Экзорсист - Уильям Блэтти

— Риган была с тобой знакома раньше? — Нет.

— Знает ли она о тебе сейчас? — Нет.

— Ты — ее выдумка? — Нет.

— Ты действительно существуешь? — Да.

— Как часть Риган? — Нет.

— Ты когда-нибудь был ее частью? — Нет.

— Ты ее любишь? — Нет.

— Ты ее ненавидишь? — Да.

— Ты ненавидишь ее за что-то конкретное? — Да.

— Ты обвиняешь ее в родительском разводе? — Нет.

— Имеет ли твое появление какое-то отношение к ее родителям? — Нет.

— К ее друзьям? — Нет.

— Но ты ненавидишь Риган? — Да.

— Ты за что-то наказываешь ее? — Да.

— Ты хочешь причинить ей зло? — Да.

— Убить ее? — Да.

— Если она умрет, ты умрешь вместе с ней? — Нет.

Последний ответ, похоже, обеспокоил психиатра: скрипнув пружинами, он уселся поудобнее, опустил глаза и задумался. В мертвой тишине притихшей комнаты слышно было лишь хриплое дыхание Риган; оно вырывалось наружу с шумом и скрипом, как из старых, насквозь прогнивших мехов, — отвратительно близкое, но вместе с тем бесконечно далекое дыхание странного, зловещего мира.

Психиатр заглянул в злобное, уродливо перекошенное лицо; новая мысль искоркой мелькнула в его глазах.

— Может ли она как-то заставить тебя уйти? — Да.

— Ты мне можешь сказать, что она должна сделать для этого? — Да.

— И скажешь? — Нет.

— Но…

Психиатр осекся, вскрикнув от резкой боли, дернулся всем телом, все еще отказываясь разумом поверить в происшедшее. Вытянутой рукой девочка влезла ему между ног; в то же мгновение на мошонке его защелкнулись железные когти. Несколько секунд он извивался, молча пытаясь освободиться от мертвой хватки.

— Сэм! — наконец прохрипел он, выпучив глаза. — Сэм, помоги мне!

Началось нечто невообразимое. Крис встрепенулась и бросилась к выключателю. Кляйн рванулся на помощь. Риган запрокинула голову, залилась дьявольским кудахтаньем, потом вдруг завыла по-волчьи.

Крис наугад шлепнула по стене ладонью. Будто замедленные кадры плохо отснятого кошмара поплыли у нее перед глазами. Риган с двумя мужчинами на кровати; руки, ноги и головы в одном извивающемся клубке; водоворот гримас, воплей и страшных проклятий. Риган ржала, хрюкала, хохотала, а кошмар раскручивался, убыстрялся, будто пытаясь угнаться за ритмом трясущейся, дергающейся из стороны в сторону кровати. Крис стояла у стены, не в силах пошевелиться. Наконец, дочь ее закатила глаза, разинула рот и — горячей волной боли и крови из самых недр истерзанного детского существа поднялся и вырвался наружу душераздирающий вопль ужаса.

Риган без чувств рухнула на кровать. Комната будто осела вдруг, освободившись на какое-то время от невидимого, невыразимого кошмара.

На несколько секунд все застыли, будто в оцепенении. Затем психиатр с Кляйном высвободились из взаимных объятий, медленно поднялись. Некоторое время они молча смотрели на девочку. Наконец терапевт проверил пульс, натянул на нее одеяло и кивнул остальным на дверь. Все вышли из спальни и направились в кабинет.

Крис села на диван, врачи расположились в креслах, лицом друг к другу. Минуту все трое сидели молча; психиатр покусывал губу, уставившись в одну точку на кофейном столике.

— Ну и что бы все это значило, черт побери? — прошептала Крис, поднимая на него измученный взгляд посветлевших, будто выжженных горем глаз.

— Вам не знаком язык, на котором она говорила?

Крис молча покачала головой.

— Вы исповедуете какую-либо религию?

— Нет.

— А ваша дочь?

— Нет.

Психиатр задал еще несколько вопросов, — все они касались так или иначе психического здоровья девочки в прошлом — но, похоже, ответы матери его нисколько не успокоили.

— Так что же с ней все-таки? — снова спросила Крис; ее побелевшие от напряжения пальцы беспрестанно мяли носовой платок. — Что происходит с моей дочерью, в конце-то концов?

— Этого мы пока не знаем, — ответил психиатр уклончиво. — Впрочем, в любом случае было бы крайне неразумно с моей стороны пытаться поставить диагноз после столь поверхностного знакомства с болезнью.

— Но, наверное, у вас есть какие-то соображения?

— Мне вполне понятно ваше нетерпение. — Он вздохнул и почесал лоб. — Поэтому поделюсь, так сказать, первыми впечатлениями.

Крис кивнула и подалась вперед; пальцы ее заскользили по вышитому краю платочка, перебирая стежки так, будто это были крошечные монашеские четки.

— Ну, во-первых, все это меньше всего похоже на симуляцию, — начал он. Кляйн согласно кивнул. — К такому выводу приводит нас целый ряд факторов: в частности, необычные, очень болезненные конвульсии, а главное, резкое изменение черт лица — помните, в тот момент, когда я вызвал того, кто якобы в ней “поселился”. Дело в том, что физический эффект такого рода возможен лишь в том случае, если человек в свою “вторую личность” искренне верит. Вы следите за ходом моих рассуждений?

— Вроде бы да, — покосилась на него Крис недоверчиво. — Неясно мне только, откуда вообще берется эта самая “вторая личность”. О раздвоении личности толкует каждый кому не лень. Но я ни разу не слышала человека, который попытался бы как-то это явление объяснить.

— И, боюсь, не услышите, миссис Мак-Нил. Заметьте: понятиями “сознание”, “разум”, “личность” мы тоже оперируем более чем свободно, а ведь очень смутно представляем себе, что за всем этим кроется. Так что “раздвоение личности” — не диагноз, скорее, лишь предположение, порождающее лишь новые вопросы. Фрейд считал так: болезненные идеи и переживания, подавленные сознанием, загоняются в глубь подсознания; тут они дозревают, начинают искать себе выход — и находят его в форме самых разнообразных психических заболеваний. Если такая вот подавленная или, говоря точнее, “диссоциированная” идея (диссоциация в данном случае — не более чем отделенность от основного потока сознания) обладает достаточно мощным потенциалом, а сам этот основной поток ослаблен или дезориентирован, возникает опасность шизофренического психоза. Шизофрения, кстати, — никакое не “раздвоение” личности: это, скорее, уже ее распад. Так вот, в тех лишь редчайших случаях, когда диссоциированный поток обладает не только достаточной силой, но и тенденцией к самоорганизации, когда он стремится выделиться в самостоятельную единицу разума, разговоры о “второй личности” имеют какой-то смысл: она действительно иногда принимает на себя отдельные, в частности, физиологические функции.