О криминалистике и не только: избранные труды - Евгений Ищенко

На мой взгляд, есть веские основания утверждать, что евразийские идеи могут стать гораздо более продуктивной базой для оптимизации уголовного судопроизводства в России, нежели западноевропейские, даже если последние и одобряются Советом Европы. Организация, что и говорить, авторитетная, но пекущаяся о решении своих насущных проблем, а отнюдь не российских.

В этой связи не грех бы прислушаться к мнению Патрика Дж. Бьюкенена о судьбе западной цивилизации. Он пишет, что, овладев средствами внушения идей, образов, мнений и ценностей – телевидением, искусством, индустрией развлечений, образованием, правящая элита создает новую нацию. «Миллионы людей ощущают себя чужаками в собственной стране, они отворачиваются от масс-культуры с ее культом животного секса и гедонистических ценностей… Все, что вчера считалось постыдным – прелюбодеяние, аборты, эвтаназия, самоубийство, – сегодня прославляется как достижения прогрессивного человечества», а затем делает неутешительный вывод: «Европа утратила жизненную энергию. Европа – живой труп… Чем богаче становится страна, тем меньше в ней детей, и тем скорее ее народ начинает вымирать. Общества, создаваемые с целью обеспечить своим членам максимум удовольствия, свободы и счастья, в то же время готовят этим людям похороны»220.

И в кильватер этой цивилизации нас усиленно пристраивают?!

Поскольку российское уголовное судопроизводство – из континентального семейства, его базовые устои заложены не только в отечественных правовых нормах. Они также в традициях, в обычаях российского общества, в правосознании его граждан, в инерции мышления наконец. Не подготовленные историей и не отвечающие потребностям общественного развития новеллы в российском уголовно-процессуальном законодательстве приводят к рассогласованию с ними не только правосознания профессионалов, но и обычаев населения.

Закоперщиками сомнительных новаций нынче выступают политизированные или даже просто ангажированные юристы и законодатели, тогда как расхлебывают заваренную ими кашу профессиональные работники правоохранительных органов, те, кому на своих плечах приходится тащить изыски западных заимствований сквозь дебри современной преступности. Выдерживают не все, о чем свидетельствует, в частности, отмечаемая статистикой текучесть следственных кадров.

Это еще раз свидетельствует о том, что корректное и адекватное потребностям граждан, общества и государства отражение в уголовно-процессуальном праве цели уголовного судопроизводства и его задач является необходимым условием как дальнейшего развития законодательства, так и его добросовестного, эффективного применения.

Кто и когда приведет нравственные требования к сотрудникам милиции, следователям, прокурорам и судьям в соответствие с создаваемыми им государством условиями деятельности? Именно в этой связи необходимо еще раз подчеркнуть, что правоохранительная система призвана решать публичную задачу защиты общества и государства от преступлений и правонарушений – борьбы с преступностью.

Вот одна из острых граней рассматриваемой проблемы. В отечественном уголовном процессе действия обвиняемого, который, осуществляя свое право на защиту, заведомо лжет или причиняет другой вред правосудию, если при этом он не причиняет уголовно наказуемого ущерба другим людям, приравниваются к законным действиям. Тем самым право подозреваемого (обвиняемого, подсудимого) на защиту отечественным законодателем явно абсолютизируется.

Если заведомая ложь направлена на создание, например, ложного алиби, следователю или судье остается только горестно вздохнуть и попытаться опровергнуть измышления с помощью надежных доказательств. А что остается делать, ежели сегодняшний отечественный законодатель не предусматривает препятствий для подозреваемого (подсудимого), защищающего себя возведением напраслины на других граждан?

Напомню, что в англосаксонской правовой традиции дело обстоит иначе. Право обвиняемого молчать, не свидетельствовать в суде против себя самого там гарантировано. Однако если он откажется от этой привилегии и решит защищаться, то за дачу заведомо ложных показаний ему придется нести уголовную ответственность, как и свидетелю. В англо-американском суде подсудимый допрашивается в качестве свидетеля, а потому приносит присягу говорить только правду.

Думается, что англосаксонские процедуры, реагирующие на ложь подсудимого, предпочтительнее отечественных. Вот их бы и следовало позаимствовать! Но как бы не так! Конечно, если есть надежда избежать уголовной ответственности за содеянное с помощью лжи, английский преступник станет врать не хуже российского. Однако тамошний суд по крайней мере не будет у него в соучастниках. А наш, российский, будет!

В этой связи необходимо обратить внимание на следующую крайне негативную закономерность: наблюдающееся в последние два десятилетия, особенно после принятия УПК РФ, массированное увеличение прав и возможностей обвиняемого (подозреваемого) по защите своих интересов, не сбалансированное обязанностями и опасениями ответственности за причинение мерами, предпринимаемыми для самозащиты, вреда иным субъектам. Такое положение обостряет опасность не только того, что виновный окажется оправданным, но и того, что к ответственности будет привлечен невиновный, в частности тот, кого обвиняемый оболгал.

Обратимся к текстам ст. 46 и 47 УПК РФ, в которых определен правовой статус таких ключевых фигур стороны защиты, как подозреваемый и обвиняемый. Согласно этим нормам, ни у того ни у другого из названных участников уголовного процесса обязанностей вовсе нет. Одни права! Очень характерное для современного российского уголовного судопроизводства нарушение баланса, с одной стороны, прав и обязанностей обвиняемого (подозреваемого, подсудимого, осужденного) и потерпевшего – с другой.

Анализ проблемной ситуации, возникшей в современном уголовном судопроизводстве вследствие очевидной разбалансировки процессуальных статусов сторон обвинения и защиты, побуждает сделать вывод, что она является одной из причин неэффективности отечественного судопроизводства, ухудшает деятельность по охране условий существования и развития общества, индивида и государства. «Строить теорию о правах человека в уголовном процессе, отталкиваясь лишь от личности совершившего преступление, и говорить о ее правах – глубокая ошибка, хотя внешне выглядящая весьма гуманистично. Такая однобокая теория чревата и еще одним подтекстом: презюмируются органы расследования (и прокурор) – нарушители законности…»221.

Если уголовное судопроизводство толково, надежно устроено, то оно, в обязательном порядке, должно привести к достижению цели уголовного процесса, даже если по конкретному делу этому препятствуют недобросовестный судья, прокурор, адвокат, следователь, эксперт, оперативный работник. Надежное судопроизводство способно преодолеть недостатки, возникающие в результате неправосудных действий. Обладает ли таким качеством отечественное уголовное судопроизводство? Увы!

Борьба с преступностью ведется не только уголовно-процессуальными средствами, поэтому она является задачей не одного уголовного судопроизводства. Следует поддержать мнение, что «защита прав и свобод личности» не только не может, но и не должна считаться назначением уголовного судопроизводства. В этой сфере необходима ориентация на защиту законных интересов граждан и организаций, вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства222.

В ряде работ классик отечественного уголовного процесса М. С. Строгович утверждал, что целью уголовного процесса является установление материальной истины по делу223. Корректность этой позиции и мнения тех авторов, которые провозглашают целью уголовного процесса познание истины по делу, сомнительна. Сомнения связаны отнюдь не с утверждением, что познаваемая истина должна быть материальной. Это как раз не только правильно, но и нравственно. Безнравственной представляется позиция, согласно которой судьбоносные для участников уголовного судопроизводства решения могут выноситься на основе познания формальной истины. Познание объективной истины является необходимым условием достижения цели уголовного процесса при производстве по конкретному уголовному делу, однако не самой целью. Более правы, на мой взгляд, те авторы, которые относят объективную истину к принципам уголовного процесса224.

Познание истины должно быть отнесено к такой категории уголовно-процессуальной деятельности, представляющей собой основу процесса, как доказывание. Истина есть цель доказывания (познания) по уголовному делу225. Это действительно так, однако для того чтобы завершить производство по делу, на основе познанного должно быть принято одно из предусмотренных законом решений. Доказывание и постижение при его посредстве объективной истины по конкретному уголовному делу есть основное условие решения задач уголовного судопроизводства.