Год 2077-й - Юрий Симоненко

Жена принесла и поставила на стол чайник с кипятком, потом ещё раз сходила на кухню за пахнущим ароматными травами зава́рником. Налила заварку в кружку мужа и добавила кипятку:

— Вот, Коленька, пей чаёк.

Дочерям она чай наливать не стала, а просто поставила зава́рник перед Танькой.

В этот момент снаружи во дворе скрипнула калитка, и Мыкола быстро встал, взяв с лавки всегда лежавший под рукой обрез. Все в комнате притихли, глядя на завешанные жёлтой тюлью окна, Мыкола прислушался. Со двора послышались быстрые знакомые шаги, — Петька, специально ботинками о землю шорхает, как отец учил, — а потом сквозь занавески стало видно и самого Петьку с тихо семенящим чуть позади него Васькой. Васька почти не топал.

— Батя! Батя! — с порога забасил уже поломавшимся не мальчишеским голосом коренастый в отца Петька. Он был явно возбуждён и от этого постоянно чесался. — Мы следы нашли! На велосипедах недавно кто-то несколько раз туда-сюда ездил!

Выглядывавший из-за не по возрасту широкой спины Петьки Васька в подтверждение Петькиных слов часто закивал. Мыкола на миг перевёл тяжёлый взгляд на Ваську. Одет тот был в бабье платье до колен, глаза и брови подкрашены то ли сажей, то ли ещё чем-то чёрным, длинные русые волосы по-девчачьи заплетены в тугие косы. Мыкола подумал, что неплохо было бы ещё разок сводить Ваську в сарай.

— Стопэ́! — поднял ладонь Мыкола, возвращая внимание к сыну. — Давай по делу. Где следы? сколько? как давно ездили?

— На дороге с Исаевского мы с Васей в одном месте следы заметили, — начал объяснять Петька. — С дороги на Тауруп выворачивают на Красную Поляну, потом снова сворачивают, через Чубурку на Приозёрную… по Приозёрной до Таврической и оттуда на Заводской уходят… — Петька потеребил пальцами ремень ружья, ствол которого выглядывал у него из-за плеча, и почесал затылок. — Следов много… Два или три велосипеда ездят каждый день в одну сторону… или каждые два или три дня… Трава поднимается, а на земле следы есть. Последний раз вчера кажись ездили.

— Значит, на велосипедах говоришь… — Мыкола запустил толстые короткие пальцы с обломанными ногтями в окладистую лопатообразную бороду и поскрёб подбородок.

Ростовские лысачи в этих местах раньше не появлялись. Их интересуют большие посёлки и станицы, где есть чем поживиться, и можно наловить «кабанчиков», которых, по слухам, лысачи делают рабами. Хуторá вроде Новостепнянского да Исаевского им без надобности… Лысачи — лошадники, на велосипедах они не ездят. А вот на юге, под Екатеринодаром есть несколько людных хуторов с лихими людьми, которые таких, как он, Мыкола, в расход пускают без разговоров. Только прознают про то, что «кабанчиков» держишь, или что дочку за жену имеешь, и всё… всех изведут, и тебя и твоих баб с детьми. На велосипедах это только они могут быть. «А чего они на Ростов ездят? — задал себе вопрос Мыкола. — И туда, и обратно… И дорогой, на какой лысачей не встретишь…»

— Это ры́скатели, — сказал Мыкола, обращаясь к сыну. О важных делах он с бабами не разговаривал, и с Васькой, коего считал за бабу, тоже. — Ихние ко́длы дальше к Екатеринодару живут, а ры́скатели эти рыщут по пустырям да по городам, где «кабанчики» совсем отбитые. Сталкерá, ёптыть, поня́л?

— Ага, — кивнул дебильной мордой Петька, — поня́л. Я про сталкерóв книжку даже читал, «Бешеный в Припяти» называется, Лукьян Дивно́в написал… или Ди́внов…

— Вот! — назидательно поднял палец вверх Мыкола. — Про хабáр в книжке было?

— Ага, — снова кивнул Петька.

— Вот и смотри. Если ры́скателей этих хлопнуть, мы с них и добра всякого возьмём… ну, как хабáр, поня́л? — (Петька продолжал усердно кивать, важно и деловито.) — …и мяса в ле́дник затарим.

— Петюня, Васюша! — вмешалась в разговор мать. — Давайте за стол садитесь, борща поешьте. Оголодали небось, голубки́, по лесам да пустырям шастать… Нечё в дверях стоять. За стол!

Мыкола строго покосился на жену, но осаживать её не стал, только кивнул сыну на стол, мол, садись, и «девку» свою тоже посади.

Два раза приглашать к столу Петьку не потребовалось. От безуспешных скитаний и частых любовных упражнений с дружком оголодал он действительно зверски.

— Бать, а если мы сталкерóв грохнем, а ихние хуторские потом к нам припрутся? — опасливо спросил отца Петька, после того как навернул тарелку густого борща с большим куском мяса. — Приедут на своих вéликах толпой и предъявят за беспредел…

Мыкола, пока сын с Васькой обедали, снял с крепежа на стене предмет своей гордости — снайперскую винтовку Драгунова, добытую под Ростовом с убитого им, Мыколой, лысача, и, усевшись в стоявшее у окна довоенное кожаное кресло, проверял исправность оружия. За винтовкой Мыкола следил тщательно и с любовью. Никто в семье не касался её даже пальцем, даже чтобы протереть пыль. Да и пыли на ней никогда не бывало. Винтовка всегда была смазана, начищена, безупречна.

— Бошкá у тебя кумекает в правильную сторону, сын, — Мыкола бережно поставил СВД к подоконнику стволом вверх и принялся снаряжать магазин, который держал всегда разряженным, чтобы не просела подающая пружина. — Если бы мы с ры́скателями этими жили по соседству, оно бы так и было. Но живут они от нас километров за сто пейсят, если по прямой… А по прямой нынче никто не ходит, сын. — Мыкола защёлкнул в магазин последний патрон, отложил его в сторону и принялся снаряжать второй. — Ездят они, судя по твоим словам, к Ростову или в область. И ездят скрытно, не по большим дорогам, не через Кущёвку или Староминскýю, а через наши ебеня. Километров по двести в одну сторону накручивают. Видать не хотят с ростовскими лысачами встречаться. Почему? — Мыкола приподнял вопросительно густую рыжую бровь.