Дорога особого значения - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И какая же работа тебе по душе? — спросил капитан и потер рукой усталое лицо.
— Ну, какая… — поразмыслив, сказал Раздабаров. — Что-нибудь интеллектуальное. Я, видите ли, не пролетарий и не крестьянин, а, можно сказать, интеллигент. То есть склонен к умственному труду. Вот и подайте мне что-нибудь этакое… А я рассмотрю и сообщу решение.
— За отказ от работы полагается карцер, — усталым голосом произнес капитан.
— Так я же не отказываюсь! — горячо отозвался Раздабаров. — Наоборот, я всячески «за»! Потому и прошу подыскать мне такую должность, на которой я самым наилучшим образом смог бы себя проявить! И, соответственно, показать, что я встал на путь исправления!
На этом разговор усталого капитана и Раздабарова до поры до времени и закончился. Что касается Лыкова, то он и вовсе ничего не сказал капитану, а лишь с достоинством отвернулся.
— Упекут нас в кондей как пить дать! — сокрушенно повертел головой Раздабаров. — А это очень даже нежелательно. Потому что какого лешего мы там увидим и услышим? Нам надо быть на виду. Так сказать, в гуще событий.
— Думаю, что пока не упекут, — пожал плечами Лыков. — Вначале присмотрятся, что мы за гуси. Понаблюдают, сделают выводы…
— Да какие мы с тобой гуси? — грустно усмехнулся Раздабаров. — Самые обыкновенные — уголовной расцветки. Таких, как мы, половина лагеря. Ну уж нет! Надо предпринять какие-то экстраординарные меры! Иначе упекут непременно, чтобы сломать наш гордый дух…
В тот же день, ближе к вечеру, за Раздабаровым пришел конвойный и велел ему следовать за ним.
— Это куда же? — спросил Игнат. — И для чего?
— Не разговаривать! — сумрачно произнес конвоир. — Руки за спину! Не оглядываться! Вперед!
— Ну вот, я же говорил… — с досадой произнес Раздабаров, обращаясь к Лыкову. — Не иначе как в кутузку. Так что ты пока без меня…
Но оказалось, что его ведут вовсе не в кондей. Наоборот, его привели в какое-то здание, не имеющее, по мнению Игната, ничего общего со штрафным изолятором. И завели в кабинетик. В нем сидел офицер в форме сотрудника НКВД и с погонами старшего лейтенанта.
— Ждите за дверью, — велел офицер конвоиру и, когда тот вышел, с улыбкой взглянул на Раздабарова и сказал: — А на юге, я думаю, уже и ласточки прилетели.
— Да и здесь щебечут канарейки, — ответил Раздабаров.
Это были пароль и отзыв.
— Я — Карагашев, — сказал старший лейтенант.
— Ну, слава богу! — выдохнул Игнат. — А то я уже думал, что меня — в штрафной изолятор.
— И что же ты успел натворить за такое короткое время? — все так же улыбаясь, спросил Карагашев.
— Как это что? Гордо отказался работать, как и полагается порядочному блатному! И Афанасий — тоже. За что нам и было обещано узилище под названием штрафной изолятор, а в просторечии — кондей. Ты уж нам как-нибудь посодействуй, а? Поговори с кем надо, прояви свой авторитет. А то запрут нас, и какая от нас будет польза?
— Посодействую, — пообещал Карагашев.
— Вот и чудно! — обрадовался Раздабаров. — Что ж, теперь давай о деле. Что слышно насчет убийства оперуполномоченного и его осведомителей? Спрашиваю потому, чтобы мы, чего доброго, не пошли одними и теми же дорожками и не наступали друг дружке на пятки.
— Пока ничего, — развел руками Карагашев. — Ищем. Допрашиваем, наблюдаем… И получается так, что это дело рук блатных.
— Вот как, — в раздумье проговорил Раздабаров. — Значит, блатных… Ну, так я вас разочарую. И всю твою следственную бригаду, и тебя лично. И, соответственно, направлю на другие стежки-дорожки. Очень похоже на то, что как раз блатные никого не убивали. Ни оперуполномоченного, ни даже его помощников-осведомителей.
— И откуда у тебя такая уверенность? — спросил Карагашев.
— Ну, так они сами мне об этом и сказали!
— Что, вот так прямо и сказали? — не поверил Карагашев.
— Ну да, — кивнул Раздабаров. — Так прямо и сказали. В доверительном разговоре — мне и Афанасию. После того как с нами познакомились и пришли к убеждению, что мы самые настоящие блатные.
— И кто же именно это вам сказал?
— Подкова самолично. Знаешь такого милого старичка?
— Знаю, — кивнул Карагашев. — Но вот можно ли ему верить? С чего это он вдруг разоткровенничался? Подкова — вор в законе. Ему полагается быть скрытным. Особенно перед тобой и Афанасием. Он вас и видел-то впервые. Отчего вдруг он ударился в откровения?
— Оттого, что боится, — сказал Раздабаров.
— Боится кого? — удивленно поднял брови Карагашев.
— И кого, и чего, — произнес Игнат. — Если оперуполномоченного убили не блатные, то кто? И что тому причиной? Оперуполномоченных просто так не убивают. А его убили. Значит, те, кто его убил, — сила. Подспудная власть в лагере. Такая сила и власть, которая убивает даже оперуполномоченных. А для чего блатным вторая власть в лагере? Зачем им с кем-то делиться властью? Тем более что непонятно, что же это за власть, откуда она вдруг взялась? До недавнего времени ее не было видно и слышно, и тут нате вам — образовалась и предъявила, так сказать, свои права. Вот блатные и испугались. А вдруг эта власть их одолеет? Есть у них и еще один страх. А вдруг администрация лагеря и следователи все же поверят, что все убийства дело рук блатных? И что тогда? А тогда блатных ожидают тяжелые времена. А это им нужно? По-моему, они здесь неплохо устроились. Вот у этого Подковы даже отдельные апартаменты. Чем не жизнь?
— Да, но почерк убийства… — неуверенно возразил Карагашев.
— Блатные считают, что это дешевая постановка, — скривился Раздабаров. — Что стоит раздобыть нож и оставить его рядом с убитым? Самое простое дело! Так что никакой это не почерк. Пионерский спектакль, не более того. Мы с Афанасием, кстати, считаем так же.
— Да, пожалуй, так оно и есть, — согласился Карагашев. — Если бы это сделал блатной, то он бы, конечно, нож оставлять не стал. Для чего ему так подставляться? К тому же… Следственная бригада задалась вопросом: а кто они были, эти пятеро убитых осведомителей? А были они все из бытовиков и тех, кто осужден по пятьдесят восьмой статье. То есть касательства к блатным они не
