Амнезия - Светлана Чехонадская

По отражению пробежала зыбь, оно пришло в движение – пустое пятно медленно перетекло на стекла. Там все повторилось заново: кривая темная фигура, пустое светлое пятно, зыбь, рама и дальше – небо, уже не отражающее ничего.

Из жертвы стать палачом.

«Да почему же? – мягко спросил кто-то внутри нее. – Ты ведь ничего не знаешь, зачем же ты читаешь приговор? Из какой жертвы и каким палачом? Не приговаривай себя заранее».

«Мудрая мысль!» – сказала она вслух закрытым воротам.

… Ей показалось, что тень собаки привстала и низко наклонила голову…

23

Премия, которую умирающий, но щедрый фонд заплатил Турчанинову за полтора месяца работы, составила пять тысяч долларов. Он даже не ожидал такой огромной суммы.

Ему ужасно хотелось узнать формулировку – под каким-то же соусом они эти деньги в бухгалтерии провели? – но было неудобно спросить. Да они бы и не сказали. Они с таким восторгом отпустили его восвояси, словно боялись, что он в последний момент передумает.

Иван Григорьевич усмехался про себя. Они, наверное, считают, что следователи бывшими не бывают. Что он, Турчанинов, изголодался по милицейской работе, поэтому набросится на это дело и всех выведет на чистую воду.

Турчанинов понимал, почему они боятся расследований. В завещании Королева было строжайшее условие, соблюдение которого только и давало им такую хорошую и сытую жизнь. Ведь их «Римская империя» может умирать десятилетиями, и все это время они будут набивать свои карманы за ее счет.

Но только в том случае, если за Мариной будет обеспечен нормальный уход.

Они делали все, что могли, но она умерла, как и предсказывали все без исключения врачи. Это печальный исход, но он предусмотрен завещанием основателя.

Они делали все, что могли, и она ожила, вопреки всем врачам, благодаря их непрестанной заботе. Этот исход не предусмотрен завещанием основателя, но это прекрасный исход!

А если они все делали через пень-колоду, и ее убили, после чего подменили женщиной, которую отец-основатель не просто не любил, но еще и лишил наследства? Вот это исход! Предусмотреть такую галиматью было бы трудно, но Королев ее предусмотрел: пользоваться имуществом фонда можно было только в том случае, если о Марине денно и нощно заботились.

В общем, если бы Турчанинов стал упорствовать, начался бы хаос.

Уже в машине он достал деньги, пересчитал их, представляя, как обрадуется жена. «Зарплату вам тоже заплатят полностью! – торопливо говорил ему бухгалтер. – Не волнуйтесь! За два месяца, как договорились».

То есть еще тысяча двести. И еще две тысячи аванса.

Он заработал за два месяца почти десять тысяч!

Турчанинов засмеялся, как мальчишка.

Наверное, Михаил Королев не радовался так своим миллионам, как он этим деньгам.

«А чему он, интересно, радовался? – подумал Турчанинов. – Удачной сделке? Разгрому конкурента? Поражению его – следователя?»

Потом он попытался представить, что ощущают люди, которые получают десять тысяч долларов каждый месяц. Вот как те хозяева квартир, о которых говорил покойный Сергеев. А те, кто им платит десять тысяч, получают еще больше! Как они себя ощущают?

Он весело поразмышлял на тему, куда бы он девал все эти кучи денег. Пристроил тысяч двести, дальше застопорилось – стало как-то скучновато.

Турчанинов завел машину, вырулил со стоянки.

Если бы эти ребята знали, куда он едет! Если бы они догадывались, что он решил не сдаваться, пока не поймет всю правду. Наверное, они правы: следователи бывшими не бывают.

Степан Горбачев был последним человеком из списка, с которым Турчанинов еще не познакомился.

Горбачев приходил в клинику и мог подбросить старую газету, в которой была статья о настоящем нейрохирурге Турчанинове. Человек, подбросивший эту статью в кабинет, хотел сказать главному врачу: «Я знаю, что ты обманываешь. Ты другой Турчанинов. Я хочу, чтобы ты понял: каким бы ни был твой замысел, я знаю о тебе больше, чем ты хочешь». Кому принадлежат эти несказанные слова?

Если газету подбросил Иртеньев, то это мог быть жест презрения. Мол, все у вас в клинике плохо, а уж эти игры в известных нейрохирургов и вовсе недостойные.

Если ее подбросил Сергеев, то он хотел сказать, что понял, почему его заменили. Его заменили, потому что поверили в его опасения. Или потому что подозревали его самого. Но он разгадал замысел и теперь хочет продемонстрировать, что он умнее, чем им казалось.

А если газету подбросил Степан Горбачев?

Чтобы предположить его мотивы, с ним надо хотя бы познакомиться.

Дом Горбачева находился в Северном Бутове, у кольцевой дороги. Наверное, это были первые дома района – первый осторожный шажок города за пределы МКАД. Они стояли крепостью вдоль трассы, здесь было шумно и воняло выхлопными газами.

Турчанинов долго мучился, пристраивая машину, потом долго искал нужный подъезд – все таблички с номерами были замазаны или выломаны. Наконец нашел.

Лифт не работал, из шахты ощутимо несло гарью.

Ругаясь про себя, он поднимался на десятый этаж.

«И это друг Михаила Королева? – сердито думал он. – Лучший друг, как мне было сказано. Живет в таком плохом доме! В мире Королева не принято помогать друзьям? Да нет, принято, как и везде. Странно».

Дверь ему открыл краснолицый полный блондин в брюках и белой рубашке. Вначале Турчанинову показалось, что мужчина – альбинос, но затем он повнимательнее пригляделся: «Э, нет! Мужик пьет, и пьет давно!»

Движения его рук, тела казались суетливыми, нервными, преувеличенными. Впрочем, многие алкоголики так себя ведут. Наверное, он не хотел, чтобы его пристрастие было заметно: по крайней мере, Турчанинов именно так объяснил себе парадную одежду хозяина квартиры.

Единственная комната оказалась на удивление чистой. Вещей было немного.

– Все равно встретились, – Степан Горбачев шел за ним следом, тяжело дыша («Проблемы с сердцем» – догадался Турчанинов). – Не в тот раз, так в этот. Ну и хорошо.

Они сели в велюровые кресла с вытертыми подлокотниками.

– Что ж вы не дошли-то до меня? Я вас ждал.

– Честно?

– Если можно.

– Боялся я. Вдруг, думаю, поведете к Марине. Это ужас какой! Пять лет человек в коме, очнулась – отца уже нет в живых… В общем, струсил. Когда меня охранник не захотел пускать, я даже обрадовался.

– Мне говорили, вы были друзья с Королевым?

Степан искоса глянул на него. Глаза были воспаленные, красные…

– Да вы понимаете, наверное, что дружба наша была такая… Своеобразная. Вот ни разу не заехал к его дочери… Мы много лет не общались и помирились только незадолго до его смерти. Хорошо помирились, душевно. Всю грязь с себя смыли. Но знаете, такие большие перерывы в отношениях не проходят бесследно. Все равно что-то ушло…

– Понятно. – Турчанинов помолчал. – Степан, мне садовник сказал, что из клиники вы ушли по другой дороге.

Горбачев моргнул, пожевал губами.

– Да, это так, – неуверенно произнес он. – Дело в том, что я увидел человека… Которого не хотел видеть. Он шел навстречу, и мы бы обязательно столкнулись. Он меня не знает, но мне было неприятно. Я, можно сказать, сбежал в кусты.

– А что это был за человек?

– Даже и не знаю, как сказать… Короче, любовник моей бывшей жены…

Турчанинов смотрел на него безо всякого выражения. Голова его, тем не менее, напряженно работала.

«Навстречу Горбачеву должен был идти Сергеев. Он еще и любовник жены Горбачева? Наш покойный пострел везде поспел!»

– Вы имеете в виду Сергеева? – спросил он.

– Я не знаю его фамилии.

– Это такой красивый высокий блондин с длинными волосами и синими глазами?

– Да.

– Я слышал, что он был любовником жены Королева.

Степан недоуменно посмотрел на него, снова пожевал губами.

– Лолы?

– Да.

– Ну так и я о ней.

– Не понял.

– Лола – моя бывшая жена.

– Ваша бывшая жена? – Турчанинов непроизвольно скосил глаза. Он увидел убогую полированную стенку, старый маленький телевизор, потом – грузинский рог для вина, висящий на цепочке. Хозяин перехватил его взгляд и как-то жалко улыбнулся, развел руками.

– Это было давно, – сказал он. – Очень давно.

– Так Королев увел у вас жену? Вы поэтому много лет не общались?

– Да. Но он не уводил. Она бы все равно ушла. Ей нужны были деньги, она была шикарная…

– Значит, ее отношения с Сергеевым начались еще при вас?

– Еще при мне. В первый год нашей жизни. Я их застукал на кафедре, где она работала лаборанткой.

Турчанинов старался не смотреть в упор, но все-таки смотрел внимательно. Никаких особых чувств на лице Степана Горбачева он не заметил. Тот говорил равнодушно, словно не о себе: видимо, все давно перегорело.

По спине Турчанинова пробежали мурашки: как и любой нормальный мужчина, он считал описываемую ситуацию одной из самых страшных на свете. А если потом ты вспоминаешь ее так равнодушно, так спокойно – это еще страшней! Неужели так бывает?! Он часто представлял себя в положении других людей, но теперь в голове образовался некий заслон. Поставить на это место свою жену и самого себя он не смог.