Приказчик без головы - Валерий Введенский

– А кто сказал, что я домой вернусь? – рассмеялась Дондрыкина.

Старик закряхтел:

– Снова за старое?

– Ага! Чего добру пропадать? Ну давай, подруженька, чтобы Господь за плечи держал!

Матрена Ипатьевна ловко правила «эгоисткой»[50]. Сашеньку же от тряски мутило. Да так, что Дондрыкиной пришлось остановиться.

– Глубже дыши, сиятельство! И все будет вери гуд, как Ричардс говорит.

Сашенька в этом уверена не была. К тошноте прибавилась головная боль. Она прикрыла глаза.

– Ты это… дома повязку наложи с уксусом, – посоветовала многоопытная Матрена.

– Хорошо, – пробормотала страдалица.

– Эй, Сашка! Я знаешь что спросить хочу? – У Матрены Ипатьевны, наоборот, на воздухе хмель прошел. – Сидор вот убийцу не назвал. А где убийство произошло, не обмолвился?

– Склад на Малой Невке. У моста Каменноостровского, – подавляя мучительные позывы, прошептала Сашенька.

– У моста? – Дондрыкина надолго задумалась. Минуты через три она вдруг уточнила: – Ты ведь на Сергеевской живешь?

Сашенька кивнула. Купчиха яростно шлепнула лошадку кнутом. Снова началась мучительная тряска. Только бы «эгоистку» не испачкать, стыда ведь не оберешься.

Матрена Ипатьевна то и дело погоняла норовившую сбавить шаг лошадь. Встречный ветерок несколько облегчил Сашенькины мученья, она даже задремала.

У парадного входа Дондрыкина ее растолкала:

– Доехали, вылезай. У-у-у! Да ты, сиятельство, на ногах не стоишь. Проводить?

Сашенька помотала головой. Еще не хватало. Сама, сама!

– Тогда прощай. Вряд ли свидимся.

– Почему? – решила выяснить Тарусова.

– А потому, что догадалась я, кто Пашку моего убил.

– Кто? – Сашенька вцепилась в Дондрыкину.

– Завтра узнаешь.

– Сейчас!

– Сейчас? Нет, моя дорогая, сейчас я к нему поеду и поквитаюсь, – Матрена Ипатьевна вытащила карманный кольт. – Утром про меня в газетах прочтешь. А коли не прочтешь, знай: нет больше Матрены Дондрыкиной.

– Не делай этого! Поехали в полицию. Не хочешь в полицию, пошли со мной, расскажешь все Дмитрию.

– Не пойду. А Дмитрию поклон от меня передай.

Дондрыкина оторвала от руки Сашенькины пальцы и ловко запрыгнула в «эгоистку».

– Прощай! Коли жива останусь да под следствие попаду, найму Димочку адвокатом!

Купчиха на прощание потрясла револьвером.

Княгиня Тарусова, словно последняя забулдыга, не решалась отлепиться от фонаря. Какой позор! Сейчас ее увидят в окно соседи, поймут, что пьяна… На ее счастье, Глебка по-прежнему торчал около дома. Как Дондрыкина отъехала, сразу подбежал.

– Проводи до квартиры, ногу подвернула! – попросила княгиня.

Глебка усмехнулся, уж больно характерное амбре исходило от Сашеньки, но говорить ничего не стал, обхватил за талию, повел к парадной. Княгиня попыталась прихрамывать, чтобы соседи не догадались, что навеселе.

– Доброго здоровья, ваша сиятельство! – приветствовал швейцар.

– Выходя из коляски, ногу подвернула, – кратко объяснила ему Сашенька свое положение.

– Позвольте, провожу!

– Не стоит, мальчонка поможет.

На площадке между первым и вторым этажами Сашенька остановилась перевести дух. Тошнота немного отступила, но тело по-прежнему не слушалось.

– Ой! – заметила она синяк на Глебкиной скуле. – С кем подрался?

– А то сами не знаете? Из-за вас я в глаз получил! Вы вчерась служанкой приоделись, а я не знал, доложил, что из дома целый день не выходили. И тут же схлопотал. Он сам вас видел!

– Какая скотина твой Осетров! – пролепетала Сашенька.

– А сегодня вы куда ездили?

Что такое? Неужели Глебка решил, что раз она пьяная, значит, можно разговаривать непочтительно и вопросы наглые задавать?

– Твое какое дело?

– Так по морде снова схлопочу! А что я мог, когда вы на лихаче умчались?

Сашеньке стало жаль вихрастого парня. Чуть-чуть он постарше ее Евгения.

– Скажи, у батюшки в гостях была. А я тебе за то рублик дам!

– А на самом деле к Дондрыкиной ездили?

– Тсс! – прижала палец к губам Сашенька. – Осетрову ни слова.

Глебка криво улыбнулся:

– Клянусь! Осетрову я ничего не скажу.

Впрочем, если Матрена к Осетрову поехала, он и сам все узнает.

Эх, зря она к Дондрыкиной пошла. Не блистать теперь Диди в суде! А впрочем, так ему и надо, прохвосту!

Сашенька посмотрела в окно. Внизу, во дворе, у черной лестницы вспыхнула спичка, осветив знакомый профиль. Футы-нуты! Ципцин!

Что ж это за мастеровой такой, который на фабрику свою не ходит?

– Знаешь его? – обратила Сашенька Глебкино внимание на огонек.

– Познакомились! С утра тут торчит, – ответил парнишка. – Хороший мужик. Папироской меня угостил, а я его пирожком.

– А проводить его сможешь? До самого дома? Только незаметно. Мне надо знать, где он проживает. И как звать его на самом деле. – Сашенька вытащила из ридикюля кошелек. – За это завтра я тебе еще рублик дам.

– За такой барыш уж расстараюсь, – солидно ответил Глебка. – А во сколько прийти-то?

– Ты и так тут от зари до зари!

– А завтра у меня выходной. Сказали-с, завтра суд над Антипкой, следить за вами не надобно. Буду отсыпаться.

Сашенька попробовала сообразить. Завтра действительно суд, утром в доме будет суматоха, не до Глебки. А вот когда суд закончится, никому не известно. Может и вовсе не начаться, если кто-то вдруг заболеет, председатель или прокурор, а может и поздно вечером, зависит от того, насколько быстро присяжные в совещательной комнате решение вынесут.

– Ладно, спи, сама заеду. Где живешь?

– На Введенской, у мещанки Прибабкиной койку снимаю. В сарае! Зато собственный вход.

– Хорошо, до завтра. Дальше я сама пойду!

Открыл сам Диди. С изумлением поглядел на покачивающуюся жену:

– Дорогая, что с тобой? Ты не трезва? Выпивала?!

– Знаешь с кем? – вопросом на вопрос ответила княгиня. – С Дондрыкиной!

Князь побледнел. Сашенька залепила ему пощечину и только потом упала мужу на руки.

Дальнейшее помнила кусками. Лешич сует ей камфору, Наталья Ивановна бежит с тазиком, Обормот лижет руку, Володя плачет.

Проснулась Сашенька часа в три ночи. Самочувствие оптимизма не внушало: голова раскалывалась, во рту было сухо, от мерзкого привкуса мутило. Диди предусмотрительно не потушил керосиновую лампу, спасибо хоть за это. Откинула одеяло, спустила ноги, осторожно, будто она не Сашенька, а ваза с водой, села, потом, собравшись с силами, встала, сделала шаг. Вот и первая радость – уже не качает. Подойдя к столику, налила из графина воды, жадно выпила. Уф… Стало легче… Поняла, что мучима и обратным желанием. Вернулась к кровати, заставила себя наклониться. Что за невезение! Клашка в который раз ночной горшок ей поставить забыла. Придется плестись в клозет.

Подняв лампу, Сашенька пошла к двери. Нет, качка продолжалась, только теперь это был не девятый вал, а просто легкий шторм. Потому путь по коридору решила проделать, держась за стенки. И чуть не забыла о старом сундуке с зимними вещами, стоявшем возле поворота на кухню. Кто это на нем улегся? Ба! Лешич!

Стараясь не разбудить, осторожно обогнула сундук и повернула к кухне. Ну и трели там раздаются – ни на миг не прерываются! Сашенька остановилась, прислушалась, потрясла головой. Нет, человек так храпеть не способен. Во всяком случае, в одиночку! Там двое спят. Кто? А-а-а! Кажется, поняла – Диди оставил ночевать у них Марусю!

На обратном пути посетила мысль все-таки захватить с собой в спальню горшок, на повторное путешествие сил уже не хватит. Развернувшись, Сашенька дошла до кухни, где в особом шкафчике Клашка держала ночную посуду.

Желтоватый свет лампы осветил дровяную плиту, утварь, висевшую на стенке, кучку дров в углу и двоих на полу. Клашу и ее безмозглого Васютку!

Увидев каторжника, сопевшего через стенку от ее детей, Сашенька так разозлилась, что и качка прошла, и силы на скандал появились.

Перво-наперво разбудила Лешича:

– Ты знаешь, кто на кухне спит?

Прыжов сперва сообразил, где он, потом задал глупый и ненужный вопрос:

– Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно. В доме убийца!

– Значит, тебе лучше. А Васютка у нас теперь погорелец. Халупа, где жил, вчера сгорела…

– Мне плевать!

– Диди разрешил переночевать…

– Ах, он разрешил…

– Сашич, не надо, у князя утром суд!

Диди выслушал молча, препираться не стал. Пошел на кухню, разбудил Клашу и Васютку.

– Димочка, куда ж ему идти? Ночь! – забормотала Клаша. – Разбойники так и шастают.

– Васютка составит им отличную компанию. – Княгиня пришла вслед за мужем, чтобы лично проследить за изгнанием каторжника.

Тот смотрел на нее исподлобья.

– Пусть на черной лестнице ночует! – решил Диди.

– Но…

Князь оборвал жену:

– Ты хочешь весь дом перебудить? Ворота закрыты, швейцар и дворники спят.

– Хорошо, – вынуждена была согласиться Сашенька. – Но чтоб завтра его здесь не было! И закрой дверь на черную лестницу. Ключ мне отдашь…