Пятнадцать ножевых. Том 4 - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Добрый день, Роза Михайловна, — доктор подошел ближе, достал фонендоскоп. — Примите мои искренние соболезнования.
Ого, а Геворкян знает вдову! Хотя чему удивляться? Естественно, за столько лет работы запомнишь.
— Авис Акопович, — жена Цвигуна приподнялась, высморкалась в зажатый в правой руке платок. Перевела дыхание и вдруг закричала, больше адресуясь в гостиную, где работала бригада следователей: — Его убили! Понимаете?! Убили!
— Давайте поспокойней, сейчас я вас послушаю, кардиограмку снимем, — и уже мне, тихо на ухо: — Андрей, набери-ка феназепама. Одну ампулу, в мышцу.
— Может, реланиум сразу? — прошептал я в ответ.
— Попридержим пока большие пушки. Да и нет лекарства от горя.
Кардиограмма ничего не показала, давление было чуть выше обычного для женщины. Решили на всякий случай сделать внутривенно кубов пять магнезии. А что, инъекция длинная, само по себе введение отвлекает сильно — то в жар пациента бросит, то пройдет, приходится рассказывать вводящему о своих ощущениях, руководить процессом. Ну, и легкий седативный эффект тоже есть.
И сделал это очень вовремя, так как у входа зашумело и в дом вошли сразу несколько важных товарищей во главе с Андроповым. Последний, увидев меня, тоже вроде обозначил узнавание, но его опередила Роза Михайловна.
— Юрий Владимирович! Семена убили! Я точно это знаю.
Вдова шустро подскочила с кровати, мы втроем встали позади нее, придерживая — а ну как сейчас ортостатический коллапс от резкого вставания...
Андропов обернулся к Балашову, тот покачал головой.
— Следствие еще не разобралось, а вы уже все знаете?!
— Утром в Барвиху Волков приехал, помощник его, зарплату привез, — затараторила женщина, — Семен работал допоздна с документами. Вы же знаете, что он курировал расследования по МВД... Они обсуждали что-то, муж говорит — в Усово съездить надо. А зачем? Мы за два дня до этого были здесь. А он настаивает, чтобы я поехала с ним. Я не хотела, на маникюр записалась, а потом уступила. Тут сторож дорожки посыпать начал, я в дом пошла... И вдруг выстрел! Юрий Владимирович! Убили же!
Из глаз женщины полились слезы, она опять начала сморкаться.
— Полковник! — Андропов прервал вдову, повернулся к Балашову. — Потрудитесь убрать посторонних.
Это он в наш адрес?
— Мы никуда не уйдем, — спокойно отреагировал Геворкян. — Еще не закончили с пациенткой. Роза Михайловна, прилягте обратно в постель. Я померю давление повторно.
Андропов не прощаясь, вышел. Вслед за ним потянулась свита. Остался только один Балашов.
— Товарищи, все что вы тут слышали — это все строго секретно. Я возьму у вас подписки.
— И так все в подписках по трусы, — буркнул Авас Акопович, разматывая манжету тонометра.
Вдова тем временем, продолжала свою исповедь. Но уже перед нами. Какой негодяй Щелоков, какие у него подручные, готовые на все, да и пистолет лежит слишком далеко от руки. Не мог Семен Кузьмич пустить себе пулю в лоб!
— Роза Михайловна, — мягко произнес Геворкян. — Мы же в ЦКБ работаем. Я слышал, что ваш муж от рака лечился...
— У него была ремиссия! — заспорила вдова. — Он весь вчерашний день был радостным, довольным. Говорил, что теперь-то Щелокову хвост Комитет прижмет! Не вырвется как с убитым в Пехорке майором.
— Извините, а это чьи препараты? Кто принимал? — я поднял замеченный на тумбочке листок.
— Так Семену Кузьмичу назначили, — переключилась Роза Михайловна. — Он от них вялый был какой-то...
Еще бы! Да тут на пару тяжелых психохроников хватит! Антидепрессанты, транквилизаторы, ноотропы, диазепам, вдобавок ко всему и циклодол с какого-то перепугу.
— А вы что принимаете? — гнул свою линию Геворкян.
— Так анаприлин же, от давления. Всё, пустите меня, я пойду к Юрию Владимировичу, мне надо объяснить ему!
Мы с Валентином переглянулись. Да заткнется ли она когда-нибудь?
Кто-то заговорил в другой комнате. Вроде опять Андропов. Что-то объяснял, не слышно было, потом чуть громче произнес: «Я, Михаил, им Цвигуна не прощу!».
— Вы, Роза Михайловна, не ходите пока никуда, — мягко продолжил доктор. — Вам вставать нельзя, хотя бы минут десять...
* * *
— Ну вы представляете, какие сволочи у нас в бухгалтерии сидят? — сокрушался Валентин в ординаторской. — Получил расчетку, смотрю: недоплатили. Пошел вот разбираться на свою голову...
Проверять расчетные листки — это особый спорт. Мастеров на любой скорой всегда достаточно. Бывает, что теряются целые сутки. Вот и сидят, проверяют часы, доплаты, проценты за стаж, называемые «колесными».
— Не добился правды? — спросил я, отхлебывая чай из кружки.
— Ага. Пришел к этим счетоводам, сидит наша Юлия Борисовна, счетами щелкает. Видел же ее? Прическа «я упала с самосвала», очки на кончике носа. Ну я к ней, разберитесь, мол. Взяла она бумажку мою, посмотрела, костяшками пощелкала. «Точно, недоплатили», — говорит. Я только руку протянул, она мне: «Хотя подожди», — и снова на счетах как из пулемета.
— Другой результат? — спросил Геворкян, отщипывая кусок пирожка с капустой.
— Сказала, что всё правильно теперь. А потом опять глянула и по новой пересчитывать. Я схватил квиточек — и ходу оттуда. А то она бы насчитала, что должен остался. Нет в жизни справедливости, — он тяжело вздохнул и посмотрел на стол. — А кто мой пирожок потырил? Что за люди, а?
На столе зазвонил телефон. Я взял трубку. Кто говорит? Нет, не слон. Но угадал: меня, куратор. Давай, после смены срочно на ковер. Шеф зовет. Я посмотрел на часы. Смена скоро заканчивается, можно и прокатиться. Разузнать из первых рук, куда дуют ветры на кремлевском Олимпе.
Пока ехал на Рублевку, на дачу «аскета» Суслова в Троице-Лыково, размышлял о деньгах. Советских. Вот получаю я 120 рублей в месяц. Ладно 150 с «дыбовской» премией. Еще полтинник степухи падает. Итого почти две сотни. Если ты решил свои жизненные проблемы — обзавелся машиной, квартирой, зарубежной техникой — деньги тратить считай не на что. Бензин стоит копейки, на еду — а хозяйственная Аня взяла и посчитала — уходит максимум сорок рублей. И это на двоих! Ладно, на троих — с котом. Отдых? Профсоюзные путевки на юга за полцены. А то и вообще бесплатно. Ну хорошо, импортная одежда у фарцы. Статья расхода. Еще в среднем полтинник в месяц кладем. За полгода —
