За Москвою-рекой. Книга 2 - Варткес Тевекелян

— Нет, разумеется.

Борода поднялся к себе и вернулся с большой лупой. Он протянул Юлию Борисовичу одну бумажку.

— Вот взгляните, это знаменитый американский доллар, который имеет хождение во всем мире, даже в самых отдаленных уголках, а это, — он протянул вторую бумажку, — канадский. Разницу заметили?

— Заметил.

— Так запомните хорошенько, иначе вам могут подсунуть канадский вместо американского.

— Скажите, — Юлий Борисович замялся, — что будет, если… Ну, если я попадусь?

— Зачем говорить такие неприятные слова! Если, на худой конец, чекисты проследят, что абсолютно исключается, вам следует избавиться от чемодана, и больше ничего. Без вещественного доказательства ни один суд не может осудить вас. Слава богу, мы живем в цивилизованном обществе, где соблюдаются законы!

Юлий Борисович взял чемодан, попрощался со стариком и уехал домой.

По дороге он размышлял о том, что в чемодане у него десять тысяч рублей, на худой конец, легко можно их присвоить, объявив, как учил сам Борода, что вынужден был избавиться от чемодана. Можно же в оправдание выдумать какую-нибудь правдоподобную версию и выйти сухим из воды.

«Львов побоку. Взять да поехать с деньгами домой и не подвергать себя риску. Не заявит же Борода в милицию о пропаже». Подумав так, Юлий Борисович даже заерзал на жестком сиденье электрички, потом решительно отверг такой вариант, не потому, что боялся мести Бороды и компании, хотя и это приходилось брать в расчет, а из соображений, что при помощи того же Бороды и его приятелей ловкими комбинациями можно сколотить значительно больше денег и тогда подумать более основательно о перспективах. Так решил он и по дороге домой заехал на Киевский вокзал и купил билет до Львова в купированном вагоне.

9

В бессонные ночи Власов обдумывал широкие планы действия. Из хаоса реального и фантастического постепенно выкристаллизовалось одно: он отправляется в Госкомитет торговли, добивается приема у председателя или его первого заместителя, показывает альбом с образцами новых тканей, демонстрирует готовые изделия из них. Поначалу сделает вид, что ему ничего не надо, — пришел, мол, так, показать образцы новых тканей, которые начал вырабатывать Московский камвольный комбинат. Пусть полюбуются. Спросят: много ли вырабатывается таких тканей, а он скромно ответит, что выработано порядочно. Можно бы и еще больше, но отпускать торгующим организациям не можем из-за отсутствия утвержденных цен. Уже более трех месяцев тянется волокита, а конца не видно…

Выслушав все это, председатель, или его заместитель, возмутится, воскликнет: «Что за чертовщина! Когда же придет конец такому бюрократизму, — люди выработали ходкие ткани, подходящие к сезону, но отгружать не могут из-за отсутствия цен. Так и мода пройдет на них, уменьшится спрос… Немедленно утвердить цены!..»

Примерно в таких радужных красках рисовались Власову возможные решения мучающих его вопросов. Но так было по ночам. Днем становилось совершенно очевидно, что ночные видения никакого отношения к реальному положению вещей не имеют.

На следующий день после осмотра готовых изделий Власов позвонил секретарю райкома Сизову, втайне надеясь, что получит дельный совет.

Так и случилось.

— Удивляюсь вам, Алексей Федорович, — сказал Сизов. — Такой серьезный человек и вдруг занялись строительством воздушных замков. Пройдет неделя, если не больше, прежде чем вы добьетесь приема у председателя комитета. И еще вопрос: добьетесь ли вообще? Да и захотят ли они принять срочные меры по такому, по их масштабам, пустяковому поводу? Подумаешь, дело какое, какому-то комбинату задержали утверждение цен!..

— Что же делать, что же делать? — чуть не закричал в телефонную трубку Власов.

— Нельзя ли мне взглянуть на эти готовые изделия? — спросил Сизов.

— Пожалуйста! Скажите, когда удобно, и я привезу их к вам в райком.

— Зачем в райком? Я сам к вам приеду.

— Когда?

— Да хоть сейчас. Вы не заняты?

— Нет. Я вас жду! — поторопился с ответом Власов.

Приехав на комбинат, Сизов придирчиво рассматривал костюмы, хвалил их, потом спросил:

— А цены?

— Какие цены? — удивился Власов.

— Этих со вкусом сшитых костюмов. Сколько заплатит, скажем, модница с кондитерской фабрики «Рот Фронт» за это элегантное пальто или инженер радиозавода за костюм?

— Не скажу. Знаю стоимость метра каждого образца, а вот сколько будет стоить пальто или костюм… — Власов развел руками. — До этого мы не додумались, — признался он.

— Но ведь люди не ткани ваши будут носить… Дайте задание срочно выяснить и ждите моего звонка. Я посоветуюсь с секретарями городского комитета партии и скажу вам результат.

Не прошло и двух часов, как позвонил Сизов и сообщил, что секретари горкома согласились посмотреть новые ткани комбината и готовые изделия из них. Власову нужно срочно связаться по телефону с управляющим делами горкома, договориться с ним и, не теряя времени, заняться организацией выставки новых тканей в зале заседаний бюро.

— Учтите, помещение там небольшое. В вашем распоряжении полтора дня, успеете? — спросил Сизов.

— Надо успеть! — Власов был взволнован. Он знал, что Сизов человек слова, но такой оперативности не ожидал даже от него.

Человек ровный в обращении, доброжелательный к людям, Сизов не скрывал от себя, что питает особую симпатию к директору камвольного комбината Власову. Ему был по душе этот широкий, увлекающийся человек. Даже когда поиски заводили Власова в сторону от практических нужд, Сизов понимал, что беспокойный директор руководствовался благородным стремлением сделать как можно лучше. Такова уж натура этого человека. И, оглядываясь назад, Сизов не жалел, что в свое время, в трудную для Власова минуту, вступился за него и добился восстановления его на работе. А ведь тогда нелегко было отстаивать работника, проявившего слишком большую самостоятельность. В те годы думали так: сегодня самостоятельность в мелочах, завтра начнется в крупном, будет игнорировать авторитеты, перестанет ждать команду свыше, а этого допускать нельзя. Чтобы отстоять Власова, Сизову пришлось действовать отнюдь не как секретарю райкома. Сизов знал, что властолюбивый секретарь городского комитета был в натянутых отношениях с тогдашним министром текстильной промышленности. Докладывая первому секретарю о снятии Власова с работы, Сизов точно представлял себе, на какой струне следует сыграть, и сыграл отлично.

— Дело в конечном итоге не во Власове, — добавил он как бы между прочим, — правда, Власов знающий инженер и отличный организатор, комбинат под его руководством работал хорошо, но дело сейчас не в этом. Очень обидно, что этот зазнавшийся министр не считается с мнением партийных организаций. Допустим, райком партии, на территории которого находится комбинат, ему не указ, а вот с городским комитетом он обязан был, прежде чем подписывать приказ, хотя бы формально согласовать вопрос о снятии с работы крупного директора.

— Почему формально? — Первый секретарь нахмурил брови.

— По той простой причине, что самонадеянный министр мог аргументировать свой отказ считаться с мнением Московской партийной организации тем, что, мол, комбинат союзного подчинения, а его директор — номенклатура ЦК и к городу отношения не имеет.

— Это мы еще посмотрим, имеет отношение или нет!

Первый секретарь поднял трубку правительственного телефонного аппарата — «вертушки», позвонил кому-то и сказал:

— Директор Московского камвольного комбината Власов работал очень хорошо и, по нашим сведениям, никаких глупостей не натворил, израсходовал несколько сот тысяч рублей не по той статье и пустил их на реконструкцию цеха. Подумаешь грех какой! Мы протестуем против его снятия, тем более что министр не захотел считаться с нами и предварительно не согласовал вопрос… И вообще пора призвать таких не в меру ретивых министров к порядку.

Через три дня после этого разговора приказ о снятии Власова был отменен и Алексея Федоровича восстановили в должности директора.

Воспоминания о тех минувших днях Сизову были противны, ему ведь пришлось сыграть тогда неблаговидную роль царедворца-интригана. Но другого выхода он не знал, недаром ведь говорится, что иногда цель оправдывает средства. Но и сейчас Сизов не жалел, что пошел на это, не ошибся во Власове. За минувшие годы Власов сделал много полезного. Коллектив комбината во главе со своим неуживчивым директором показал образцы трудового подвига, без больших затрат удвоил выпуск продукции, а если говорить правду, то по существу был создан второй комбинат.

Власов сейчас тоже поднимает чрезвычайной важности вопрос — об ассортименте и качестве выпускаемой комбинатом продукции. Впрочем, это касается не только камвольного комбината, но и всей промышленности в целом, — конечно, в первую очередь промышленности, выпускающей ширпотреб.