Сочинения - Валерий Брюсов

Опять, опять я – близко, рядом!

Мои слова расслышь, узнай!

Тебя пугали в детстве адом,

Тебе сулили в смерти рай.

Не верь: мы – здесь! Погасло зренье,

Не бьется сердце, умер слух,

Но знаю, слышу приближенье

Твое, как духа слышит дух.

Твои мечты горят, как свечи

Во мгле; ищу невольно их;

Дышу тобой, в минуту встречи,

Как запахом цветов ночных.

Усилием последней воли

Качаю завес… видишь дрожь?

Мне страшно, жутко мне до боли,

Но нашей связи не тревожь!

Как под водой дышать нет силы,

Так в мире косном душно мне…

Но для тебя, мой брат, мой милый,

Я снова – здесь, я – в глубине!

1913

Ты приходишь из страны безвестной,

Чужеземец! я – в родном краю.

Молод – ты, я – стар, так разве честно

Оскорблять святыню древнюю мою?

Я служу Перуну. В храме темном

Провожу, как жрец, свои часы,

Мою бога, на лице огромном

Золотые чищу я усы.

Я считаю десять пятилетий

С дня, как мальчиком вошел сюда, —

Старцы, мужи, женщины и дети

Чтут мои согбенные года.

Славишь ты неведомого бога, —

Я не знаю, властен он иль слаб.

Но всю жизнь у этого порога

Я склонялся, как покорный раб.

Или был безумен я все годы?

Иль вся жизнь моя – обман и стыд?

Но Перун царит из рода в роды,

Как и ныне над страной царит.

Удались отсюда, странник юный,

Унеси свой заостренный крест, —

Я пребуду данником Перуна,

Бога наших, мне родимых, мест.

Пусть ты прав, и бог мой – бог неправый…

В дни, когда покинут все наш храм,

Я, воспев Перуну песню славы,

Лягу умирать к его стопам.

В альбом

Многое можно прощать,

Многое, но ведь не все же!

Мы пред врагом отступать

Будем постыдно… О, боже!

Мы пред врагом отступать

Будем теперь… Почему же?

– Брошена русская рать

Там, на полях, без оружий!

Брошена русская рать.

Пушки грохочут все реже,

Нечем на залп отвечать…

Иль то маневры в манеже?

Нечем на залп отвечать,

Голые руки… О, боже!

Многое можно прощать,

Многое, но ведь не все же!

1915

Все краски радуги

Все краски радуги – небесные цвета,

Все трепеты весны – земная красота,

Все чары помыслов – познанье и мечта, —

Вас, пламенно дрожа, я восприемлю снова,

Чтоб выразить ваш блеск, ищу упорно слова,

Вас прославлять и чтить душа всегда готова!

Земля! поэт – твой раб! земля! он – твой король!

Пади к его ногам! пасть пред тобой позволь!

Твой каждый образ – свят! пою восторг и боль!

Пусть радость высшая пройдет горнило муки,

Пусть через вопль и стон в аккорд сольются звуки,

Пусть миг свидания венчает дни разлуки!

Всe краски радуги – небесные цвета,

Все образы весны – земная красота,

Все чары помыслов – всё, всё прославь, Мечта!

1915

Волны волос упадали,

Щечки пылали огнем.

С отзвуком нежной печали

Речи любовью звучали,

Нега сквозила во всем.

Солнце, с весенней улыбкой,

Воды теченья зажгло,

Мы над поверхностью зыбкой,

В лодочке утлой и зыбкой,

Медлили, бросив весло.

Милые детские грезы,

Вы не обманете вновь!

И тростники, и стрекозы,

Первые, сладкие слезы,

Первая в жизни любовь!

<1891–1915>

<Из Венка сонетов>

1

В моей душе, как в глубях океана,

Живой прибой зачатий и смертей, —

Стихийный вихрь неистовых страстей;

И им просторы водяные пьяны.

Здесь утро мира расцветало рано,

Земля здесь первых родила детей,

Отсюда сеть извилистых путей

Ко всем, кто дышит под лучом Титана.

Прародина живого! Как во сне,

Скользят в твоей безмерной глубине

Виденья тех явлений, что погасли;

Там, под твоим торжественным стеклом,

Еще жива, как в целом сонме Библий,

Несчетность жизней, прожитых в былом.

15

В моей душе, как в глубях океана,

Несчетность жизней, прожитых в былом:

Я был полип, и грезил я теплом;

Как ящер, крылья ширил средь тумана;

Меня с Ассуром знала Cordiana;

С халдеем звездам я воспел псалом;

Шел с гиксами я в Фивы напролом;

Гнал диких даков под значком Траяна;

Крест на плече, я шел в Иерусалим;

Как магу, Дьявол мне грозил сквозь дым;

Мара судил мне плаху гильотины;

И с Пушкиным я говорил как друг;

Но внятны мне звонки трамваев вкруг,

Как много всех, и все же я – единый!

<1915>

«С волнением касаюсь я пера…»

I

С волнением касаюсь я пера,

И сердце горестным раздумьем сжато.

Больших поэм давно прошла пора

(Как Лермонтов нам указал когда-то).

Но я люблю их нынче, как вчера!

Бессмертная, мне помоги, Эрато,

Мой скромный дар прияв, благослови

Рассказ в стихах о жизни и любви.

II

Я пережил дни искушений тайных,

И все равно мне, будет ли мой стих

В десятках или сотнях рук случайных…

Сам для себя люблю в стихах своих

Стеченье рифм, порой необычайных,

Я для себя пишу – не для других.

Читатели найдутся – сердце радо;

Никто не примет песни – и не надо!

III

Гремит война. Газетные столбцы

Нам говорят о взятых пулеметах;

На поле брани падают бойцы.

И каждый о своих родных в заботах,

Меж тем подводят в книгах мудрецы

Итоги бойни роковой на счетах…

Теперь ли время Музу призывать?

– Теперь, как и всегда! Шумела рать

IV

Аргивян на брегах, у древней Трои;

Прошли герои, но живет Омир!

И нашей жизни твердые устои

Падут во прах, вновь изменится мир,

Не встанут, может быть, сверкая, строи,

Но будет вечно звучен ропот лир,

Поэзия над славой и над тленьем

Останется сияющим виденьем…

<1915>

«Пришли рассеяния годы…»

Тот в гробе спит, тот дальний сиротеет.

А. Пушкин

Пришли рассеяния годы,

Нам круг друзей не съединить:

Один уже сошел под своды,

Которых нам не сокрушить;

Тот роком самовластным брошен

В изгнанье, на чужой гранит;

Тот в цвете дум болезнью скошен,

Не жив, не умер, – словно спит;

Тот бродит по далеким странам,

Тоской гоним, всегда один,

От нас отрезан, как туманом,

Чредой изменчивых картин;

Еще иные – в поле ратном,

В окопах, под дождем свинца;

Согласно при луче закатном

У нас забьются ли сердца?

Как знать? Но будь еще помянут

Один: он факел снов задул;

Не нами тайный враг обманут,

Нас друг неверный обманул.

Быть может, прежним идеалам

Остался верен только я:

Доныне не была причалом

Оскорблена ладья моя;

Но, жизни бурями испытан,

Таю глубины грез моих,

И ядом горечи напитан,

Нередко, мой вечерний стих.

29 июля. 1916

Верные лире

Мстит лабиринт…

Urbi et Orbi

К нам не была ль судьба скупа,

Нам не дары ль бросала щедро?

Пусть нашей жизни темная тропа

Не раз вела в глухие недра.

Пред нами был – весь ясный мир,

Мы шли сквозь грозные

Вверяя струнам вещих лир

Мечты, и души, и желанья.

Порой вступали в мглу пещер,

Где слышен грозный рев чудовищ,

Но к свету вновь, закляв химер,

Входили с грудами сокровищ.

И снова шли в цветах, в лучах,

Под щебет птиц, под рокот моря,

И нам был чужд пред долей страх,

Мы были рады мигам горя.

Но вновь во глубь тропа сошла,

Под черноту подземных сводов;

Кругом везде – слепая мгла,

Вой чудищ, призраки уродов.

Глядим назад, – но входа нет,

Вперед, – но выхода не видно.

Нам повстречать ли снова свет,

Луной дышать ли серповидной?

Вверх или вниз, но путь идет,

Он с каждым шагом – безысходной…

Но все равно! вперед, вперед,

Поем и в недрах преисподней!

1916

Лев и свинья

Басня по Ф. Достоевскому

Однажды Лев

Свинью обидел,

Да так, что целый лес ее позор увидел.

Придя в великий гнев,

Свинья донельзя расхрабрилась

(Известно, что и гнев порой мутит, как хмель),

За оскорбление отметить решилась

И вызвала владыку на дуэль.

Однако, возвратясь к родным пенатам,

Задумалась Свинья

И, страха не тая,

Расхрюкалась пред умным братом:

«Ах, братец, вот – попала я в беду!

Ты знаешь Льва суровый норов!

Уж лучше я куда-нибудь уйду!»

Но Боров

(Он был писатель, с едкостью пера)

В ответ ей: «Погоди, сестра!

К чему бежать так прямо?

Поблизости помойная есть яма:

Получше вываляйся в ней,

А после выходи на бой с царем зверей».

Свинья послушалась совета.

Помоями вонючими кругом

Вся облепилась до рассвета

И так предстала пред врагом.

Свидетелями беспримерной брани

Был полон лес и ближний дол.

И вот явился Лев, как обещал заране, —

Пришел, понюхал и ушел…

И долго после свиньи все вопили:

«Лев струсил! мы-де победили!»

Так иногда завзятый полемист

К газетному нас требует барьеру,