Рисунки Виктора Кармазова - Евгений Константинов

— Двигай быстрей, курить охота, — бросила Ирина подруге.

Коротышка двинулась за ней, но Виктор удержал ее за руку и сунул под нос бумажник:

— Катя, можно тебя на минуточку?

— Чего-чего? — изумилась, девушка, но, узнав бумажник, прикусила нижнюю губу.

— Я все знаю и все видел вчера вечером, — многозначительно ухмыльнулся Виктор.

— Что ты хочешь? — на ее глазках мигом навернулись слезы.

— Поговорить надо.

— Прямо здесь?

— Нет. Лучше без свидетелей. И главное — чтобы Ирина не заметила.

— Ты ничего ей не скажешь, правда? — всхлипнула Катя. — Я тебя очень прошу. Я для тебя все сделаю…

— Спокуха, — Виктор приложил указательный палец к ее губам. — Встречаемся в десять вечера, в парке, у самолета. Поняла?

— Да.

— Пойдем, я тебя до выхода провожу, — не выпуская ее руки, он подтолкнул девушку вперед.

У самых дверей, Виктор встретился взглядом с Шуриком. Тот шагнул, было навстречу девушки, но, увидев, что она идет с невесть откуда появившимся ухажером, ретировался.

— Катька, ты чего там застряла?! — окликнула подругу с улицы Ирина.

— Все, иди, — сказал Виктор, отпуская Катю. — Встречаемся в десять вечера у самолета.

Дом, где жила Прасковья Петровна Кармазова — родная бабушка Виктора, ничем особо не отличался от других одноэтажных деревянных домиков, построенных после того, как фашисты, отступая в декабре сорок первого года сожгли весь город. Заходить в дом Виктор не стал, неторопливо прошел мимо, никого не увидев в саду с двумя десятками яблонь разных сортов, кустами крыжовника, красной и черной смородины, обработанными грядками с клубникой, редиской, огурцами, зеленью.

Он знал, что в предстоящие две очень уж холодные зимы несколько яблонь померзнут и пропадут, но другие неизменно будут продолжать радовать его и родственников богатыми урожаями. Сейчас бабушка, скорее всего, готовит ужин. Он с удовольствием его съест, вернувшись домой поздно вечером, когда бабушка давно уляжется спать. Съест, конечно, не теперешний Виктор, а тот, семнадцатилетний, приехавший в Истру после окончания десятого класса…

Так же, как и Шурик в рукописи, Виктор назначил Коротышке свидание около памятника-самолета, только на полчаса раньше. Катя пришла вовремя.

— Давно ждешь? — тихо спросила она, выпустив изо рта струйку сигаретного дыма.

— Недавно. Пойдем вон туда, под горку. Там скамеечка есть, и нам никто не помешает.

— Ты принес? — спросила Катя, когда они остановились у скамейки под нависшей над обрывом липой.

— Принес. Вот, — Виктор показал бумажник.

— Что ты хочешь за него?

Как и Шурик в рукописи, Виктор промолчал, а она вдруг шагнула к нему, поднялась на цыпочки и влажно поцеловала в губы. Виктор не успел опомниться, а Катя уже опустилась на корточки и проворно расстегнула молнию на его джинсах…

Когда Катя ушла, с бумажником подруги, Виктор остался сидеть на скамейке под липой расслабленный и опустошенный, ожидая, что Антон вот-вот сотрет рисунок с чудесной страницы, и он очнется у друга дома. Каждый раз получалось так, что он перевоплощался обратно после логического завершения определенного эпизода, словно после того, как в книге заканчивалась очередная глава.

Виктор помнил, что в рукописи примерно в это же самое время Андрей, приходит к Таниному дому, она позволяет ему залезть в окно, он признается ей в любви, но кроме поцелуев ни на что больше не решается. Романтичному Андрею пока и поцелуев было достаточно, но знал бы он, что Танечка давно встречается с его троюродным братом Лексием, с которым училась в одном классе, и что одними только поцелуями их встречи не заканчиваются. Может быть, в следующий раз нарисовать на чудесной странице вместо Лексия себя?

Кто-то кашлянул — совсем рядом. Виктор лениво повернул голову и получил удар по лицу чем-то тяжелым. Слетел со скамейки, тут же вскочил и едва увернулся от еще одного удара длинной корявой веткой, которой размахивал…

— Погоди, Шурик! — узнал парня Виктор.

— Я тебе погожу! — крикнул тот и словно штыком, ткнул веткой ему в грудь.

Охнув, Виктор схватил ветку, дернул на себя и отскочил назад, забыв, что за спиной довольно крутой обрыв. По которому он и покатился вниз, к самой реке. Не упал в воду только благодаря иве, в которую врезался боком, да с такой силой, что перехватило дыхание…

Проснувшись и еще не открыв глаза, Виктор уловил знакомый запах старенького деревенского дома. Но это был не запах дома Антона, в котором он собирался остаться ночевать. Виктор проснулся на даче у бабушки в Истре!

Он сразу все вспомнил: как брал билеты в кинотеатр, как назначал Коротышке встречу, как она доставила ему незабываемое удовольствие, как потом Шурик напал на него с дубиной, и он покатился с обрыва к реке. А потом, очухавшись, Виктор добрался до своего дома, умылся под рукомойником — тихо, чтобы не разбудить бабушку, и завалился спать.

Бабушка никогда не будила его по утрам, и Виктор порой вставал и в одиннадцать, и в двенадцать. Сейчас ходики на стене показывали начало девятого. Что делать?

Виктор вспомнил томик Чернышевского с аналогичным названием. Да, что же ему теперь делать? А не подумать ли обо всем где-нибудь на природе, к примеру, на рыбалке, сидя на берегу в каком-нибудь укромном местечке и глядя на поплавок.

Не пошло и получаса, как Виктор забросил удочку в спокойные воды одного из монастырских прудиков. Порыбачить можно было и на речке, он знал много неплохих мест: под Никулинским мостом, неподалеку от разрушенного скита патриарха Никона, под Фаворами, под институтом, под тем же стадионом. При нормальном клеве там можно было неплохо половить плотвичку, ельца, пескаря, окуня, а то и подлещика. Но на реке уединиться надолго получились бы вряд ли, там и байдарки плавают, и купаются, и туристы шляются, да и те же рыбаки могут появиться.

На монастырских прудах не купались, да и рыбаки их особо не жаловали. Хотя отец Виктора ловил здесь на удочку с боковым кивком и мормышкой, наживленной ручейником, неплохих окуней. Но ловля на мормышку предполагала активное перемещение по водоему, что сегодня Виктора не устраивало. Тем более что он не только собирался поразмышлять о сложившейся ситуации, но и порисовать, для чего прихватил из дома общую тетрадь в клеточку и карандаш.

Пенопластовый поплавочек с ярко-красной антенной замер среди кувшинок в окошке воды, на крючке извивался червь-подлистник, приманивая полосатого окуня, а, возможно, и лентяя линя, а Виктор стал вспоминать и свою юность, и сюжет романа, написанного старшим кассиром одного из продуктовых магазинов Тушино.

В Истре у бабушки он всегда гостил недолго, за все каникулы — недельку-полторы. Ему нравился этот подмосковный город, монастырь, река… Но как-то так сложилось, что ни с кем он здесь по-настоящему не подружился, и больше всего общался со своим троюродным братом Олегом и его младшими сестрами-двойняшками Машей и Настей. Виктор, подозревал, что нравится и той, и другой. Симпатичные девчонки любили пошалить, постоянно с ним заигрывали, строили глазки, и вообще-то, ему нравились, особенно курносенькая глазастая Машенька, но он помнил, что они, пусть и дальние, но все-таки его родственницы, к тому же на два года его моложе, поэтому ничего такого себе не позволял.

Хотя в армии, иногда вспоминал Машеньку, представляя, какой она станет, когда вернется на гражданку. Но пока он служил, любимая бабушка умерла, и ее похоронили на местном кладбище. Дом она завещала поровну — сыну, то есть, отцу Виктора и внуку, то есть ему. Но у отца давно была новая жена и дочь, и в Истру он приезжал разве что по осени, собрать урожай яблок. Виктору делать там тоже было нечего. С троюродным братом он встретился лишь однажды, а сестер вообще после армии ни разу не вдел.

В ту встречу Олег рассказал, что и та, и другая успели выскочить замуж, что Маша переехала в Дедовск, а Настя со своим мужем живет у себя дома и вот-вот должна родить. Через несколько месяцев до Виктора дошли слухи, что Настя действительно родила двойню, а муж Маши загремел в тюрягу, она с ним развелась, потом сошлась с другим уголовником, в общем, не повезло девчонке.

…Глядя на поплавок, Виктор прикинул, что появись сейчас дома у Олега, и тот вместе с сестрами встретит его, как ни в чем не бывало, может они и в картишки перекинутся. А потом, улучив минутку, он шепнет Машеньке, чтобы в будущем она ни в коем случае не выходила замуж за ухажера из Дедовска. Да… Нетрудно было догадаться о последующей реакции пятнадцатилетней сестренки.

Виктор пристроил удочку на воткнутую в илистое дно рогатульку, взялся за тетрадь и на первой странице набросал портреты своих дальних родственников — Олега, Машу и Настю.

На следующей странице нарисовал Катю — в полумраке, с сигаретой во рту. Потом — ее же, но обществе с Ириной и Таней, а чуть в сторонке, в кустах акаций — силуэты наблюдающих за ними парней. Карандаш мелькал над страницами, отображая не только эпизоды из прочитанной на днях рукописи, но и новые повороты в истории, после того, как он, Виктор, благодаря чудесной страничке воплощался в своей юности.