Если ты есть - Александра Созонова

Они поженились спустя неделю после того, как разговорились случайно на скамеечке перед входом в лицей.

Агни смутно помнила, что в тот самый первый раз она зачем-то рассказывала ему, как не любит и боится кукольного театра для взрослых. У кукол такие запредельно-страшные лица! Страшнее, чем у людей…

Они встретились еще раза два-три, а потом поженились.

То был единственный человек, с которым она могла говорить хоть сутки напролет, не уставая, не иссякая.

И глубины разговора, достигаемой с ним, больше не получалось ни с кем, никогда. Только с книгами, да и то книг таких было четыре-пять за жизнь.

Помимо разговоров они рисовали цветными карандашами, сочиняли сообща абсурдные стихи и записывали их на рваных обоях. Выдумывали психологические теории и классификации.

Вместе с ними в их уютном мусорном жилище обитали персонажи их совместного творчества: разудалая хмельная бадыдана, черная борзая со стальными глазами, птица Феникс, в истерике заламывающая перья, ручной глаз на маленьких ножках, бегающий ночами по полу, словно ежик.

Они мечтали покрасить потолок в их комнатке в черный цвет — цвет не уныния, не печали, но бесконечности, глубины и ночного полета.

Общаясь с людьми, Агни всегда ощущала их внутренний мир пространственно. У одних он был подобен комнате. Обшарпанной и грязной или уютной и солнечной — в данном случае неважно: на какую бы тему ни повести разговор, со временем неминуемо упрешься в стену. У других было нечто вроде колодца или длинного коридора: в одну-две стороны с ними можно было продвигаться долго, зато другие темы сразу же упирались в тупик.

Внутреннее пространство мужа было для Агни без стен. Было космосом, в котором можно передвигаться свободно, в любую сторону, не боясь расшибить лоб.

Она объясняла ему, что огромный окружающий мир вполне может быть заменим миром единственного человека. Они взаимозаменяемы. Мир и мир, макро- и микрокосм. Он совсем не меньше внешнего, внутренний мир, нет! Он такой же огромный, но не в пример прекрасней, теплей и добрее. В нем можно взмывать, пикировать, носиться во все стороны, не боясь напороться на подлое, сыто хохочущее и чужое.

Она хотела, чтобы он стал для нее этим миром, заменяющим внешний мир. Теплым космосом.

Но было темно.

Было просторно, захватывающе, но темно.

Иногда ей казалось, что муж ее подобен астрономической черной дыре. В которую все проваливается, засасывается, закручивается воронкой. И ничего наружу — ни звука, ни теплоты, ни световых лучей. Только — в себя, вглубь, внутрь.

Но отчего же — возражала она себе — разве я не беру от него? Еще сколько! Никто никогда не давал мне так много.

Отчего же это ощущение засасывающей, проглатывающей тьмы?..

Иногда ей казалось, что уж лучше комната. Маленькая комната с пестрыми занавесками, с зеленью традесканций и фикусов, с солнечными квадратами на полу,

Неужели свет и душевный простор — несовместимы?

После развода они продолжали дружить — то есть разговаривать — года три.

Пока он не устал от подробностей ее личной жизни, которыми она — по привычке делиться с ним всем — нагружала его.

…С мужем можно было обсуждать самые интересные вещи. К примеру, что будет, если перерезать мозолистое тело — толстый пучок нервных волокон, соединяющих правое и левое полушария мозга? Тогда в одном черепе окажутся два центра управления, два сознания.

Агни так занимал этот вопрос, что она даже написала фантастический рассказ. Один чудак, очень одинокий, попросил сделать себе подобную операцию, чтобы найти в себе самом друга и собеседника. «…И не просто друга, а человека, который был бы близок мне духовно, разделял бы мои интересы и склонности, был бы предан мне, как самому себе, болел бы вместе со мной и ненавидел моих врагов, короче, был бы тем, что называется альтер эго, понимаете? Альтер эго. Вы понимаете, доктор, что я имею в виду?..» Доктор с трудом, но понял и согласился сделать операцию (кстати, несложную) из любопытства, что из этого выйдет. Сначала вышло неплохо. Правое полушарие обучили говорить. «Единственное неудобство, доктор: когда хочешь сказать что-нибудь, надо поднимать руку, как школьник, — горло-то одно, вот мы с ним и договорились таким образом…» Лицо его стало подвижным, с неуловимой сменой выражений, и этим притягивало взгляд. «Знаете, у меня чертовски хорошо сейчас на душе, и я знаю, что и ему тоже хорошо, у нас общие эмоции, вот в чем дело…» Казалось, сама теплота и умиротворенность царили в его комнате. Он развалился в кресле и поглаживал правой рукой левую щеку. «А вы посмотрите, доктор, как он рисует. Никогда прежде я не рисовал, и не тянуло. Вы знаете, когда он творит, а я держу бумагу и пододвигаю краски, я чувствую, когда у него получается, его вдохновение и экстаз охватывают и меня. Хотя сами эти картинки ни о чем мне не говорят. Страшненькие абстракции, шут его знает, зачем он их рисует и что хочет этим сказать. Я не знаю…» Потом они стали ссориться. Его охватывали приступы жуткого кашля. Это случалось, когда оба хотели говорить и никто не хотел уступать своей очереди. Из-за кашля его почти невозможно было понять. Левому надоело держать бумагу и пододвигать краски, когда Правый рисовал. Его бесило, что он теряет кучу времени, вместо того чтобы заниматься своими делами, и должен прислуживать Правому, и смотреть, как дурак, на рисунки, от которых у него пропадает аппетит. Они обнаружили полное несовпадение взглядов и наклонностей, вплоть до того, что женщина, которая нравилась одному, вызывала у другого непреодолимое отвращение. К тому же, стоило одному из них подумать о чем-нибудь неприятном, как настроение портилось у обоих. Пресловутая общность эмоций теперь вызывала у них раздражение. Доктор предложил убрать металлическую пластинку, разделяющую мозолистое тело, и воссоединить их в прежнее единство. Но они настолько невзлюбили друг друга, что отказались. Отказ воссоединяться — были единственные слова, которые не прерывались кашлем. Наконец, после драк и истерик, доминирующее полушарие победило и стало властвовать единолично. Встретив их на улице после победы, доктор остолбенел: на костыле волочился калека. Левая рука была прибинтована к телу, а левая нога — к правой ноге. Левый глаз и левое ухо были плотно обмотаны бинтом, во рту был кляп, тоже плотно прибинтованный. Единственный открытый глаз смотрел торжествующе, правая рука отмеряла маршевый темп…

Но, помимо шуток, Агни до содрогания, до обморока хотелось понять, как так может быть: в одном теле оказываются две души? А куда деваюсь «я»? Скажем, «я» хочу оказаться в левом полушарии, но как подгадать, вдруг после операции обнаружишь себя в правом, молчаливом, музыкальном и депрессивном?.. И в левом, и в правом будут свои «я», — резонно говорили и муж, и рассудок. Но с этим было смириться еще труднее. Где же буду настоящее «я»?! Распахивалась непостижимая, ирреальная пропасть бытия.

Правда, Агни не пугалась и не унывала. Она откладывала решение этой задачи до лучших времен. До себя же — но более мудрой.

Самый умный человек — это пик негэнтропии. Верхушка природы. Агни стремилась понять всё и вся в полуосознанном стремлении достигнуть этой верхушки. Вскарабкаться на нее и гордо перевести дух.

А иначе зачем еще жить?..

Была еще одна бытийная проблема. Настолько глобальная и важная, что Агни не обсуждала ее даже с мужем. Для внутреннего пользования она называлась «Материалистическое доказательство бессмертия».

Хребет рассуждений был таков.

Прежде чем приступить к доказательству, необходимо уточнить, что подразумевается в данном случае под словом «бессмертие». Употребляя это слово, автор не имеет в виду неограниченную продолжительность жизни определенного индивида. Под бессмертием понимается лишь непрерывное, неисчезающее ощущение жизни, которое не зависит от модификаций, от рождений и смертей своего материального носителя, то есть живого организма.

Такое понимание бессмертия знакомо нам из индийской философии, оно выражено в понятии сансары, переселении душ: душа бесконечно странствует по телам людей, животных и растений, вселяясь каждый раз в того, кто соответствует карме, выработанной ею в предшествующем воплощении, Причем надо заметить, что понятие «душа» не является в данном случае синонимом психологической личности, так как в каждом новом воплощении она обновляется вместе с телом, обзаводится новой памятью, способности ми, страстями — неизменным же остается лишь ощущение жизни. Или лучше так: Ощущение Жизни, с большой буквы, ибо понятие это будет основным в наших доказательствах. Доказательствах того, что древние индийцы были правы гораздо больше, чем это порой кажется.

Проведем умозрительный эксперимент.

Предположим, что ваш мозг повторен до мельчайших нейронов и их связей между собой, сделана абсолютная копия. (В придачу воссоздана и копия тела для поддержания его жизнедеятельности.) Теперь, если вы заснете и умрете во сне, а копия-мозг оживет, вы проснетесь. Ощущение Жизни не прервется, вы не почувствуете никакого перехода в иное сознание, никаких перемен в психике. Вы умерли, но в копии вы живы. Смерть преодолена.