Повседневная жизнь языческой Руси - Людмила Алексеевна Черная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поведение гостя тоже регламентировалось рядом ограничений. Ему нельзя было самостоятельно беседовать с женщинами в доме или кормить домашних животных, обходить дом, сарай, хлев, амбар и другие хозяйственные постройки. Он не мог унести с собой ни крошки из предложенного ему угощения, и даже капли воды после мытья рук он обязан был стряхнуть внутри дома, а не за его стенами. Все, вынесенное гостем из дома, кроме подарков, лишало семью хозяина этого продукта или вещи в дальнейшем, могло нанести непоправимый урон в хозяйстве. Гостю следовало хвалить поданное ему угощение, каким бы оно ни было: «И всяко брашно, или пре тебя поставляют, не подобает похуляти, глаголати се гнило, или кисло, или пресно, солоно, горко, затхлося, сыро, переварено»[131].
Роль хозяйки дома при приеме гостей была чрезвычайно ограниченной. Как записано в «Домострое» XVI века: «Муж ли придет или гостья обышная придет, а она бы (хозяйка. — Л. Ч.) всегда седела за рукодельем»[132]. Если в гости приходили мужья с женами, то застолья были отдельные: мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. Любопытна оговорка в послании автора «Домостроя» протопопа Сильвестра к своему сыну Анфиму, касающаяся женщин, пришедших в гости или принимающих гостей: «А в гостех будет или у нее гости, отнюд бы сама пьяна не была, а з гостьями беседа бы была»[133]. Женщины-хозяйки сидели с гостьями по возможности в отдельном помещении за отдельным от мужчин столом и должны были вести чинные беседы, а не пить вино и веселиться.
Как свидетельствует древнерусская поговорка: «Кто сидел на печи, тот уже не гость, а свой», — существовал неписаный закон превращения «чужого» из гостя как такового в «своего», в близкого человека, и особую роль в этом играла в крестьянском доме печь. Еще одна пословица намекает на то, что свой человек видит и знает все скрытые тайны в доме или во дворе: «Корова — не гостья, на повети сено видит».
От зари до зари…
Жизнь язычников протекала и вне дома: во дворе, в поле, в лесу, у реки, озера и т. д. И в каком бы пространстве они ни оказывались, везде действовали те же законы, запреты, ритуалы, диктуемые языческими представлениями о том, что можно и чего нельзя делать. Так что обыденная каждодневная жизнь была в то же время крайне необычной, с нашей точки зрения, крайне опасной и напряженной. Хотя вполне возможно, что соблюдение усвоенных правил постоянного «пограничного» поведения было доведено у древнерусских язычников до автоматизма. В таком случае люди не придавали особого значения своим словам и действиям, полагаясь на их проверенную поколениями эффективность. Ведь жили тогда по принципу, провозглашенному князем Владимиром еще до Крещения Руси: жить «по устроенью отню и дедню (отцов и дедов. — Л. Ч.)»[134].
Утро начиналось с рассветом, так как день считался от утренней зари до вечерней, а после сразу же наступала ночь. Время с полуночи до рассвета мыслилось как один из опасных временных отрезков, в которые нечистая сила особенно свирепствует, поэтому до рассвета выходить из дома опасались. Спали либо на печи, либо на лавках. Подушки были из пуха, но клали их на особые подголовки — небольшие сундучки с покатой крышкой.
Рабочий день начинался с утреннего кормления животных, дойки коров, выгона стада на пастбище. За день, с рассвета до заката, надо было успеть очень многое. Как сказано в пословице — «Всему снарови, натолки, намели и в печь дров наруби».
Уже сам выход из дома означал вступление на опасную территорию. Хотя двор и считался, так же как и дом, «своим» пространством и был замкнут, огорожен забором, но поскольку он не имел крыши, то связь его с «чужим» пространством была куда большей. Чтобы защитить его от злых сил, пришельцев с «того» света, старались подчеркнуть границы двора, повесив цепь, совершив ритуальное обегание двора, поместив во дворе какие-либо отпугивающие нечистую силу предметы, а еще старались не отдавать никаких находящихся во дворе вещей другим людям, чтобы не лишить свой двор достатка и благополучия. Так, например, русские крестьяне практиковали такой способ обезопасить свой скотный двор от сглаза: вывешивали перед ним кучу лаптей, как бы отвлекая от злых помыслов недоброжелателей. Во время свадеб в центре двора разжигали костер.
Как в доме был свой домовой, так и во дворе существовал свой «дворовой», обязанный охранять дворовое пространство. Хотя часто его функции выполнял именно домовой, так как дом и двор были взаимозаменяемыми понятиями. Так, жители Костромского края задабривали домового-дворового хлебом и солью, «знакомя» его с только что купленной скотиной: «Батюшка, домовой, настоятель дорогой, люби нашу скотину»[135]. До сих пор мы говорим о непонравившемся нам человеке: «Он не пришелся ко двору».
Особую ценность представляли ворота, ведущие во двор: ведь они закрывали и открывали доступ и ко двору, и к дому. Традиция украшать ворота, совершать возле них ритуалы, вешать на них различные обереги, маркирующие предметы или мазать их «говорящей» краской, веществом — все это свидетельствует об огромном внимании наших предков к охране своих ворот. В крайних случаях, чтобы не пропустить во двор нечистую силу, в воротах разводили костер. Для русских крестьян первый выгон скота весной на пастбище был событием чрезвычайной важности: в ворота клали пояс, через который должны были пройти животные, а чтобы они не отбивались от дома, на пояс клали запертый замок. Как уже отмечалось, для остановки нечистой силы в ворота вбивали осиновый кол.
Существовали и другие функции ворот. Например, в свадебном обряде у ворот разыгрывалась сцена выкупа невесты («приворотное»), а сами ворота украшались ветками березы. Березки, связанные верхушками в виде арочек, украшали ворота и в канун летнего солнцестояния.
В пределах двора располагались овин (рига, гумно) с подовинником (ямой, в которой находилась топка для подсушивания зерна), ледник для
