Тень спрута - Сергей Щеглов

— Соблюсти — куда труднее, — пояснил Калашников. — Сколько раз я себе зарок давал, что больше не пью! А толку?!

Шахматова приоткрыла рот и стрельнула глазами в сторону Штерна.

— Все нормально, — успокаивающе сказал тот. — Артем Сергеевич родился в двадцатом веке. В то время человеческий организм был очень плохо приспособлен для выполнения своих высших, интеллектуальных функций.

4.

Калашников обнаружил, что сделал большой шаг назад и спиною уперся в стену. Что это со мной, подумал он. Чего я так испугался?!

— А сейчас? — сипло спросил Калашников. — Сейчас — лучше приспособлен?

— Ну разумеется, — улыбнулся Штерн. — Сегодняшнему человеку и в голову не придет изменить уже принятое им решение. Вот почему Зоя Ивановна смотрит на вас такими большими глазами.

Вот почему я так испугался, понял Калашников. Похоже, что на нынешней Земле мы с Макаровым — самые натуральные инопланетяне. Вроде тех когаленских спрутов, которых Пашка расстрелял из пузырькового ружья.

— Так, — сказал Калашников и скрестил руки на груди. — Это что же получается? Вы тут все личной целостностью наслаждаетесь, чего решили, то и делаете, — а я уже целую неделю по старинке мучаюсь?! Решаю одно, а делаю другое?! Позвольте поинтересоваться, почему это мне зрение стопроцентное сделали, и зубы обратно вырастили — а вот к интеллектуальным функциям так и не приспособили? Это технически сложно, или, может быть, политически несвоевременно?!

— И этот человек, — сказал Штерн, обратившись к Шахматовой, — жалуется на плохую приспособленность к интеллектуальным функциям! Вы совершенно правы, Артем Сергеевич, — улыбнулся он уже Калашникову. — Это и технически сложно, и политически крайне несвоевременно.

— А поподробнее? — спросил Калашников. Он уже привык, что все его догадки о происходящем вокруг сбываются; в этом не было ничего удивительного, поскольку нынешняя Звездная Россия во многом вела свое происхождение от «того самого» Калашникова, копией которого и был нынешний Артем Сергеевич. Однако не все же самому придумывать, пусть хоть что-нибудь сами расскажут!

— Технические сложности, — сказал Штерн, — заключаются в целостном характере человеческой психики. Современные люди вырастают из современных же детей; а вот как превратить в звездного русича взрослого мужика из далекого двадцатого века — это, я вам скажу, целая научная проблема! Если помните, Таранцев вовсе не планировал переносить вас в настоящее — так вот, как раз поэтому и не планировал! Ну нет у нас такой технологии, — развел руками Штерн, — мы же не боги какие-нибудь, а обычные звездные русичи!

— Ну хорошо, — кивнул Калашников, уже и сам сообразивший, чего потребовал. Превратить себя в кого-то другого, оставшись при этом самим собой? Чересчур как-то, даже для звездных русичей! — А при чем здесь политическая несвоевременность?!

— Сами должны понимать, Артем Сергеевич, — нахмурился Штерн. — Война!

Калашников посмотрел на его суровое, словно высеченное из камня лицо, потом заглянул в прищуренные, с искринкой глаза — и понял, что Штерн шутит. Шутит в типичной манере звездных русичей — говорит чистую правду, но в такой форме, что ее никак нельзя воспринимать всерьез.

Заметив, что Калашников оценил шутку, Штерн позволил себе улыбнуться.

— Война, — повторил он. — Еще недавно мы могли выбирать: ждать, когда вы станете одним из нас, или же сотрудничать с вами прямо сейчас, с таким, какой вы есть. Но после «Прекрасной Галактики» у нас не осталось выбора. Мир узнал о вашем существовании, и вам так или иначе придется продолжать начатую игру. Все, что мы можем сделать в этой ситуации — это предложить вам нашу скромную помощь.

Штерн приложил правую руку к груди и коротко поклонился.

— Тронут, — сказал Калашников. — А я-то думал, что вам понадобился толковый работник!

— Вы не ошиблись, — кивнул Штерн. — Чем скорее вы станете толковым работником нашего Управления, тем больше у нас шансов выжить в этой войне.

— У кого это — у нас? — нахмурился Калашников.

— У нас, — ответил Штерн. — У Артема Калашникова — и у Звездной России.

— Даже так? — пробормотал Калашников. — Все настолько серьезно?!

— Должно же в этой жизни хоть что-то происходить всерьез? — улыбнулся Штерн. — На сегодняшний момент, — добавил он, перестав улыбаться, — вероятность нашей победы составляет всего лишь восемьдесят восемь процентов.

Калашников перевел дух.

— Значит, от меня зависит лишь четверть победы? — быстро подсчитал он свою долю. — Немного!

— Прогноз постоянно меняется, — утешил его Штерн. — Поверьте, нам действительно есть куда торопиться.

— Ну так что ж мы стоим? — улыбнулся Калашников. — Валяйте, делайте из меня толкового работника!

— С удовольствием, — ответил Штерн. — Но не раньше, чем вы примите на себя обязательство соблюдать предписанный вам режим секретности.

— Я с удовольствием, — сказал Калашников. — Но нельзя ли сначала ознакомиться с этим режимом секретности?

— Вы с ним уже знакомы, — подала голос Шахматова. — Секретом является тот факт, что Звездная Россия действительно ведет войну. Вся остальная информация — о вашей непосредственной деятельности, о применяемых методах, о собранных в ходе работы данных и сформулированных концепциях — полностью открыта. В качестве штатного сотрудника постоянно действующего Семинара по межкультурным взаимодействиям вы имеете полное право делать, что вам заблагорассудится, и делиться своими достижениями с любым пожелавшим вас выслушать разумным существом. Вы даже можете выдавать военные тайны — но в этом случае наши противники по Военно-Стратегической Арене вправе будут заподозрить вас в систематической дезинформации!

— Ловко, — оценил Калашников этот своеобразный подход к охране государственной тайны. — Значит, войну ведет не Звездная Россия, а виртуальная цивилизация Арены?

— Несколько цивилизаций, — поправил его Штерн. — Аль-Джабр, Да-Чон-Хуа, Социалистический Союз и Атлантис. Мы с вами будем играть за Атлантис, а что касается Зои Ивановны, то она — наш самый смертельный враг.

— Зоя Шах, — звонко доложила Шахматова. — Цивилизация Аль-Джабр, эксперт по биологическому оружию!

— Очень приятно, — хмыкнул Калашников. — Ну что ж, наконец-то мне все понятно. Примите мое торжественное обещание хранить нашу тайну в глубокой тайне!

— Вы действительно решили ограничить свою свободу? — спросил Штерн. — Вы уверены, что не станете жалеть о данном вами обещании?