Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт

У симпатичного деревянного домика Гитлера была широкая нависающая крыша и скромный интерьер: столовая, маленькая гостиная и три спальни. Мебель была стилизована под обстановку старых деревенских домов Германии и создавала в помещении атмосферу мещанского уюта. Медная клетка с канарейкой, кактус и каучуконос усиливали это впечатление. На салфеточках и подушках виднелись свастики, вышитые почитательницами.

Хаус Вахенфельд описан (кто бы мог подумать!) в статье английского журнала Homes and Gardens, в ноябрьском выпуске 1938 г. — два года спустя после оккупации Гитлером Рейнланда, через шесть месяце в после присоединения Австрии и всего за неделю до Kristallnacht, печально известной «Ночи разбитых витрин». Статья под заголовком «Горный домик Гитлера» предлагает вниманию увлекательную экскурсию по шале на трех страницах, представленную в слащавой манере современных журналов, описывающих визит в красивый дом какой-нибудь мелкой знаменитости. Автор под псевдонимом Игнатиус Фэйр (его настоящее имя — Уильям Джордж Фитцджеральд) рассказывает своим читателям:

Уже двенадцать лет, как Гитлер определил место своего единственного и неповторимого дома. Цветовая гамма внутри этого светлого, просторного шале составлена в нежных желто-зеленых тонах. Фюрер — сам себе декоратор, дизайнер, а также и архитектор… [Гитлер] любит, чтобы у него дома стояли букеты живых цветов. Он получает удовольствие от общества иностранных знаменитостей, в особенности живописцев, музыкантов и певцов. Он развлекает гостей забавными рассказами…

Статья иллюстрирована несколькими фотографиями, снятыми Генрихом Гофманом за несколько лет до того. Homes and Gardens получил их от пресс-секретаря нацистской партии. Но откуда взялась фраза «развлекает забавными рассказами»?

Жилье Гитлер себе нашел. Оставалось найти кого-то, кто стал бы о нем заботиться. Он написал своей сводной сестре Ангеле Раубаль, и хотя последние пятнадцать лет они практически не общались, предложил ей место поварихи и экономки в своем доме, добавив, что ее дети тоже могут приехать. На первый взгляд решение казалось разумным. Он мог не сомневаться в сдержанности и здравомыслии родственницы. Не исключено, что он даже испытывал некоторое чувство вины за то, что пренебрегал ею и ее детьми все эти годы, и хотел как-то компенсировать свое невнимание, хотя фрау Раубаль никогда не ждала помощи от безалаберного сводного брата. Принимая ее на работу в Хаус Вахенфельд, он, должно быть, надеялся таким образом облегчить ей жизнь и обеспечить себе домашний уют. Две проблемы решены. Приглашение могло быть, кроме того, как-то связано с тем, что фрау Раубаль отлично пекла сладкие пироги, которые он помнил с детства. Генриетта, дочь его официального фотографа Генриха Гофмана, писала: «Она была добрая, сострадательная женщина и мастерски готовила австрийские деликатесы. Она умела делать воздушное слоеное тесто, сливовые пироги с корицей, пористый маковый штрудель и ароматные ванильные пирожные — все эти невозможно вкусные вещи, которые ее брат так любил».

Приглашение было принято. Фрау Раубаль оставила свою работу в Вене и переехала в Оберзальцберг в марте 1927 года, привезя с собой только младшую дочь Эльфриду. После их приезда Гитлер впервые за много лет почувствовал, что у него есть дом. Сводная сестра заботилась о его насущных потребностях, а тихая, неназойливая Эльфрида приносила и уносила посуду, вытирала за ним стол и открывала дверь гостям — он едва замечал ее бессловесное присутствие. Старшая девочка, его племянница Ангела Мария, которую с детства все звали Гели, чтобы не путать с матерью, осталась в Вене, собираясь приехать после выпускных школьных экзаменов. Однажды она была на экскурсии в Мюнхене, в 1925 году, вместе с группой своих шестнадцатилетних одноклассниц в сопровождении учительницы. В тот раз она заранее написала дяде, прося разрешения навестить его, но он ответил, что не может уделить ей время, и поручил одному из своих помощников сводить ее на прогулку и показать достопримечательности города. Это вполне мог быть Эмиль Морис, шофер Гитлера, сыгравший в скором времени роковую роль в ее жизни.

Гели была девушка с сильным характером, порывистая и гордая, безразличная к мнениям одноклассников и учителей. Она была либо очень умна, либо очень усердна — во всяком случае, ей удалось сдать школьные экзамены и получить первый аттестат зрелости за всю историю семьи. В июле 1927 года дядя собственной персоной отправился на вокзал Берхтесгадена встречать ее с поезда. Если она вообще помнила его, то как тощего взъерошенного юнца, без умолку болтающего о политике. Он же, вероятно, высматривал в толпе робкую школьницу с косичками. Надо полагать, обоих ждал изрядный сюрприз.

Глава 8

Гели — Гитлер — Ева

За два дополнительных года учебы, необходимых, чтобы сдать экзамены на аттестат, Гели из девочки-подростка превратилась в самоуверенную молодую женщину с роскошными формами. Она и ее дядя имели двух общих опасно близких родственников (злонравный Алоис был отцом Гитлера и дедом Гели, и, разумеется, мать Гели Ангела приходилась Гитлеру сводной сестрой), однако, судя по фотографиям, они совсем не походили друг на друга. Он был бледный, она — смуглая; у него светло-голубые глаза, у нее — темно-карие; у него тонкие прямые волосы, у нее — густые и волнистые. И характеры у них не совпадали. Она — живая, дерзкая, любительница развлечений, ее интерес к противоположному полу говорил о здоровом либидо. Гитлер — замкнутый и властный аскет. Но в глубине души и дядя и племянница были крайне эмоциональны, обидчивы, подвержены приступам гнева и депрессии, переменам настроения. Оба не знали этого — и многого другого — друг о друге. Их взаимоотношения изначально строились на неверных предпосылках. Она рассчитывала, что он даст ей средства и положение в обществе, а затем отпустит жить собственной жизнью, в то время как Гитлер с момента встречи с племянницей в июле 1927 года планировал вылепить из нее образец молодой женщины, идеальную Мисс Дойчланд.

С Гели он мог играть роль ментора и покровителя, наставника и доверенного лица. Гитлер решил, что его племянница одарена и должна учиться дальше. Собственные пробелы в образовании — пусть в основном и по своей вине — раздражали его до сих пор. Он готов был взять на себя расходы за ее дальнейшее обучение (как ни странно для человека, убежденного, что единственное предназначение женщины — быть женой и матерью). Гели подумывала о том, чтобы стать врачом, и в октябре, поступив на медицинский факультет Мюнхенского университета, переехала в пансион Klein. Медицина интересовала ее недолго. Затем она решила сделаться певицей, и дядя оплачивал ее уроки пения. Он заезжал за ней пораньше и сидел под дверью кабинета, где проходили занятия, слушая, как она разучивает арии. Но вскоре Гели бросила и эту затею. Проведя почти двадцать лет в нищете, после трудного взросления без отца (он умер, когда ей было два года) и вообще без мужского попечения, она не расположена была повиноваться мужчине и не желала достигать профессиональных навыков годами изнурительного труда. Ей хотелось веселиться. Освободившись от строгих школьных правил, она с нетерпением ждала возможности испробовать свои чары на представителях сильного пола.