудь сержанта, так и не успевшего добраться до укрытия. Все это осталось где-то за краем сознания капитана, на бегу вставлявшего в горловину приемника АК-74 набитый патронами рожок и уже на пороге резким движением передернувшего затвор.

Выскочившему на свежий воздух офицеру предстала картина, которая прежде не являлась даже в самых жутких кошмарах. На перепахано взрывами, покрытое язвами воронок от бомб летное поле, обрамленное покрытыми копотью фюзеляжами самолетов, погибших на земле, не успев даже начать разбег, выползали американские бронемашины, а за ними, пригибаясь к земле, бежали затянутые в камуфляж непривычных расцветок пехотинцы. Враги.

Возле головы капитана с визгом пронеслись пули, и щеку обдало волной жара. кто-то неподалеку пронзительно закричал, когда в его плоть вонзились свинцовые осы, разрывая ее, вырывая клочья мяса из еще живого тела.

Офицер инстинктивно упал, плюхнувшись на бетонку, и, плотнее прижав к плечу приклад автомата, потянул спусковой крючок. АК-74 в руках командира роты судорожно вздрогнул, словно пытаясь вырваться их крепких ладоней, по ушам стегнул грохот выстрелов, в нос ударила волна пороховой гари, а по бетонному покрытию с тонким звоном покатились еще дымящиеся гильзы.

– Бойцы, занять оборону, – закричал, срывая голос, капитан, вновь встав во весь рост, так, чтобы его мог видеть каждый из нескольких десятков солдат, собравшихся возле казармы. – Открыть огонь!

Прямо на командира роты, рядом с которым было не больше отделения стрелков, грозно надвигался вражеский бронетранспортер, казавшаяся просто громадной восьмиколесная машина, нацелившаяся заостренным носом массивного корпуса на группу солдат. По броне защелкали выпущенные в упор пули, но надежные "калашниковы" теперь оказались совершенно бессильны. Зато враг не мешкал – плоская башня развернулась, и в лицо защитникам аэродрома ударила пулеметная очередь. Поток свинца смел нескольких солдат – командир роты видел, как одному разворотило грудь, а другому оторвало левую руку, и парень, брызгая вокруг собственной кровью, завертелся юлой, истошно вопя от боли и страха.

– А-а-а, суки! – Выскочив перед вражеской бронемашиной, капитан в упор выпустил длинную очередь, расстреляв весь магазин за пару секунд, и тотчас бросился в укрытие, на бегу пытаясь нашарить в подсумке запасной рожок.

Позади затрещали выстрелы, в бетон под ногами вонзились выпущенные вдогон пули, но командир роты уже нырнул за припаркованный на рулежной дорожке тягач, едва не сбив с ног одного из своих солдат, несколькими секундами ранее добравшегося до того же укрытия.

– Стреляй по пехоте, – приказал капитан, взглянув в полные безумия глаза солдата, нервно стиснувшего цевье поцарапанного АК-74. – Отсекай пехоту! Огонь!

Рота, ошеломленная бомбовым ударом, смятая внезапной атакой противника, прикрытого броней, все еще пыталась сопротивляться. "Калашниковы" плевались свинцом, в ответ враг молотил из автоматических пушек и спаренных пулеметов, беспощадным кинжальным огнем сметая жидкие заслоны. Сопротивляться было глупо, но о том, чтобы просто сдаться, сложить оружие, не думал никто, то ли веря в скорое появление подмоги, то ли просто не вспомнив о таком варианте.

Командир роты, высунувшись из-за капота тяжелого "Урала", вскинул автомат, почти не целясь выпустив очередь по группе чужих солдат, осторожно передвигавшихся позади своего бронетранспортера. Высокоскоростные пули калибра 5,45 миллиметра впились в грудь одному из врагов, свалив его с ног, легко прошив кевларовый бронежилет. Американец, точно затянутый в камуфляж мешок с картошкой, безвольно растянулся на бетоне, а те, кто был рядом с ним, проворно метнулись в разные стороны, пытаясь укрыться от роя визжащих пуль.