Роковые иллюзии - Олег Царев

По словам Орлова, «советскому правительству было желательно одно: реорганизовать свои разведывательные операции на чужой территории таким образом, чтобы в случае провала какого-нибудь агента следы не приводили в посольство СССР и чтобы советское правительство имело возможность отрицать любую с ним связь»[156]. Поэтому в начале 30-х годов советские разведслужбы стали практиковать новый способ действий, основывающийся на так называемой «нелегальной» резидентуре, которая была полностью отделена от советских посольств и торговых представительств. «Нелегальный» аппарат действовал тайно, под прикрытием иностранного гражданства, пользуясь своим собственным каналом связи с Центром в Москве. Подобная организация операций оказалась настолько успешной, что, по словам Орлова, она была принята на вооружение также и советской военной разведкой. «Подпольные резидентуры постепенно взяли на себя большую часть деятельности разведки за границей», — писал Орлов. Он отметил при этом, что «легальные» резидентуры не были ликвидированы полностью, поскольку руководители советской разведки изменили свои намерения, решив, что советской разведке будет выгодно наблюдать за событиями в стране через две не зависимые друг от друга агентурные сети, чтобы иметь возможность сверять информацию, полученную от одной из них, с данными, полученными от другой[157]. Но «легальным» резидентам было приказано воздерживаться от рискованных операций, которые могли бы нанести ущерб престижу Советского Союза. Таким образом, 30-е годы стали золотым десятилетием так называемых «великих нелегалов» благодаря новаторским усилиям Орлова и его товарищей, которые приступили к выполнению задачи создания подпольных агентурных сетей по всей Европе.

«Подпольные резидентуры были наделены широкой свободой действия и имели обширную сферу деятельности», — отмечал Орлов. Отличие «нелегальных» операций от «легальных» заключалось в том, что на «офицеров советской разведки, ответственных за тайные агентурные сети, уже не распространялись иммунитет сотрудников советского посольства и привилегии дипломатического паспорта, а кроме того, они были лишены возможности пользоваться услугами дипломатической почты, с помощью которой добытые секреты можно было без проблем переправлять в Москву»[158]. Это подвергало сотрудников разведки более значительному личному риску.

«Переход советской разведки на подпольные методы работы совершался не без труда», — вспоминал Орлов. Помимо утраты дипломатической неприкосновенности и гарантий, что в случае провала правительство СССР начнет заявлять энергичные протесты, чтобы добиться их освобождения, возникала еще одна проблема — проблема нехватки офицеров разведки, которые бы достаточно хорошо владели иностранными языками, чтобы сойти за граждан зарубежных стран. Чтобы решить ее, ОГПУ — НКВД приняли серьезную программу подготовки кадров. Она предусматривала приобретение офицерами легальных профессиональных или коммерческих навыков для прикрытия, которое дало бы им возможность провести многие годы в стране, где предстояло работать.

Разведчикам также требовались новые удостоверения личности. Решение этой задачи входило в обязанности паспортной группы Иностранного отдела ОГПУ — НКВД. Ее сотрудники должны были раздобыть и подправить подлинные паспорта иностранцев, эмигрировавших в Советский Союз, или изготовить фальшивые паспорта иностранных государств. Для того чтобы сделать паспорта, которые могли бы выдержать скрупулезную проверку сотрудниками службы иммиграции, требовалось изготовить соответствующие штампы, обрложки и документацию. Для этого привлекались самые высококвалифицированные специалисты-граверы. Но как бы искусно ни была изготовлена подделка, ее можно было обнаружить, наведя справки относительно номера и серии паспорта в регистрационных службах страны происхождения. Именно по этой причине все советские заграничные резидентуры получили задание добывать — путем обмана или подкупа сотрудников паспортных отделов — подлинные экземпляры паспортов. Особую ценность для советской разведки представляли американские паспорта. Это объяснялось не только тем, что престиж Соединенных Штатов заставлял полицию европейских стран относиться к ним с уважением, но и тем, что неумение его владельца говорить на чистом английском языке не вызывало подозрений, поскольку Америка была приемной родиной многочисленных русских и других европейских эмигрантов[159].

Подобно многим советским «нелегалам», Орлов путем ловкой махинации обзавелся подлинным американским паспортом. Одним из способов, объяснял он, было получение фотокопии свидетельства о рождении ребенка, умершего в младенчестве, возраст которого приблизительно соответствовал возрасту разведчика. Требовалось всего лишь два свидетеля, которые подтвердили бы личность претендента на получение паспорта, дав нотариально заверенную клятву, что знают его в течение пяти лет. К заявлению на получение паспорта прилагались документы о натурализации недавно прибывшего иммигранта того же возраста и с теми же исходными данными, которые не составляло труда «позаимствовать» за некоторую мзду и выдать за собственные документы разведчика. Этим методом воспользовался и сам Орлов для получения своего американского паспорта в ноябре 1932 года, когда он побывал в США с якобы официальным визитом, организованным компанией «Дженерал моторе»[160].

Американский паспорт Орлова на имя Уильяма Гол-дина был получен путем подачи фиктивного заявления с помощью тайного советского агента в Нью-Йорке, работавшего под псевдонимом «Саунд». Орлов, вполне возможно, вспоминал личный опыт, когда писал об «одном советском офицере» разведки, рвавшемся испытать свою новую личину сразу же, как только ступил

100

на борт судна, на котором возвращался из Нью-Йорка в Европу в конце 1932 года[161]. Он припомнил два случая, которые научили «этого самого офицера НКВД» сначала усердно поработать дома, чтобы «отшлифовать» свою легенду, прежде чем он сможет выступить в новой роли американца.

Советскому офицеру, путешествующему под чужим именем, писал Орлов, показалось вполне уместным в ответ на вопрос кого-то из сидящих за карточным столом на пароходе о его профессии назваться «меховщиком». Это оказалось ошибкой, потому что нью-йоркские дамы засыпали его вопросами о «ценах на разные сорта норки». От цифр, которые он взял с потолка, «у дам просто глаза на лоб полезли», и они стали избегать его, заподозрив, что он «либо вор, либо сумасшедший»[162]. Второй случай, описанный Орловым, произошел после того, как пароход прибыл в Шербур и офицер добрался оттуда до Парижа. Там он зарегистрировался в «Гранд-отеле» по своему новому американскому паспорту, объясняясь на французском языке, которым хорошо владел. «Клерк-регистратор по воле случая оказался американцем из Бруклина; он был рад приветствовать соотечественника по-английски и задал пару вопросов о том, как прошло плавание». От неожиданности разведчик растерялся и пробормотал какую-то «неопределенную фразу по-английски, которую клерк не понял». Попытка выпутаться из сложившейся ситуации закончилась полным конфузом, и, как писал Орлов, он выписался из отеля на следующее утро, сдал свой американский паспорт на хранение в посольство СССР и подал в Московский центр заявление на трехмесячные курсы английского языка.