Рудимент - Виталий Сертаков

Спокойно позавтракать сегодня мне было не суждено. Я совсем упустил из виду еще двоих сотрапезников, деливших угловой столик.

— Твое имя — Питер? Как апостол? — поинтересовался пучеглазый веснушчатый подросток, с головой, вытянутой, точно кривое яйцо. Я дал бы ему лет тринадцать, хотя он мог отставать в развитии. Его английский оставлял желать лучшего, но ничего удивительного в этом не было. Парень только что запихнул в рот три или четыре пластика жвачки. — Хочешь быть апостолом? Меня зовут Леви. Я из Миссури. А ты британец? Ты говоришь, как британец. Ты протестант?..

Его розовый ротик двигался, не переставая, одновременно уминая пласты резины и выплевывая слова пополам со слюной. Напротив яйцеголового, вжавшись в стул, дрожала изящная девчушка лет десяти в расшитом золотыми нитями платье. С того момента, как я появился, она прекратила жевать и следила за каждым моим движением взглядом котенка, которого загнала на дерево стая собак. Ее от природы смуглое лицо буквально перекосилось от ужаса, а губу она прикусила так, что казалось, сей момент брызнет кровь.

— Он не британец, — не поворачиваясь, быстро сказал Барков. От стука его ноги у меня на подносе подпрыгивали бумажные тарелки. — Как там в Ленинграде, браток? Кони стоят?

— Стоят, — тупо промямлил я, навсегда зарекаясь ходить в столовую. Еще полчасика в их обществе, и меня будет впору тоже привязывать ремнем. Если Сикорски таким образом решил отомстить мне за непослушание, то это подло. Подослать тайного агента, знакомого с моей биографией!

Руди покончил с мюслями и набросился на печенье. Долговязый черный санитар невозмутимо менял на нем слюнявчик. Поросячьи глазки недоросля не отрывались от моего кресла.

Леви выдул огромный пузырь. Руки Баркова мелькали в таком темпе, что бедная головоломка должна была вот-вот задымить. Официантка, напевая, собирала у Леви и его соседки грязную посуду. Попутно она что-то прошептала девочке, но та продолжала смотреть на меня как на одно из убедительных созданий Спилберга. За матовой пластиковой перегородкой шевелились тени нормальных людей. Там, в большой столовой, кушали сотрудники. Я отважно запихнул в рот половину запеканки.

Соседка Леви молча разглядывала меня черными миндалевидными глазами. Я подумал, что она очень красивая, а когда вырастет, то станет просто сногсшибательной женщиной.

— Таня моложе тебя на год, — ровно произнес Барков. — Ее папашка наполовину японец, потому кажется такой маленькой. Таня очень смелая девочка, — и, перейдя на штатовский инглиш, добавил: — Таня, Питер — наш друг. Он тебя немножко боится. Он хотел принести тебе русскую шоколадку, но постеснялся.

Я думал, что почти привык к его телепатии, иначе не назовешь. Но каким образом этот худосочный оболдуй проведал о моих сладких запасах? Из-за постоянного риска диабета я таскал за собой несколько плиток бабаевского шоколада и не решался к ним притронуться.

Теперь я пригляделся к Тане внимательней. Совершенно верно, восточная кровь. Миниатюрные, словно кукольные, ручки и ножки, жесткая прямая челка, наверняка черного цвета от природы, но перекрашенная в рыжий. Она явно стремилась на кого-то походить, возможно, на героиню японского комикса. И про то, что я боюсь, Барков сказал неспроста. Она глядела, как загнанный суслик, крохотные ноздри тревожно раздувались, наманикюренные пальчики мяли салфетку. Скорее всего, это было ее обычным состоянием — трусить при виде незнакомцев, и опытный Барков играл в привычную игру, пытался спасти ее от истерики.

И вдруг я вспомнил, где я видел это лицо и эту прическу. Тот самый японский фильм, где Яманэ с другом прятались на барже от асфальтового чудовища и спасали бездомную проститутку. Меня словно в лоб ударило, столь сильным оказалось де-жавю. Безусловно, та актриса много старше, но эффект погружения в фильм захватил меня врасплох, Я вдруг почувствовал, что все мы сидим не за столиками в уютном кафе, а в чреве ржавой заброшенной баржи на берегу Токийского залива. И асфальтовый спрут вот-вот набросится на нас, чтобы высосать душу.

— Не хочешь быть апостолом? — настойчиво повторил Леви, отдирая от щек лопнувший пузырь жевачки. — Не хочешь стать нашим гуру? Не хочешь собрать под знамена белую рать?

— Не обращай внимания на его пиздеж, — на родном мне языке посоветовал Барков. — Леви помешан на религии. Главный спец, внештатный советник Его святейшества.

Я сумел протолкнуть в глотку остатки картошки.

— Какой сок предпочитаешь, Питер? — окликнула меня повариха. Вот кому было все до фонаря!

— Персиковый, — механически ответил я. Санитар отобрал у Руди пластмассовую вилку, которую тот пытался запихать в ноздрю, и только тут я заметил, что «малыш» тоже был прикован к креслу, только без мотора. Но нижние конечности У него шевелились вполне исправно. Скорее всего, парня просто не решались отпускать на волю. Да, такая туша могла натворить делов, несмотря на невинный спортивный костюм, украшенный изображениями дяди Скруджа. Я представил себе, сколько народу понадобится, если он надумает пошалить.

— Руди, ты побудешь с ребятами, или хочешь к себе? — Санитар общался с ним, как с трехлетним.

— Руди с ребятами… — с готовностью ответил великан.

— Хорошо! — Надсмотрщик поднялся и принялся помогать поварихе. Вдвоем они соскребли со стола остатки завтрака, и санитар высыпал на пластиковую поверхность горку разноцветных деталек. Что-то вроде паззла.

— Он не дерется и не псих, — успокоил Барков. — Ему около пяти лет. Говори с ним, только внятно и медленно. Ему полезно говорить, иначе замыкается.

— Рисовать! — потребовал Руди, вороша пухлой ладонью мозаику.

— Скоро пойдем рисовать, — откликнулся санитар.

Я подумал, что Дэвиду со мной крупно повезло. И еще я подумал, что обедать лучше сесть за отдельный столик, иначе от постоянной тряски у меня вывалятся зубы.

— Я не могу прекратить, — повинился вдруг сосед. Тут он впервые улыбнулся и поднял на меня красные невыспавшиеся глаза. Его щека дергалась в едином ритме с конечностью. Этот человек страдал жесточайшим неврозом. — Марго, можно еще сока?

— Не можешь прекратить стучать? — Я потихоньку приходил в себя и уже не так остро хотел сбежать.

— Эй, так нечестно, — заявил Леви. — Говорите по-английски! Питер, угадай, кто будет следующим ламой?

— Понятия не имею, — честно признался я и постарался как можно теплее улыбнуться Тане. Она потихоньку возвращалась из коматозного состояния, но полностью не расслаблялась, сидела, как взведенная пружина.

— Ты принесешь и мне шоколад? — спросил яйцеголовый. — Я тоже хочу. Принеси мне шоколад, за это я научу тебя Таро.