Мама для дракончика или Жена к вылуплению (СИ) - Максонова Мария

— Я тоже хочу стать магом огня, когда вырасту! — впечатлился Дэни.

— Стихию нельзя выбрать, — усмехнулась я, поглаживая его по голове. — Быть магом воды или растений тоже хорошо и тоже можно приносить пользу.

Дэни скуксился.

Вскоре Эйнар опустил карету неподалеку от небольшой деревеньки. Пока мы медленно выползали из своего временного пристанища, он вызвал старосту и стал отчитывать его за то, что не сообщил о том, что в окрестностях появилась нежить.

— Так мы не знали, ваша светлость! — пучил глаза неопрятного вида мужчина.

— Вы должны были сообщить о любых подозрительных происшествиях! О любых! Дети в лесу пропадали?

— Да нет же! Ну... разве что только Бранька по пьяни в болоте сгинул... но так никто ж не думал! И еще двух коров волки задрали, они от стада отбились...

— Волки?! — возмутился Эйнар. — Я тех «волков» собственным огнем только что спалил! А если бы нежить их не сожрала, а вселилась в тело одной из них и пришла в деревню? Ты понимаешь, что могло бы случиться?!

— Виноват, ваша светлость... — только и бормотал мужик.

К имению мы добрались только к ужину, и Эйнар казался окончательно вымотанным этой поездкой и сразу ушел в свои покои. Я ему сочувствовала, но помочь, к сожалению, ничем не могла. Я проследила, как Марта с Дэни идут в выделенные брату комнаты и сама тоже захотела освежиться.

Правое запястье очень зудело, и я не утерпела и немного почесала его через ткань перчатки, пока Мелоди готовила мне ванну. А потом и вовсе сняла перчатки и раздраженно отбросила их на диван.

— Ваша светлость, — удивленно ахнула Мелоди, вышедшая из ванной.

— Что? — не поняла я.

— Ваша рука, — она указала на мою ладонь.

Я опустила взгляд и удивленно уставилась. Вся поверхность тыльной стороны ладони была покрыта корками и струпьями, кроме одного участка. Кожа там была красной и вздыбленной неаккуратным рубцом, но раны не было. Раньше болячки не заживали совсем, все время открывались новые, а тут... я... неужели это еще один шаг к выздоровлению?

Меня затрясло. Я выгнала Мелоди из своей комнаты, заперлась в ванной и, опустившись на мрамор пола, долго рыдала в одиночестве. Я так долго жила под гнетом уродства и поджидающей смерти, так долго запрещала себе надеяться, что теперь, увидев это свидетельство не выздоровления, а хотя бы его вероятности, просто не смогла сдержаться. Я говорила себе, что должна быть сильной, что нужно сполоснуться, переодеться и идти к Дени, но не могла, просто не могла себя заставить.

Впереди была неизвестность. Что это значит? Возникнет ли на месте зажившей временно кожи завтра новая рана или болезнь действительно отступает? Могу ли я надеяться на это? Я не знала.

И что потом?

Вопросы без ответов.

Мне хотелось бы, я мечтала, что однажды струпья исчезнут. Мне грезилось, что я проснусь утром, а кожа опять чистая и ровная без следов болезни. Что та просто слетела с меня, словно шелуха, и вот опять я здоровая и прекрасная с чистым лицом без следа. Но то, что я видела на месте прежней болячки — вспухшая красная кожа с белой линией рубца... вся моя кожа будет такой? Это и есть «выздоровление»? И лицо будет изуродовано? Навсегда?

У эльфов не бывает шрамов, но я не эльфийка, а лишь полукровка. В десятилетнем возрасте я упала с дерева, и мне в ногу воткнулся какой-то случайный острый сук. Зажила промытая рана довольно быстро, но не бесследно, как бывает у эльфов. На икре остался извилистый шрам. Сперва он был розовым и опухшим, потом постепенно посветлел и сгладился немного, но белый след так и остался. «Повезло, что не на лице, — приговаривали мои подружки в пансионе, — жених под юбкой не увидит, а после свадьбы поздно будет».

Эти слова крутились в моей голове, пока я пыталась представить, что будет дальше с моей внешностью и жизнью. Я не знала, чего ожидать, нужно поговорить об этом с Эйданом, но слова как-то не подбираются. Быть может, и он и сам не знает, оба мы оказались заперты в этой странной ситуации, и я стала тому виной.

Кое-как взяв все же себя в руки, я разделась и опустилась в ванну. Вода за время моей истерики немного остыла, но это было даже хорошо, мне важно было остудить голову.

Эльфийский посол просветил Эйдана на счет того, почему их браки так легко распадаются. Люди обычно не желают этого понимать, не желают видеть, как плохо эльфу или эльфийке в навязанном браке, пытаются их удерживать, несмотря на нелюбовь. Прежде я тоже думала об этой проблеме только в этом разрезе. Когда отец хотел выдать меня замуж, я сбежала, потому что знала, что не смогу так жить, а муж мне, конечно, развода не даст. Для него я была всего лишь красивым сосудом с магией, чтобы рожать одаренных детей и хвастаться мною на званых обедах.

Но есть и другая сторона зависимости эльфов от эмоций. Мама любила отца всем сердцем, она никогда не хотела разорвать их брак, но силы ее все равно таяли, потому что она была несчастна.

Мне вспоминались эпизоды из детства, когда меня еще не отправили в пансион.

Вот родители собираются на какой-то бал. Мама воодушевлена, ей сшили новое прекрасное платье из эльфийского шелка, полдня она посвящает разным процедурам: ванна, маски, маникюр, какие-то притирания и прочее. Мне тоже позволено некоторые из кремов нанести на руки или лицо.

— Какая же ты красавица, — приговаривает мама, гладя меня по темным волосам, — вся в папу.

А мне хочется быть похожей на нее, иметь ее прекрасные золотистые волосы, естественным образом завивающиеся после мытья. Потом служанки делают ей сложную прическу, легкий почти незаметный макияж, платье, туфельки, украшения... она просто идеальна! Я прячусь за дверью своей комнаты, чтобы наблюдать за ней, когда она спускается по главной лестнице в гостиную. Видя ее, мало кто может сдержать восхищенный вздох... но отец лишь поджимает губы и, разглядев ее внимательно, бросает:

— Ты хочешь меня опозорить?! Для кого ты так вырядилась?! Остаешься дома, у меня нет времени ждать, пока ты переоденешься! — и уходит на бал один.

Сцены ревности повторяются после каждого бала или приема, на который он все же берет маму с собой. Она старается одеваться скромнее, но ее эльфийскую красоту не спрячешь, возле нее вьются мужчины, отвешивая комплементы. Она не улыбается, не кокетничает, отказывается танцевать... и вечерами выслушивает вновь и вновь лекции от отца о том, что она его позорит. Отказалась танцевать — опозорила, выставила ревнивым дураком. Согласилась — шлюха, решила бросить его с ребенком?!

Я прячусь в своей комнате во время скандалов, но громких криков отца невозможно не слышать, красных глаз мамы невозможно не замечать.

— Я люблю тебя, мне больше никто не нужен, клянусь, — умоляет мама.

— Если бы ты действительно меня любила, то родила бы мне сына. Виконству нужен наследник.

— Но я это не контролирую...

— Ты болеешь, ты слабеешь — все лекари это твердят, поэтому и не можешь выносить второго ребенка. Эльфы всегда болеют в навязанном браке. Значит я в тягость тебе, ты хочешь уйти!

— Нет, это не так!

— Ты меня не любишь! Тяготишься! О чем я думал, когда женился на эльфийке? Вы все гулящие, настоящая любовь и верность для вас — просто звук. Ты хочешь избавиться от меня.

— Я тебя люблю!

— Если бы любила, то не болела бы!

Только позже, когда я выросла, то поняла, что клин между ними вбило общественное мнение. Этот странный миф, что эльфы и эльфийки ветрены. Они очень красивы в глазах окружающих людей, у них много поклонников. И желания людей присвоить себе эльфа вместе с непониманием их брачных ритуалов, превратились в миф об их ветрености. Поэтому отец не мог маме поверить.

А мама — она болела не потому, что жила в навязанном браке, а потому что отец ей не доверял. И, чем больше в нем росли это недоверие, подозрительность, ревность и отчуждение, тем хуже она себя чувствовала. Одно цеплялось за другое: недоверие порождало болезнь, болезнь подтверждала для отца мысль, что мама хочет уйти, тем самым порождая еще большее недоверие. Быть может, он даже любил ее, но своей, очень странной любовью. Любил, но доверять не мог, не верил ни словам, ни действиям. Он заставил ее жить отшельницей, лишил всего, перестал принимать дома гостей, все меньше выезжал. Отец будто выстраивал вокруг мамы клетку, боясь, что она хочет сбежать. А она никуда не рвалась, но он не желал этого видеть.