Убийство в кукольном доме - Брюс Голдфарб

семьи, она не скупилась и на Маграта, даже помимо общего счета, который она открыла и пополняла. После выхода Маграта на пенсию Фрэнсис купила ему «Паккард», куда более просторный и комфортабельный автомобиль, чем служившая ему много лет Суффолкская Сью. Ли также оплачивала для него гараж.

Осенью 1935 года ухудшающееся здоровье Маграта вынудило его уйти с поста судмедэксперта. Он продолжил преподавать в Гарварде, пока мог, а на досуге занимался греблей и хоровым пением.

Пенсия Маграта, выделенная штатом Массачусетс, каждый год приносила ему 2250 долларов, а пенсия Гарварда за все годы его работы составила менее 150 долларов в год[173]. Ли заявила главе медицинской школы, доктору Сидни Беруэллу, что 2400 долларов в год недостаточно. Беруэлл поговорил с Магратом и согласился, что нужно выделить еще 100 долларов в месяц, чтобы он мог поддерживать привычный стиль жизни. Ли была готова вносить 600 долларов в год, если Гарвард сделает аналогичное вложение и если ее доля будет выплачиваться Маграту через университет, «не впутывая ее» в это дело[174]. После их беседы Беруэлл сделал заметку: «Я полагаю, следует предпринять некие шаги ради человека, который действительно посвятил много времени университету, так как он впервые начал преподавать в 1898 году и получал заметное жалование лишь около двух лет»[175]. Гарвард согласился на необычный вариант пенсии, и Ли втайне продолжала поддерживать Маграта.

Теперь, когда Маграт проводил больше времени в Гарварде, отделению судебной медицины требовалось больше места. Ли положила глаз на несколько помещений на третьем этаже корпуса Е-1. Эти кабинеты занимала кафедра фармакологии, которой заведовал выдающийся врач, один из пионеров американской фармакологии, доктор Рейд Хант.

В частности, Ли хотела получить кабинет 307, который, по ее мнению, стал бы идеальным офисом для Маграта, а соседний 306-й кабинет подошел бы для исследований. Ли спросила декана факультета, может ли она их получить. Но Хант ни за что не хотел отдавать свои помещения. «Судебно-медицинская библиотека — это какое-то посмешище, если только не планируется создать коллекцию старых книг, демонстрирующую, какие абсурдные взгляды ранее существовали, в частности на яды, — писал Хант декану. — Я не сомневаюсь, что у доктора Маграта есть интересная коллекция медицинских случаев, некоторые из них, возможно, весьма занимательны, но он не опубликовал ни одной работы по этому поводу. Я не видел ни одной его публикации за 25 лет, и он читает студентам только шесть лекций в год»[176].

Хант наотрез отказывался отдавать 307-й кабинет. В этой комнате хранились записи, связанные с Фармакопеей США, и лабораторное оборудование для исследований каннабиса, которые нужно было проводить в тихом, изолированном месте.

Но Ли не устроил такой ответ, и она пошла дальше — к Джеймсу Брайанту Конанту, президенту Гарвардского университета. «Мне неловко вновь обращаться к вам, ведь вы были так добры, исполнив мою предыдущую просьбу, — писала она Конанту, — но нам и правда нужна эта комната»[177].

Конант написал Ли ответ: кабинет 307, к сожалению, недоступен. Ли молчала почти три месяца, а потом отправила Конанту записку: «После получения вашего письма, которое, конечно, меня несколько удручило, я очень долго думала о вашем решении не передавать кабинет 307 кафедре судебной медицины. И чем дольше я размышляю об этом, тем более склонна спросить, не захотите ли вы передумать»[178].

Ли напомнила, что через два года Хант достигнет возраста выхода на пенсию, так что место в любом случае скоро освободится. В то же время напротив обсуждаемых кабинетов пустуют помещения, которые Хант мог бы использовать для хранения материалов, находящихся в настоящее время в кабинете 307. «Таким образом, — заключала Ли, — я не могу оставить ваше решение без протеста и просьбы, чтобы вы еще раз обдумали данную проблему».

Ли получила кабинет 307 для кафедры судебной медицины. Она снова использовала свое богатство и влияние ради продвижения этой дисциплины.

16 мая 1935 года

Ли предприняла неформальный визит к Джону Эдгару Гуверу, молодому директору недавно переименованного Федерального бюро расследований, чтобы привлечь его внимание к области судебной медицины.

Предшественником ФБР было Национальное бюро уголовной идентификации (NBCI), централизованная база фотографий и бертильонажей, основанная в 1896 году. Изначально находившееся в Чикаго, в 1902 году бюро переехало в Вашингтон. В базе данных не было отпечатков пальцев до тех пор, пока Бюро расследований, агентство Министерства юстиции США, не поглотило NBCI[179].

В дни службы Гувера ФБР в основном занималось внедрением сухого закона, борьбой с организованной преступностью и расследованием ограблений банков. Задачи бюро радикально изменились в марте 1932 года, когда сын и жена авиатора Чарльза Линдберга были похищены из собственного дома в Нью-Джерси. Линдберг, в одиночку перелетевший через Атлантический океан, был одним из самых знаменитых людей в Америке.

В ответ на похищение и убийство Чарльза Августа Линдберга — младшего Конгресс издал федеральный закон «О похищении людей», наделив ФБР полномочиями по расследованию киднеппинга[180]. Криминалистические доказательства, обнаруженные ФБР (следы от инструментов на доске, использованной как самодельная лестница на месте преступления), сыграли свою роль в вынесении приговора предполагаемому похитителю Бруно Хауптману.

Исследовательский опыт, полученный при расследовании похищения и убийства ребенка Линдбергов, лег в основу создания технической лаборатории агентства. На это потребовалось шесть месяцев. Теперь официально известная как Научная лаборатория ФБР по раскрытию преступлений, она не была первой криминалистической лабораторией в стране. Это достижение принадлежит полицейскому отделению Лос-Анджелеса, открывшему такую службу в 1923 году.

С рекомендательным письмом от Маграта Ли пришла на встречу с Гувером 16 мая 1935 года и включила все свое обаяние. В те дни Гувер занимался созданием национального тренировочного центра для полиции, предшественника Академии ФБР. Отметим, что Гувер был не слишком восприимчив к мнениям женщин, а когда стал директором Бюро расследований в 1924 году, то уволил всех женщин-агентов и запретил нанимать их впредь[181].

Тем не менее он встретился с Ли после того, как она осмотрела здание и сдала отпечатки пальцев для базы гражданских лиц, составляемой агентством. Согласно заметке, составленной Г.Г. Клеггом, заместителем директора отдела расследований, Ли рассказала о своих планах по созданию кафедры судебной медицины в Гарварде и предложила Гуверу обучать агентов ФБР судмедэкспертизе. Фрэнсис справедливо заметила, что агентству не хватает опыта в медицинской области расследований. Она упомянула доклад Национального исследовательского совета и сказала, что агентство могло бы выступить в роли государственного источника судебно-медицинской экспертизы.

Ли отметила, что недостаток познаний в судебной медицине может стать критическим при расследовании подозрительных и насильственных смертей. Стараясь наладить партнерские отношения с бюро, Ли дала Гуверу понять, что в Бостоне есть способные