История моей жены - Милан Фюшт

— Мясо, хлеб да вино — без этих трех вещей мне и жизнь не в жизнь, — объявил я компании. И должен заметить, людей завоевать не трудно, в особенности если есть у тебя к тому хоть какие-то способности. Да тут много и не требуется. Если перед вами толстяк, это можно обыграть. Или, ежели человек умеет подражать животным, скажем, ржать, как лошадь, что ли. У Кодора, к примеру, есть характерная плутоватая усмешка и этакие сладковатые морщинки в уголках глаз, делающие их похожими на изюминки. Представляете, какое впечатление это производит, вздумай Кодор клиента к его же собственной пользе склонять?

«Что ж, — подумал я, — сегодня я в состоянии покорить мир. Отчего бы и нет? В особенности, ежели тут эти дивные чаровницы!»

Для начала я продемонстрировал собравшимся, сколько я способен съесть и выпить. Кодор, кстати, меня и представил такими словами:

— Честь имею представить вам пожирателя устриц!

И, оборотясь к гостям:

— Прошу любить и жаловать: отважный капитан ван Малахольн. — И все рассмеялись. (Представлена была и «нахохлившаяся птица» — как потом оказалось, врач на пенсии.)

Однако, что гораздо существеннее, присутствовали в компании две очаровательные дамы, которые — хотите верьте, хотите нет, тотчас зачислили меня в свои любимцы и давай пичкать. Своими нежными ручками пододвинули ко мне уксус, горчицу и прочее, что требуется, и со смеху покатывались, на меня глядючи. Видать, душа просила озорства незатейливого, стосковались милые дамочки по невинным развлечениям. От аппетита моего пришли в восторг и принялись соперничать, кто из них ловчее сумеет приласкать меня и высмеять. Словом, в считанные минуты воцарилось за столом развеселое настроение, и Кодору это явно пришлось по сердцу.

— Капитан — парень что надо! — аттестовал он меня. — Ну а я, по крайней мере, хоть знаю теперь, как ему удается покорять женщин.

— Он действительно покоряет их? — уточнила одна из дам.

— Это не человек, а волшебник, — подхватил мой приятель. — Стоит прекрасному полу увидеть его на перроне, и красотки, все как одна, готовы соскочить с поезда.

Дамочки и вовсе покатились со смеху.

— И до чего же он огромный, — заметила одна из них не без страха в голосе. Со страхом, но и с интересом, — подобное нельзя не почувствовать. В ответ я, не поднимая головы и не переставая работать челюстями, лишь искоса бросил на них устрашающий взгляд.

— Уверяю вас, это сущий чародей, — повторил Кодор. — Ну-ка, расскажи нам, что ты умеешь, — обратился он ко мне. — Начать с того, что в нем четыре сотни фунтов веса, так сказать, нетто. Ей-богу, не вру! Съесть за один присест четырех гусей — ему раз плюнуть, а после закусить двумя десятками фаршированных колбасок, в уксусе. Вот так-то! Верно я говорю? — обратился он ко мне. Я холодно кивнул.

— Одним словом, чудовище, — заметила одна из дамочек. Подобные замечания мне тоже по нраву: ведь как подсказывает мой опыт, они всегда неотделимы от сладостных страхов.

Компания потешалась на мой счет, и я был не против. А с чего бы мне спорить да возмущаться? Пускай их резвятся. Весь мир наш — что рыхлый клубок. Взъерепенишься, дернешь не за ту нитку, и все связи порушатся. Нужно ли мне это?

Я обвел взглядом собравшихся: небольшая, приятная компания деловых людей — шестеро мужчин, считая и нас с Кодором, и две дамы. Незачем говорить, что ни один из них не был бородатым простецом, как заранее характеризовал их Кодор. Далее: ничего общего между ними не было — это сразу же чувствовалось. Впрочем, нечто общее все же отмечалось: каждый надеялся извлечь какую-то выгоду из общения с другими, ну, и в бизнесе они разбирались слабо. (То есть четверо, кроме нас.) В особенности, уже упомянутый мною господин доктор, мужчина с суровым взглядом.

Касательно торговца чулками и нижним бельем — его пьесу даже ставили на венской сцене, — смело можно сказать: такой не станет за сделками гоняться. И еще двое: судовладелец и держатель пакета акций стекольного завода — бесспорно, легкая добыча для хищнических аппетитов Кодора. Кстати, даже в юные свои годы я и предположить не смел бы, что подобных простаков можно встретить в самом центре Лондона. А эти живут здесь, как ни в чем не бывало, убаюканные своей детской верою. Дивны дела твои, Господи! Но мне с тех пор не раз доводилось подмечать подобное, и именно здесь, в Англии.

Кодор и общался с ними соответственно — ласково и бережно, чисто родная мать. Ему явно хотелось привлечь их на свою сторону, на этот счет у меня не было никаких сомнений.

Более того! Да ведь я и обе прелестницы находились здесь только ради этой цели: мы поставляем музыку к застолью. Стало быть, немалые суммы стоят на кону — не станет же этот прохвост созывать столь большую компанию в отдельный кабинет, обитый красным шелком, — сообразил я в мгновение ока.

Впрочем, мое дело сторона!

Я объедался жарким из телятины, с пылу с жару — нога, запеченная одним куском.

— Пусть будет фунта два, не меньше, — заказал я официантке, с давних пор зная, что нет ничего вкуснее, как прямо с огня и цельным куском. Тогда мясо сочное и воздушное, как розовое облако.

Я упивался наслаждением. Никому было не догадаться, что происходит у меня внутри.

— Уважаемые дамы и господа! Прошу не беспокоиться, желудок у меня в полном здравии, — доверительно заметил я. Стоит ли вдаваться в подробности? Как сытый голодного, так и здоровый хворого не разумеет!

«Ну, держись, старина, я тебя повыпотрошу», — лукаво подумал я и, конечно, не скупясь, вливал в себя дорогие напитки. Кодор не преминул устроить из этого цирковое представление.

— Смотрите, смотрите! — возопил он. — Что вытворяет негодник! Вливает в себя, словно в бездонную бочку, и даже не глотает!

— Ой, я хочу посмотреть! Я хочу посмотреть! — вызвались обе куколки. Им я тоже показал, как это делается. Как вливает в себя человек полпинты спиртного и даже не сглотнет, чтобы воздуха набраться.

— Может, у него глотка луженая? — интересуется одна милашка.

— Скорее уж у него душа каменная… — замечает другая.

Ага, эта дамочка поумнее будет. «Душа окаменелая», — так и хотелось мне ответить.

— Что же касается внутренних сил, — сказал я, — то, пожалуй, воздержимся от их упоминания, хотя бы минут на пять. Выясним, что скажет на это душа жареного теленочка. Сперва его съедят, а уж потом проявят к нему милосердие.

Дамочка какое-то время молча разглядывала меня, словно ей тоже хотелось сказать: «С этим держи ухо востро!»

Здесь самое время описать прелестниц. Они и впрямь были прелестны и обольстительны, к тому же обе черные. С головы до пят, точно лоснящиеся, черные пантеры — поистине демонические создания. Прежде всего у обеих были черные глаза, но ведь сколько оттенков может быть у черного: у одной — мечтательно-манящие, у другой — горящие пламенем. Одежда на них тоже сплошь темная, волосы — воронова крыла, а зубки остренькие… Так и подмывало попросить: кусни меня за ушко.

Готов понять человека, не согласного со мною по части женского очарования. Правда, мне тогда почти все молодые особы нравились, это точно. Однако могу заверить каждого, что эти женщины обладали властью над мужчинами. Только вот как доказать? Призвать в свидетели старого доктора, который тоже принял мечтательный вид, печально помаргивая и озираясь вокруг, — этим никого не убедишь. Торговец дамским бельем вообще не в счет. Стало быть, наиболее убедительное свидетельство все же мое, если принять во внимание, что сам Кодор не напрасно привлек их сюда, а явно для того, чтоб те покорили наши сердца. Не говоря уже о том, что одна из дам (на груди которой, кстати, красовалась маленькая бабочка из черных кружев) была пассией самого Кодора. Это довольно скоро выяснилось из ее мимолетного замечания.

— Что вы так разглядываете на мне, сэр Александер? — спросила дама.

— Любуюсь украшениями, теми, что на вас, — ответил мой приятель. — А вами — и того больше, — недвусмысленно добавил он.

Короткая фраза, а мигом все стало ясно: украшения презентовал он, а потому и вправе любоваться.

Итак, по соседству звучала музыка, с очень интересной игрой ударных типа гамелана и резкими выкриками, а эти две птички поклевывали виноград по ягодке, да пощипывали сдобный калач — деликатно, крохотными кусочками и прихлебывали шампанское — грациозно и неспешно, к тому же чокались, на манер матросов в корчме, и приговаривали: a thousand year, ching-ching, будь здоров на тыщу лет, дзинь-дзинь и далее в таком же роде… и смеялись, смеялись беспрестанно. Даже от такой малости опьянели. А к полуночи дама с бабочкой, Кодорова приятельница — черное платье на ней было в обтяжку, и при каждом ее движении шелк переливался на округлых формах, — словом, эта красотка вдруг возьми да заяви мне: желаю, мол, вас покорить. Та-ак… И что же мне теперь делать?