Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Откуда Вы это взяли? – и поскольку Бартль лишь молча пялится на меня, продолжаю:
- Я имею в виду Вашу фразу про Понтия и Пилата?
- Ну, так ведь говорят, господин лейтенант.
- Да, да Бартль – мы должны проскользнуть здесь между Сциллой и Харибдой ...
- Как это, господин лейтенанта?
- Так тоже говорят...
- Ах, вот оно что! – тихо произносит Бартль. Лицо его все еще красное от ярости.
Поскольку я стою молча, он глубоко вздыхает и снова ругается:
- Я вот только спрашиваю себя: Есть ли здесь финансовый отдел или – это не Флотилия? Им, вероятно, все по хер! Им всем стоило бы однажды...
Так как Бартль замолкает пытаясь найти подходящие слова, я быстро дополняю:
- ... разорвать их толстые задницы! Вы это хотели сказать, нет?
Бартль сияет и даже делает попытку стать навытяжку:
- Так точно, господин лейтенант – по самые уши.
И успокоившись, тихо уходит.
Им бы здесь «разорвать задницу» – думаю, добрый Бартль представил себе это как наяву, чем и удовлетворился.
Внезапно мой живот резко заявляет о себе. Да, было бы неплохо сейчас подкрепиться. И прежде всего, попить! Меня уже давно мучит ужасная жажда. Лучше всего было бы принять сейчас на грудь бутылочку холодного пивка. Но здесь, к сожалению, нет магазина, где я мог бы запросто позволить себе бутылку пива. Придется направить свои стопы, если хочу утолить жа-жду, на ту примитивную ярмарочную площадь, в один из стоящих там пустых бараков.
Ну, так вперед! Хочу пива до изнеможения!
Если бы только я лучше ориентировался в этом тюремном комплексе! Здесь совершенно одинаковые, окрашенные в серое бараки. Приходится спрашивать какого-то моряка в светлой робе о проходе к рыночной площади и при этом меня охватывает странное чувство, так как этот парень стоит с таким видом, словно не понимает меня.
Странный тип, который не знает, где находится рыночная площадь – может быть новичок?
На ярмарочной площади слышу, что Брест подвергся особенно тяжелому бомбовому налету. Массированный налет был нанесен по Бункерам-укрытиям.
- А военно-морской госпиталь – девятой Флотилии?
- Об этом речи не было.
Слава Богу! мелькает мысль. Остается надеяться на дальновидное благоразумие Союзников, которым тоже потребуется более или менее исправный медицинский центр, когда они однажды все-таки захватят Брест.
- А когда точно был налет? – спрашиваю громко.
- Вчера, двенадцатого.
Уже стоя перед дверью пивной, ругаю себя за то, что не спросил, откуда появилось это со-общение о воздушном налете. Но еще раз вернуться в толпу, чтобы разузнать это, не хочу. Дело в том, что со вчерашнего вечера не работает телефонная линия. Maquis наверное долго спали, потому что телефон так долго работал, а вчера проснулись.
С Парижем и Кораллом имеется только радиосвязь.
Но даже это происшествие, кажется, не становится этим людям здесь достаточным указанием того, что времени постепенно остается все меньше и меньше, и что пора стряхнуть собственную летаргию.
Наоборот: О запугивании или депрессии здесь речь не идет, нет даже и намека на это. Здесь все идет своим обычным ходом. Штабные писаря двигаются так же флегматично медленно, как и все остальные в этой Флотилии, а всякие другие чины и звания передвигаются с неторопливостью городских чиновников, типа желая лишь тупо подчеркнуть свой пенсионный возраст.
Вскоре меня вновь разыскивает очередной вестовой, который сообщает, что меня хотят снова видеть в Административном блоке.
- Мы должны знать, когда и где Вы получали последний раз сигареты, господин лейтенант, – спрашивает меня тот же самый маат, который уже выдавал мне шоколад. – Мы совершенно за-были о полагающихся Вам сигаретах, господин лейтенант.
- При всем своем желании не могу этого вспомнить, – отвечаю ему.
- Но Вы же должны это знать, господин лейтенант. Мы же должны поставить Вас на довольствие во Флотилию...
- Что? Меня в эту Флотилию...?
- Так точно, господин лейтенант, по крайней мере, это назвалось так – На случай, если Вы не уедите отсюда.
Я стою онемев и не могу взять в толк, о чем талдычит этот маат. «Не смешно», – бормочу, наконец, про себя и думаю: Хорошо, что маат проговорился. Судя по всему, здесь кто-то здорово интригует! Но теперь я, по крайней мере, предупрежден.
- Позвольте мне об этом самому побеспокоиться! – говорю громко.
- Так точно, господин лейтенант. Это предполагается только на тот случай, что Вы отсюда не... я имею в виду, что Вы не убываете отсюда немедленно....
- Интересно! – только и могу ответить. Но, все же, успокоившись, осведомляюсь:
- А не знаете ли Вы, паче чаяния, кто это выдумал?
- Это распоряжение поступило из Парижа, господин лейтенант.
Из Парижа! Опять!
Подумать только!
Хоть вступай в переписку с Берлином, чтобы положить конец этому безобразию. Но затем я продумываю все под другим углом: У меня безупречные бумаги. Всякого рода подобная мышиная возня с моей стороны может только навредить мне же.
Ведь кто знает, что еще сможет придумать один из этих тупых долбоебов там, в Берлине.
Короче, прочь отсюда! Надо постараться пустить в ход все средства, чтобы разжиться хоть каким-нибудь драндулетом. Ничто другое не имеет значение.
- Итак, – говорю помолчав, – сигарет не получал уже целую вечность. Сколько же мне положено в день?
- 12 штук, господин лейтенант. Мне вот что пришло на ум: Вы могли бы получить вместо них денежное довольствие.
- Вполне, – приветствую это его озарение.
- Но тогда Вам надо оформить «сигаретный талон», господин лейтенант.
- Не повредит, это точно.
- Конечно нет, господин лейтенант. Мне только потребуется некоторое время оформить все в канцелярии должным образом. Возможно, Вы смогли бы затем прислать ко мне Вашего боцмана...
Сигареты никогда не заинтересовали меня – но теперь говорю себе: Пусть будут! Черт его знает, в какой момент я буду нуждаться в них: С нашими-то планами...
В этот момент ко мне, расхлябанной походкой, подходит Крамер.
- Как дела? – спрашивает он с плохо скрываемой радостью.
Kramer хочет отправиться в La Rochelle. Да, конечно, у него есть машина. Хочу ли я поехать с ним за компанию?
Меня не надо спрашивать дважды. Наконец-то появилась возможность вырваться в La Ro-chelle.
- Дадите мне полчаса? Надо срочно к врачу!
- Без проблем! – отвечает инженер флотилии. – У Вас 45 минут...
Врач должен прополоскать мне уши, так как я плохо слышу.
- Ну и ну! – говорит врач. – И, правда, у Вас там серы на целый грузовик! Ее надо немедленно удалить.
И когда он рассматривает, что за серные глыбы плавают в его миске, добавляет:
- Достаточно чтобы на хлеб намазать! – и затем еще: – Постоянное изменение давления содействует чрезвычайно большому производству ушной серы. Многие обрадовались бы такому количеству на своем хлебе вместо смальца...
- Немного темноват, этот продукт, – возражаю.
- Как Ваши зубы? – спрашивает врач.
- В порядке.
- Жировики тоже следует удалить.
- Они у меня на голодные времена в запасе, – отвечаю в тон, и на лице врача появляется выражение полного непонимания.
- Для вытапливания! – поясняю ему.
У меня есть еще немного времени. Значит, надо побриться. С этой арестантской бородой не хочу въезжать в La Rochelle. Чистое нижнее белье, чистые уши и сверх этого еще и чисто-выскобленная рожа – чего больше можно желать?
Пистолет не забудь! шучу невесело. Как говорится: «И побрит он и поглажен, к жопе пистолет прилажен».
Снова появляется Бартль. Он что, преследует меня?
- Здесь ничего не получится, – говорю ему. – Мы застрянем здесь на неопределенный срок, если будем полагаться на эту Флотилию.
Бартль делает странные намеки, он хочет «тоже посмотреть разок» у него есть кое-что «in petto» ...
- «In petto», повторяю, – это, к сожалению, нам не слишком поможет. Извините, но я должен спешить!
Крамер едет на том же вездеходе-кюбельвагене, на котором адъютант прибыл на пристань.
Сначала едем по легкому подъему, затем въезжаем в платановую аллею. Могучие стволы с листвой напоминающей маскировочную сетку. На дороге миражи луж от жары. Асфальт кажется мягким как пластилин: Шины едва слышно шелестят.
Бартль и «в запасе»: Насколько я знаю старый Бартль, все время думает об «организовывании». В этом он – специалист.
Бартль был бы даже в состоянии украсть у кривоногого колеса с машины – просто ради того, чтобы он не смог больше ездить на рыбалку. Не удивило бы меня и то, если бы Бартль уже по-думал об этом: Запрыгнуть в тележку и рвануть мимо охраны! И это не было бы еще самой плохой его идеей.
Крамер, не поворачивая ко мне головы, говорит:
- Вы не должны так открыто удивляться, как Вы это делаете. Здесь в ходу один лозунг: Ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не вынюхивать – а лучше всего сунуть голову глубоко в песок. У нас здесь можно хоть кнутом всех гонять – но никто и шагу не прибавит... Здесь все идет своим чередом!