Славяне и скандинавы - Елена Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
257 Последняя обобщающая работа, посвященная производству и торговле стеклянными бусами в Скандинавии, принадлежит Ю. Кальмеру; по-видимому, следовало бы расширить базу исследования, не ограничиваясь скандинавскими материалами; так, вне поля зрения автора осталось производство стеклянных бус в Ладоге. См.: Callmer J. Trade Beads and Beade Trade in Scandinavia ca. 800-1000. Lund, 1977, p. 100.
258 Сhоt1iwу E. Rzemioslo rogownicze na Pomorzu wczesnośredniowiecznym. Wroclaw, 1973; для территории ГДР необходимы многочисленные дополнения.
259 Ибрагим ибн Якуб, см.: Jacob G. Op. cit., S. 29.
260 Herrmann J. Magdeburg-Lebus. Zur Geschichte einer Strasse und ihrer Orte. - Veröffentlichungen des Museums für Ur- und Frühgeschichte Potsdam, 1963, N. 2, S. 102.
261 Urtans V. Die plastischen Bronzepferdchen. - Arheologija un etnografija, 1974, N. 11, S. 218; Grebe K. Die Ergebnisse der Grabung Brandenburg. - In: Berichte über den II. Internationale Kongress, Bd. 3, Berlin, 1973, S. 277.
262 Gąssowska E. Le jeu d'échecs en Pologne du haut Moyen Age. - Archaeologia Polona, 1964, t. 7, p. 293-301.
263 Полякова Г. Ф., Фехнер М. В. Игра в мельницу в Древней Руси. - В кн.: Slovenskä Archeologia, 1973, t. 21, N. 2, s. 441-444.
264 Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. САИ EI-36. Вып. I. Мечи и сабли. Л., 1966, с. 18-49.
265 Там же, с. 41.
266 Glosek A. Znaki i napisy na mieczach średniowiecznych w Polsce. Wroclaw, 1973; Malinowski T. Łotenskie analogie do polskich mieczów średniowiecznych. - Kwartalnik Historii Kultury Materialnej, 1975, t. 23, c. 1, s. 115.
267 Kirpičnikov A. N. The Connections..., p. 71.
268 Gamber O. Wikingerbewaffnung und spätrömische Waffentradition. - Settimani di studio del Centro italiano di studi sull'alto medioevo, 1969, t. 16, S. 767.
269 Paulsen P. Axt und Kreuz bei den Nordgermanen. Leipzig, 1939, S. 128.
270 Se1irand J. Estnische Gruppe der nordeuropäischen Lanzenspitzen mit da- masziertem Blatt. - Eesti NSV Teaduste Akadeemia Toimetised, 1975, t. 24, S. 171.
Странствующие мастера и унификация культуры
Товарообмен существенно способствовал образованию обширных зон со сходной материальной культурой. Однако не меньшей была роль странствующих ремесленников. Прежде всего, мастеров захватывали во время набегов, привозили в свою страну и пристраивали к делу в усадьбах бондов, знати или в раннегородских поселениях. Среди таких пленников бывали кузнецы, которые, в числе прочего, владели техникой дамасцировки и распространяли ее в северных землях. Старинная легенда о кузнеце Вёлунде рассказывает, как для того, чтобы удержать мастера-оружейника и предотвратить его побег, ему перерезали жилы на ногах; мастер, согласно саге, выковал себе железные крылья и улетел на них с острова конунга Нидуда, перед этим жестоко отомстив за свой плен (илл. 51).
51. Камень из Ардре, Готланд
Но конечно, ремесленники появлялись также в раннегородских центрах вместе с купцами и селились так, как это было в Бирке, Хедебю, Волине, Ральсвике, Новгороде и Старой Ладоге. Чрезвычайно сложно выявить мастерские таких пришлых ремесленников в местном контексте, да еще и установить при этом их происхождение; типы построек, так же как большинство обиходных вещей из этих мастерских, будут, скорее всего, местными. Тем не менее, возможно, именно славянские гончары в Бирке и других местах Швеции изготовляли гончарную посуду, по своим качествам превосходившую местную скандинавскую и соответствующую традициям славянского гончарства271. По мнению советских и польских исследователей, некоторые фризские кувшины, особенно фризские резные гребни в Старой Ладоге, изготавливались ремесленниками из Фрисландии, осевшими в этом городе272. Несомненно, мастера, чеканившие первые монеты Хедсбю в первой половине IX в., прибыли из фризских земель, вероятно, из Дорестада. В окружении купцов могли также находиться скорняки, кожевники и ювелиры. В Еллинге, в Ютландии, большой камень конунга Харальда с изображением распятого Христа, несомненно, воздвиг и декорировал камнерезчик из Северо-Западной Европы, в то время как руническая надпись на камне принадлежит местному мастеру273. С определенной долей вероятности можно и в строительстве опознать подобные перенесения навыков и форм, свидетельствующие о работе пришлых мастеров.
К такого рода прямым влияниям иноземных строителей в некоторых славянских прибрежных поселениях восходит так называемая «рамочная» техника строительства (развившаяся в дальнейшем в германский фахверк) и техника «ставкирки» (стены из вертикальных, забранных в шпунт пластин), распространенная в культовом, но применявшаяся иногда и в жилищном строительстве; впрочем, они остались чуждыми славянскому строительному искусству и никогда не могли вытеснить местную срубную конструкцию.
Это, правда, ни в коем случае не позволяет сделать вывод, что всюду, где заметны подобного рода влияния, имело место также и оседание чужеземных мастеров. Напротив, необходимо считаться с частичным, возможно функционально обусловленным включением чуждых способов строительства в местную среду. Раскопки в Гросс-Радене близ Шверина особенно ярко продемонстрировали сосуществование срубной традиции в жилых строениях и техники«ставкирки» в культовом сооружении. С другой стороны, в Скандинавии славянский тип срубного дома как будто оказал кое-где влияние на местную строительную традицию274. Примечательно также, что в скандинавских поселениях по мере изменения социальной структуры поселений и функций построек меняется и техника строительства. Такое изменение строительной техники произошло при закладке раннегородского центра Трёнсберга, сменившего Скирингссаль (Каупанг), так же как и в Хедебю. Крупные, сравнительно свободно спланированные частные усадьбы при этом были подчинены более жесткой городской планировке и существенно изменили размеры, очертания, характер застройки участка и технику строительства. По-видимому, подобные же изменения социальной структуры лежат в основе строительных изменений в Старой Ладоге, при переходе от стратиграфического горизонта Е (IX в.) к горизонту Д (X в.). Это явление здесь соответствует процессу, наблюдаемому в Каупанге–Трёнсберге. Вдали от побережья на подобный же процесс указывает застройка поселения на предградье городища Торнов в Нижней Лужице. При переходе от периода А к периоду В на рубеже VIII–IX вв. вместе с новой планировочной структурой усадеб меняется и техника строительства. Следует принять во внимание также и обмен мастерами по строительству укреплений, в частности между ободритами и датчанами275.
В целом же при обсуждении вопроса о странствующих ремесленниках или специалистах мы во многом останемся в области предположений, особенно если речь идет об обмене и его условиях.
Определенное влияние на нивелировку культурного своеобразия господствующего класса, несомненно, оказывали растущие брачные связи княжеских и вельможных домов. Особенно тесными они были между датчанами и ободритами, но подобного рода связи со скандинавскими княжескими домами установили также и поморянские и польские князья.
271 Capelle T. Die Wikinger, S. 37. В том же плане этот исследователь интерпретирует находку литейной формы, вырезанной из жировика и предназначенной для изготовления характерной славянской лунницы. См.: Capelle Т. Die Metallschmuck von Haithabu. Neumünster, 1968, S. 79.
272 См.: Hilczerówna Z. О grzebieniach ze Starej Ladogi.
273 Moltke E. The Jelling Monument in the Light of the Runic Inscriptions. – Medieval Scandinavia, 1974, v. 7, p. 183–187.
274 Этот вопрос приобретает особое значение в связи со все более частыми находками сравнительно небольших нестолбовых деревянных построек (срубов?) в таких торговых поселениях, как Экеторп III или сезонная торговая стоянка в Лёддечёпинге близ Мальме и др. См.: Eketorp. Fortification and Settlement on Öland/ Sweden. The Monument. Stockholm, 1976; Ohlsson T. The Löddeköpinge Investigation…, p. 59; Strömberg M. Grubenhäuser in Valleberga. Untersuchungen 1965–1970. - Meddelanden från Lunds universitets historiska museum 1969–1970. Lund, 1971, S. 192–265.
275 Herrmann J. Gemeinsamkeit und Unterschiede im Burgenbau der slawischen Stämme westlich der Oder. – Zeitschrift für Archaeologie, 1967, N. 1, S. 206–258.
Общие и особенные черты в балтийской культуре. Этапы её развития
В сфере экономических и социально-экономических отношений у народов и племен Балтики можно установить тенденции, единые в своей основе, а в своем конкретном выражении значительно модифицированные в силу конкретно-исторических условий. Не были одновременны и процессы образования государства, становления городов и перехода к феодальному обществу. Тем не менее общие тенденции развития создавали основу для образования балтийской экономической системы, расширяющейся торговли и хозяйственного обмена.
52. Скандинавский вертикальный ткацкий стан.
Также выявляются тенденции к выравниванию и единообразию культуры. Нож, плуг, меч, даже домостроительство и кораблестроение в Балтийском регионе мало различались (илл. 52). Но это не означало нивелировки глубинных основ культурного своеобразия. Погребальные обряды, традиционный набор украшений и пр. сохранялись, оставаясь устойчивым этническим признаком, как, например, обычай ношения парных скорлупообразных фибул у скандинавских жешцин или наборов височных колец у славянок. Не стирались и этнокультурные традиции в сфере духовной культуры, во всяком случае пока она не подверглась нивелирующему воздействию христианства. Скандинавы почитали Одина, Фрейра и Тора, руяне — Свентовита, лютичи — Сварожича. У поморян также был известен Свентовит, четырехглавый бог, наряду с Триглавом, трехголовым. В Новгороде стояло святилище Перуна. Со всеми этими божествами были связаны различные ритуалы, представления, мифы, символы. Но с другой стороны, во внешнем проявлении культов, в частности в области храмового строительства, возникает сходство между скандинавами и славянами. Оно проявлялось в конструкции, декоре и интерьере культовых зданий, частично выстроенных в технике «ставкирки», тщательно декорированных деревянных идолах.