Неделя Хозяина - Борис Иванович Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта статья и взорвала Родионова своей наглостью и цинизмом. В список "подрывных" он был занесён давно, и не в Америке, а у себя на родине. Вот уже 3 года, как прослушивался его домашний телефон. А подлое, оказывается, только ЦРУ? В любой капиталистической стране произведения писателей печатают в том виде, в каком они их написали. А в СССР, если тебя не занесли ещё в список неблагонадёжных и согласны издавать твои произведения, всё равно будут вмешиваться в их структуру, заставят тебя что-то "дотягивать", вычёркивать, исправлять, автоматически ставя издателей выше писателей. Нет уважения ни к таланту, ни к философии писателя. И терпение у Родионова лопнуло.
Глядя на Хозяина внимательными глазами, он сказал:
— Наши газеты, описывающие жизнь за рубежом, пестрят заголовками: "Расправа с инакомыслящими!", "Инакомыслящим затыкают рты!" и так далее. Значит, понимают, что на жизнь не может быть одной или двух точек зрения — жизнь многогранна. И, тем не менее, "товарищ" Тур спокойно затыкает мне рот.
Хозяин, переглянувшись с "ежом", взорвался:
— А ты знаешь, шо мы… заткнём тебе не только рот, но й задницу, шоб не вонял тут! — Он нажал в столе на секретную кнопку.
Дверь в кабинет раскрылась, на пороге появился дежурный милиционер, вопросительно уставился на Хозяина.
Родионов поднялся со стула.
— Вот теперь всё ясно, — сказал он, облизывая сохнущие губы. — Но, если вы меня арестуете, завтра же… сотни людей будут знать, за что меня посадили. Идя к вам, я позаботился об этом. А ещё через неделю… знать будут тысячи!
— Узять его! — крикнул Хозяин, словно давал команду Клыку броситься на зайца в капусте. — Он — вдарил меня! В милицию его! И судить, той, за… фулиганство!
"Вот тебе и неприкосновенность личности. Вот тебе и свобода слова!" — думал Родионов, глядя белыми глазами на приближающегося к нему милиционера. Перед его мысленным взором появился газетный лист, чёрная плашка с рубрикой: "Права человека в мире бесправия". И картинка, изображающая ботинок агента ЦРУ, наступившего на страницу из конституции о правах. — "Мерзавцы, мерзавцы!" — шептал он про себя, и с горечью думал о том, что просчитался. Его посадят не за инакомыслие, за "хулиганство". За хулиганство, которого он не совершал. Но, никому теперь этого не докажет. — "Ах, дурак, дурак! Самонадеянный дурак, — клял он себя. — Эти люди могут сделать всё, что угодно. Такая страна. "Беззакония" имя её. И хозяин положения во всём — этот вот хряк. Не народ на родной земле, нет. Как же я, дурак, не подумал об этом. Так просчитаться! Да и зачем было сюда идти? Покрасоваться хотел, ужалить. А ужалили самого".
Больше в этот день Хозяин никого не принял — не захотел. Не смог и работать — всё валилось из рук. А тут ещё звонок из Москвы. Звонил редактор "Известий". Спрашивал вежливо, осторожно: "Что у вас там произошло с журналистом Крамаренцевым?" И то, и сё, и другое. Зачем-то интересовался условиями работы на шинном заводе. Скользкий вышел разговор, не понравился.
Тогда Хозяин — как и всегда в таких ситуациях — решил бросить всё и уехать на охоту. Самое это лучшее средство! Природа. Чистый воздух. Да и знал, жизнь идёт своим чередом: всё в ней и всегда образуется, всё перемелется. А голову сушить — только себя гробить. Ничего это не даст, у жизни свой порядок.
К вечеру решение ехать на охоту окрепло, и он, дав указания референту встречать представителя из ЦК и заняться делом Ярошенко, позвонил шофёру и двум товарищам по охоте — председателю горсовета и первому секретарю горкома партии: едем!
Выехали в 7 часов — хотели попасть на вечерний лёт. Впереди ехал Хозяин на чёрной "Волге", за ним, на таких же, только похуже, его друзья — Шитик и Матрёнин. На задних сиденьях, трубно лая и высунув розовые языки, сидели охотничьи псы лучших пород. Радовались, слушая музыку и вдыхая будоражащий запах ружей.
Радовались и хозяева, предвкушая отдых на природе. Машины мчали хорошо, и через полчаса были уже далеко за городом, направляясь к заповедным местам.
Вечерний лёт им удался — сбили 6 уток: каждый по 2. А потом быстро стемнело. В 10 часов над метёлками камышей уже висели звёзды, и егеря позолотили темноту своими фонариками — всё, шабаш!
Ужинали — из-за комаров — в "Волге" Хозяина, с коньяком. Хорошая эта штука жизнь, смачная!
С У Б Б О Т А
Каждую ночь Хозяин вынашивал разные планы на завтра. А днём жизнь шла по-своему — непланово. Так получилось и в этот раз. Когда в серости рассвета истлели в небе Стожары и подёрнулись дымкой, как пеплом, Хозяина и его друзей разбудили егеря. 3 часа! Поднялись умываться. Солнца ещё не было, но небо на востоке уже заалело. От реки несло сырой свежестью, на волнах под дальним берегом покачивались тёмные комочки уток. Берег был, словно оторочен серым мехом по верху — пушились камышовые метёлки. От воды поднимался лёгкий парок, и в нём медленно растворялись и камыш, и утки, и шалаш, в котором продолжали ночевать шофёры. Было зябко, в реке что-то чмокало, булькало, кричала где-то сонная птица, а за спиной орали в деревне далёкие горластые петухи.
От прогоревшего костра тянуло густым запахом наваристой ухи — егеря расстарались. И сразу же, у всех, проснулся волчий аппетит, какой-то азарт появился в душе и волнение. Волнение передалось и собакам. Всё происходило по заведённому ритуалу.
И вдруг обнаружился изъян: сели к котелку, а Хозяин… не может сесть. Как ему сидеть на земле при таком животе и ногах-тумбах? Пришлось егерям срочно копать яму возле костра. Мужики здоровые, справились быстро. Хорошее настроение было спасено: Хозяин опустил ноги в яму и сидел теперь, как на стуле.
Перед ухой, как водится, ударили по коньячку. Время ещё терпело, завязался тёплый разговор:
— Шо там — мы! Рази живём? — воскликнул Хозяин, отставляя ложку. — От грузины, те — живут! Был я в них. Шо делают — не передать! Властью там й не пахнет. Там сэкрэтарь — не то, шо в нас. Хан! И гарем е. Только по-другому называется. — Хозяин добродушно рассмеялся. — Вмеют, гады, жить!
— Шо верно, то верно! — поддержал Хозяина Шитик. — Весь Кавказ такой. Про них даже анекдот интересный есть.
— А ну, какой? — заинтересовался Хозяин. — Давай.
