Проект «Наполеон» - Вячеслав Уточкин

— Тормози! — выкрикнул я, на ходу выскакивая из экипажа, наблюдая, как этот негодяй спокойно зашел в соседний дом.

Подбежав к резному крыльцу дома, в который он вошёл, я остановился, поджидая эту нечисть. Дверь скрипнула, и из дома вышел пожилой мужчина. Кажется, это был старый ремесленник, чьи плечи согнулись под тяжестью лет и горестей. Седые, растрёпанные волосы выбивались из-под простого тканого колпака, выцветшего и покрытого пятнами. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, как потрескавшаяся кора старого дуба, а глаза, лишённые всякого блеска, смотрели в пустоту — тусклые, словно потухшие угли в заброшенной печи.

Тонкие, костлявые пальцы, обожжённые и покрытые мелкими шрамами, свидетельствовали о долгих годах тяжёлого труда с инструментами. В руках он держал детские вещи — крошечные башмачки и тряпичного поросёнка, набитого соломой. Старого, с выцветшей тканью и торчащими из разрывов соломинками, но явно сделанного с любовью. Эти вещи казались совершенно неуместными в его огрубевших руках, как напоминание о безвозвратно ушедших днях, когда жизнь была наполнена детским смехом и радостью.

Взгляд его был пуст, словно все чувства и мысли давно покинули его, оставив лишь оболочку человека, некогда известного как великий мастер. Он прошёл мимо меня, даже не взглянув, будто я был частью мебели, и, пошатываясь, направился к следующему дому.

Ко мне подошёл Антонио.

— Это кто? — спросил я, всё ещё поражённый его видом.

— Это Карло из рода Тартуро, великий механик и изобретатель, — ответил Антонио, опуская голос, словно боясь нарушить мрачное молчание вокруг.

В этот момент мужчина вернулся из дома. К детской одежде в его руках добавилось ещё одно нарядное платьице. Антонио мягко коснулся его плеча, останавливая шаг.

— Мастер Карло, что вы здесь делаете? — тихо спросил он.

Глаза мастера были устремлены куда-то вдаль, словно смотрели сквозь время. Он стоял неподвижно и молчал. Но как только Антонио убрал руку с его плеча, мастер, будто не замечая нас, молча прошёл к следующему дому.

Мы с Антонио двинулись за ним, наблюдая за его странным поведением. Он не реагировал ни на наши слова, ни на окружающий мир.

— Ещё до катастрофы мастер Карло проживал в Риме. Так получилось, что его роду Тартура объявила кровную месть одна сицилийская семья. Мой отец, используя свои связи, сумел уладить этот вопрос, и Карло в знак благодарности подарил моей младшей сестре, которая была ещё ребёнком, куклу-автоматон. Это был шедевр его мастерства: кукла могла закрывать и открывать глаза, произносить своё имя и даже исполнять маленький танец. Сестра уже выросла, но автоматон по-прежнему дорог ей как память. В день катастрофы Карло находился у нас в доме. Затем наступили смутные времена. Позже, когда жизнь начала налаживаться, мир узнал о Закрытых городах, в том числе и о Риме. Родственников у него не осталось, он стал жить у нас, в Городе мастеров. На прошлой неделе автоматон сломался, и мастер поехал в замок чинить его, — рассказывал мне Антонио, идя вслед за странным мастером, который собирал по домам детскую одежду. — О, я понял! Мы идем к его двору. Там у него сцена, где каждое воскресенье он показывал детям кукольное представление. Дети звали его Папа Карло.

Войдя в открытые ворота вслед за мастером, я внимательно осмотрел двор. Небольшая сцена, перед которой стояли низенькие лавочки, на которые в странном порядке Карло раскладывал детскую одежду. Затем он ушёл в дом и вынес великолепно сделанных марионеток, закрепляя их на кронштейнах вдоль сцены. Несколько раз он возвращался за куклами, пока все они не заняли свои места. Наконец, выйдя на сцену, он скрипучим голосом объявил:

— Любимые мои дети, я всегда рассказывал вам весёлые истории, хотя каждый раз вы просили страшные. Сегодня я исполню ваше желание.

Жила-была сиротка Мальвина в трущобах у болота, при трактире своего дальнего родственника Дуремара. Терпела постоянные упреки и побои, выполняя самую грязную работу. Раз в неделю Дуремар, собрав корзину объедков, посылал с ней сиротку к своей больной маме Тортилле, живущей в хижине на другой стороне болота. Вот и в этот раз красотка Мальвина, сквернословя, перепрыгивала с кочки на кочку и несла корзину вонючих объедков троюродной бабушке. Разные гады, живущие на болоте, старались побыстрее уйти с её пути. Только новосёл этого места скорби, пудель Артемон, не знал, с каким чудовищем столкнула его судьба. Выскочив из-за трёх кривых стволов медленно гниющих каштанов, Артемон прогавкал:

— Что ты несёшь в корзинке, милая девочка?

Через некоторое время, выплёвывая из лёгких воду и тину, он очнулся в цепких руках улыбающейся Мальвины.

— Ты, пёс шелудивый, на кого пасть открыл? Совсем страх потерял? — хриплым голосом вещала эта странная девочка.

— Ой, красавица, отпусти, не губи меня, любое желание твоё выполню! — взвыл Артемон.

Сплюнув сквозь зубы на ближайшую жабу, Мальвина ненадолго задумалась.

— Чёрт с тобой. Сумеешь бабку на том конце болота загрызть — поживёшь ещё, блохастый, — сказала она и, взмахнув рукой, отправила в полёт пса Артемона.

Красиво взмахивая лапами и хвостом с кисточкой, словно бабочка крылышками, Артемон летел в сторону хижины Тортиллы. Жёстко приземлившись, он, скуля, пополз в сторону двери. Навстречу ему выползла совсем сбрендившая голодная старушка. Вцепившись пуделю в горло, с урчанием разорвала его.