Ястреб халифа - К. Медведевич

Саид долго стоял у ворот, то поднимаясь на стременах и прикладывая руку к глазам, то со вздохом опускаясь обратно в седло. Наконец, он увидел, как на заброшенную южную дорогу, по которой уже несколько веков не ходили караваны, из рабата выехал одинокий всадник. Саид провожал его взглядом, пока медленно плетущийся среди желтоватой пыли конь с поникшей в седле фигуркой не исчезли из виду среди холмов.

… — Вон он! — воин показал на крошечную светлую точку в белесом мареве над пустой дорогой.

Самийа мчал к городу со скоростью ястреба, летевшего над ним в выцветшем от тонкой пыли небе. Кви-ии, кви-ии — падал с неба ястребиный крик.

— Где ж тебя носило, сволочь ты эдакая… — прошептал Аммар, чувствуя, как злость в нем сменяется радостью и чувством невероятного облегчения.

Когда он получил известия о произошедшем в Фейсале и обнаружил, что самийа уж сколько дней как уехал в никуда, да так и исчез, будто сгинул, Аммар вдруг испугался. А вдруг волшебный воин его покинул? Мало ли, может, он, Аммар, совершил нечто непоправимое, и теперь таинственные силы, давшие ему в руки самийа, его отобрали. И вот теперь, по прошествии восьми полных тревоги и военных хлопот дней, нерегиль возвращался.

Вскоре вдали уже можно было рассмотреть фигурку всадника в светлой джуббе, во весь опор несущегося к городу. Всадника можно было понять — за его спиной во все небо вставала грозовых размеров туча серой пыли. Через плоскогорье Мухсина шли сто пятьдесят тысяч сабель Эрдени-батура, хорчина[5] Эсен-хана.

Ибн Хальдун показывал ему грамоты, привезенные злополучным посольством кочевников. В предназначенной лично ему, Аммару, исписанной киданьскими иероглифами бумаге, говорилось, что Эсен-хан покорил все царства Северного Хань. Теперь было понятно, почему Мерв и Беникассим не атаковали сразу, как открылась эта самая проклятая «дорога на крови», как назвал ее Тарик. Свирепое отродье степных шайтанов в течение четырех предшествующих лет уничтожало империи киданей, тангутов и найманов, до сего времени процветавших между Большой степью и северными границами Ханатты. Ханьцы-купцы, приехавшие в Беникассим и в Фейсалу, не были союзниками джунгар. Они были их рабами. Их послали на смерть, как предназначенный в жертву богам скот. Джунгары-послы, видимо, тоже знали, на что шли — шайтан их знает, возможно, Эсен-хан избрал такой способ казни для неугодных родственников: и прибыльно, и выгодно.

Еще в высланной Аммару грамоте сообщалось, что поведение «северного царя» разгневало Тенгри. И Эсен-хан даже не может сказать, что случится теперь с северным царем, его народом и землями. Все в воле Тенгри — так завершалось послание.

Чтоб тебе вечно гореть в самой жаркой смоле джаханнама, подумал Аммар.

Тем временем всадник на сером сиглави уже подлетал к рабату. В кварталах предместья царил оживленный хаос бегства: люди пытались выбраться из запруженных тачками и арбами узеньких кривых улиц и, кидая взгляды на заволоченное страшной тучей небо, начинали метаться в панике. Аммар отрядил в рабат три полусотни гвардейцев с приказом гнать всех плетьми к аль-касру и за стены шахристана. Прямо лупите их по спинам и по рукам, если будут цепляться за поклажу, идиоты набитые, — напутствовал он воинов. Очищенный от людей рабат предстояло сжечь.

К северу от города, в долине, тоже поднимался к небесам жалостный вой и крик — людей древками копий выталкивали из домов, разрешая взять с собой лишь самое необходимое. Ну и припасы на пять дней. В долине носились от деревни к деревни, от усадьбы к усадьбе воины Правой гвардии, сгоняли, не разбирая, кто есть кто, — феллахов, хозяев богатых домов, их рабов и домочадцев, — в огромные толпы и уводили в горы. Многих приходилось отыскивать в укрытиях и оросительных каналах и гнать прочь от домов плетьми — люди все не могли поверить, что конец света, конец Фейсалы уже при дверях.

…Тарик быстро шел по стене к нему навстречу — как всегда прямой, с высоко поднятой головой и спокойно-невозмутимым выражением бледного лица. Впрочем, сейчас самийа был с ног до головы покрыт белесой пылью — даже черная грива волос стала серой там, где выбивалась из-под повязанного вокруг головы платка. Аммар заметил, как на нерегиля оглядываются и показывают друг другу — люди облегченно вздыхали и, поднимая лица на небу, радостно складывали ладони в молитвенном жесте благодарности. «Вернулся, вернулся!» — занятые сбором навоза мальчишки бросили лопаты и со всех ног припустили в лабиринт улиц — «малак вернулся, малак здесь, ангел вернулся к повелителю верующих!».

— У меня есть плохие новости и хорошие новости. Плохие новости: купцы были правы — их действительно сто пятьдесят тысяч сабель, — не стал тратить время на приветствия нерегиль и встал рядом с Аммаром. — Хорошая же новость такова, что половина этого войска — сброд. Джунгары гонят перед собой пленников и данников — киданей и найманов.

— И тангутов, — добавил Аммар. — Я прочитал бумаги посольства. Они захватили Эдзин и Кафан.

— Тангутов в войске нет, — обернулся к нему Тарик. В его больших серых глазах, как ни странно, читалась грусть. — Эсен-хан истребил всех тангутов. Всех до единого, «всех отцов и матерей», как изящно выражаются его сказители.

— Ну вот, а ты говорил, что это ирчи, — усмехнулся Аммар. — Разве может быть у ирчи изящная словесность? Это люди, Тарик, люди. И этот Эсен-хан — он просто человек.

Нерегиль бросил на Аммара какой-то странный взгляд — словно хотел что-то сказать и долго колебался. Потом тряхнул головой и передумал. И ничего не ответил.

Нерегиль оказался прав — передовыми отрядами огромной армии оказались бредущие пешком люди в рваной одежде, кое-как вооруженные кто луком, кто копьем, а кто и просто острой палкой. Этих горе-воинов гнали гарцующие на мохнатых низеньких лошадках джунгары — в епанчах и лисьих малахаях, даже по такой теплой погоде. Кочевники размахивали плетьми, загоняя в строй еле плетущихся рабов. Упершись в пылающие кварталы рабата, войско джунгар остановилось. Наблюдающие за происходящим с башен аль-касра и шахристана ашшариты вскоре увидели, что кочевники решили встать под стенами Фейсалы лагерем.

Ночь явила защитникам города страшное зрелище: под подсвеченным рыжеватым пламенем небом на юг до самого горизонта тянулись огни костров — лагерю джунгар не было видно ни конца, ни края.

Под утро в Пятничной масджид города улемы начали читать проповеди о конце света, о грехах и распущенности наших дней, о гневе Всевышнего, явившемся в виде джунгарского войска, дабы покарать нечестивых лицемеров и сделать пути верующих прямыми. Аммару пришлось прийти в масджид в сопровождении полусотни ханаттани и разогнать каркающих служителей единого Бога. Затем он взошел на минбар и, как халиф своего народа, прочел оттуда проповедь. В ней он напомнил людям о таких именах Всевышнего, как Охраняющий, Дарующий безопасность и Прощающий, а также Миротворящий и Аль-Муиззу — Дарующий силу и победу. Если Всевышний с нами, закончил свою речь Аммар, то чего же мы можем лишиться? По милости Его завтра те, кто останутся в живых, будут праздновать победу на пирах среди садов долины, а те, кто примет венец мученичества, будут праздновать победу в садах рая. Всевышнего не зря называют Ас-Самииу — Всеслышащий. Он знает о наших нуждах и уже готовит нам копье силы и венец победы! Этими словами Аммар закончил проповедь и велел всем расходиться.