Мы были мальчишками - Юрий Владимирович Пермяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо? — наклонившись ко мне, спрашивает дядя Сережа.
И я от души отвечаю ему:
— Очень хорошо!
Спускаться вниз не хотелось, но дядя Сережа пригрозил:
— Пойдем, пойдем, достанется нам на орехи…
Пришлось подчиниться.
Дядя Яша, оказывается, видел, как мы лезли на вышку, но, к моему удивлению, не ругался. Только Спросил:
— Не сдрейфил?.. Вот и прекрасно. А теперь иди вон в тот овраг и пособирай ягоды. Иди, там их много, и — вкусные!
После того, что я пережил на вышке, ягоды меня уже не интересовали. Мне хотелось знать все, что связано с этой махиной, и я забросал дядю Яшу вопросами… Потом несколько ночей кряду мне снились удивительные сны. «Будто лезу я опять на вышку и небо приближается, приближается ко мне. Я протягиваю к нему руки и неожиданно плавно взлетаю. Или стою у рычага, веду бурение. Бурильный инструмент где-то глубоко-глубоко под землей, а я почему-то вижу его — разбрасывая вокруг крошку выбуренной породы, он вращается с неимоверной скоростью и уходит все глубже и глубже.
…Со мной рядом кто-то сел. Повернулся. Так и есть: она, Тася! Смотрит на меня строго, даже не улыбнется.
— Что, Смелков, снова дурить будешь?
И опять мне не нравится ее тон. Ну, что она, не понимает, что ли? А она смотрит и глазом не моргнет, ждет ответа.
Я не ответил, опять повернулся к окну. Буровая исчезла. Закружилась перед глазами степь — ровная, уползающая куда-то за горизонт. Насыпь здесь невысокая, прямая, и поезд заметно прибавил ходу. И я вдруг подумал: «А глаза у нее, как у русалки», — хотя, впервые увидев Тасю, подумал, что глаза у нее, как у кошки… И мне почему-то захотелось рассказать этой стремительной девушке о том, как я ездил с дядей Яшей на буровую вышку, как поднимался на нее с Сергеем и что переживал при этом. Мне казалось, что она хорошо поймет мои переживания, будет слушать внимательно и в знак понимания согласно кивать голевой. И еще я подумал: «Какая же она Тася Скворцова? Скворцы — черные, а у нее волосы золотые. Лучше будет так: Тася Златокудрая…»
— Смелков, ты слышишь меня? — спрашивает Тася.
— Нет, не слышу, — отвечаю я, не оборачиваясь. — У меня ухи заложило.
— Ну и невежа ты, Смелков, ну и невежа, — повторяет она дважды, и в ее голосе проскальзывают нотки растерянности.
— Мне некогда быть вежливым. Вот ведь какая история — некогда.
— Почему? — Растерянность в ее голосе звучит явственней.
— Я смотрю в окно и размышляю.
— О чем же?
— О скифских племенах, некогда бродивших по этой степи.
— К твоему сведению, Смелков, скифские племена никогда не бродили здесь. Ты плохо знаешь историю… И вообще я больше не разговариваю с тобой — ты не умеешь вести себя со старшими.
— Я постараюсь научиться этому.
Тася поднялась и вышла. Я даже не посмотрел на нее, хотя мне мучительно хотелось обернуться и посмотреть…
Где-то далеко пропел паровозный гудок, и поезд стал сбавлять ход… Так-так, так-так — постукивали колеса на стыках рельсов.
Да, вот так… Кажется, приехали… Что же это такое — «колхоз»?
24
Село Таловка со всех сторон окружено фруктовыми садами. За ними не видно домов. Когда мы вошли в него, мне показалось, что мы попали в какой-то иной мир. Прямо посредине широкой пыльной улицы копошилась стайка белых кур с петухом во главе. Петух встретил нас подозрительно. Он повертел головкой, обремененной тяжелым огненным гребешком, и уставился на нас одним круглым глазом, окаймленным золотисто-красным ободком. Посмотрел он так, посмотрел, потом зачем-то похлопал крыльями, вытянул шею, да как заорет; «ку-ка-ре-ку!»
— Это он нас приветствует, — сказал Валька Шпик и засмеялся.
Кур и петуха на городской улице не увидишь, и это еще раз доказывает, что мы шагнули в новый мир. Здесь нужно заново познавать жизнь, и учеба началась сразу…
На станции нас никто не встретил, хотя Тася еще в вагоне объявила, что нас будет встречать сам товарищ Язев, председатель колхоза, и что нам надо будет вести себя «надлежащим образом». Что заключало в себе выражение «надлежащим образом», было непонятно, но решили быть пай-мальчиками и пай-девочками. Язев не приехал, и мы отправились со станции в Таловку своим ходом. Пай-мальчики и пай-девочки устали. Последние стали даже попискивать. Обвинять их в слабости было нельзя — все-таки километров семь прошагали, и причина для попискивания была уважительная.
Тася, отирая кончиком платка пот со лба, сказала:
— Нам нужно найти контору колхоза… У кого бы спросить?
Улица была пустынна, будто вымерла. Не увидишь даже собаки. Но вот у одного домика, белого от недавней побелки, с надвинувшейся на самые окна соломенной шапкой-крышей, взвизгнула калиточка, и на улицу вышла женщина с ведром в руке. Увидела нас, приставила ладонь козырьком к глазам и остановилась. Мы гурьбой направились к ней.
— Скажите, пожалуйста, — обратилась к женщине Тася, — где можно найти председателя колхоза?
— А вы кто же такие, откуда появились здесь? — не ответив, спросила женщина и любопытно-настороженным взглядом обвела Тасю с ног до головы.
— Мы из города, — ответила наша начальница. — Работать приехали.
— А-а… Так бы и сказали… А председатель, должно, в поле мотается… Где же ему быть?
— Ну, а контора где?
— Какая-такая контора? У нас конторов нету, у нас правление есть.
Тася начала терять терпение, голос у нее становился глуше.
— А правление где?
— Правление-то? — Женщина задумалась, поставила на землю ведро и вытерла руки о подол длинного темного платья. — Значит, так… Вот эта улица зовется Пожарной. Пойдете по ней. Там будет базарная площадь. Направо, значит, будет улица Овражная, а налево — Церковная. Так вы туда не ходите, а идите прямо-прямо. Вот там и правление наше.
Не знаю, поняла ли Тася что-нибудь из этого объяснения, но вопросов больше задавать не стала. Сказала только:
— Спасибо. — И, повернувшись к нам, добавила: — Пошли, ребята.
Наступил уже вечер, когда мы наконец нашли правление колхоза. Это был небольшой, посеревший от времени деревянный дом. Высокое
