Олигархи. Богатство и власть в новой России - Дэвид Хоффман

Что делал с ними Ходорковский? “Мы копили безналичные деньги, — сказал он мне. — Людей не интересовали безналичные деньги, потому что с ними ничего нельзя было сделать”. Хочу напомнить читателю, что Ходорковский намного опередил молодых людей своего поколения. В двадцать четыре года он обладал огромным запасом безналичных денег советского правительства. “Я копил их, — сказал он. — Я знал наверняка, что мы сможем что-нибудь придумать. Мы накопили их очень много”. Поскольку речь шла о виртуальных деньгах, существовавших только в бухгалтерских книгах, у Ходорковского, несомненно, было разрешение иметь их на своем счету, а также возможность распоряжаться счетом, принадлежавшим кому-то другому. Эти деньги нельзя было хранить в коробке из-под обуви.

На следующем этапе, по словам Ходорковского, он нашел предприятия, готовые обменять безналичные средства на высоко ценившуюся иностранную валюту. Это были внешнеторговые компании, торговавшие главным образом древесиной и располагавшие большим количеством твердой валюты. “Мы поехали на Дальний Восток и купили у лесоторговцев много валюты, — рассказывал Ходорковский. — Нам потребовался год, чтобы накопить деньги и развить эту идею”. Хотя Ходорковский не сказал об этом, сделка, наверное, была очень выгодной: за практически бесполезные безналичные деньги он получал ценную твердую валюту. Поскольку в Советском Союзе существовал жесткий валютный курс и были введены ограничения на твердую валюту, Ходорковский мог предложить компаниям, торговавшим древесиной, очень выгодный обменный курс, позволявший им получить за свою твердую валюту больше, чем они получили бы при обмене по официальному курсу. Сделки Ходорковского с твердой валютой свидетельствовали о том, что он вышел на новый уровень и что у него были очень высокопоставленные покровители.

Каждый свой шаг Ходорковский совершал при покровительстве сверху. И хотя он решил не делать карьеру в комсомоле, комсомол сыграл важную роль в достижении им первых успехов. Более того, причастность Ходорковского к комсомолу защищала его от притязаний со стороны закона, обеспечивая ему условия, благоприятствующие развитию, в то время, когда другим молодым предпринимателям приходилось постоянно опасаться ареста. Кооперативы только начали появляться, и им, лишенным протекции комсомола, приходилось существовать в условиях той же неопределенности.

Полезным подспорьем для Ходорковского стало “добро”, полученное от Государственного комитета по науке и технике, который теоретически был одним из попечителей молодежных научных центров. Эта влиятельная организация выступала в качестве передаточного звена между коммунистической партией и государственными научно-исследовательскими институтами и имела огромное влияние на советскую науку и работу ученых. Одно упоминание о том, что он пользуется поддержкой ГКНТ, открывало перед Ходорковским все двери. “Я всегда мог сослаться на него”, — говорил он мне. В нескольких ранее опубликованных материалах журналисты делали предположения, что Ходорковский получал от ГКНТ деньги. Мне Ходорковский говорил, что денег он не получал, что чиновники давали обещания, но они сидели слишком высоко в советской иерархии, чтобы думать о каких-то ребятах, играющих в капиталистов. Ходорковский признавал, однако, что один раз ГКНТ ему очень помог.

“Наши правоохранительные органы в то время не совсем понимали, что такое перестройка”, — вспоминал Ходорковский. По советскому законодательству предпринимательская деятельность была преступлением, и законов этих никто не отменял, несмотря на то что предпринимательство постепенно насаждалось системой. Закон соблюдался не слишком строго, но мог стать предлогом для преследования. “К нам пришли сотрудники милиции, — рассказывал Ходорковский, — и стали разбираться, как мы получаем свои доходы”. Ходорковский сказал, что обратился к председателю Государственного комитета. “Я подробно рассказал ему, что мы делали и делаем, а он позвонил какому-то милицейскому начальнику и попросил оставить ЦНТТМ в покое”. Правоохранительные органы не беспокоили его два года, вспоминал он. Это были два самых важных года для созданного им денежного станка.

Ходорковский рассказал Питеру Слевину, тогдашнему корреспонденту “Майами геральд”, что когда-то искренне разделял старую коммунистическую идеологию, “был убежден, что капитализм загнивает, что Ленин прав и что коммунизм — будущее человечества”. Но затем, по словам Ходорковского, произошло “полное переосмысление действительности” и он стал настоящим капиталистом. Переосмысление произошло в те годы, когда Ходорковский открывал для себя способы превращения бесполезных безналичных средств в настоящие деньги. По его словам, это полностью изменило его взгляды. “Люди, знавшие меня до этой перемены, не узнавали меня”, — сказал он и для ясности решил воспользоваться гиперболой: “Если бы старый Михаил Ходорковский встретил нового, один из них застрелил бы другого”{94}.

В то время как в конце 1980-х весь мир задавался вопросом о необратимости реформ (гласности и перестройке), проводимых Горбачевым, на низовом уровне изменения происходили с невероятной быстротой. Через несколько месяцев после создания научного центра Ходорковский снова преобразовал его, на этот раз в кооператив, квазинезависимое предприятие, имеющее возможность устанавливать собственные цены. Появление кооперативов стало следующей волной, еще одним шагом в сторону от спонсорства комсомола. Более того, как обнаружил Смоленский, одно из положений закона о кооперативах позволяло им создавать собственные банки.

Но сначала Ходорковский должен был зарегистрировать кооператив у городских властей. Он пришел в здание Моссовета, где лицензии на открытие кооперативов выдавал невозмутимый Лужков, и первое его заявление было отклонено. До этого времени кооперативы, как правило, занимались конкретной деятельностью: строительством, выпечкой пирожков или ремонтом машин. Они не занимались неопределенной “научно-технической” деятельностью. По словам Панина, помощника Лужкова в комиссии по выдаче лицензий кооперативам, у Лужкова эта затея вызывала сомнения. Лужков долгое время работал в химической промышленности и досконально знал советскую систему. Но накопленный им опыт лишь усугублял беспокойство в отношении Ходорковского. Лужков понимал, что, прикрываясь научными исследованиями, Ходорковский переводил безналичные деньги в наличные. “Лужков понимал это, как никто другой, потому что сам был в свое время директором предприятия. Он говорил, что эти две системы, безналичные и наличные деньги, не должны смешиваться”, — вспоминал Панин[10].

Однако Ходорковский проявил настойчивость и, несмотря на подозрения Лужкова, через несколько месяцев получил разрешение на создание кооператива. Как ему удалось развеять сомнения Лужкова, неизвестно, но Ходорковский был явно не из тех, кого пугают препятствия. Он перепрыгивал через них, или его переносила чья-то невидимая рука. Он очень многого достиг всего за полтора года: летом 1986 года окончил институт, а в конце 1987-го уже руководил молодежным научным центром и его финансовой сетью, после чего организовал кооператив. Он не стал снижать темпы — у него было огромное количество денег, и ему нужно было что-то с ними делать. “Фокусы с самофинансированием” работали, но этого было недостаточно.

Когда в 1988 году Игорю Примакову, ученому из Москвы, предложили поехать в командировку за границу, он подумал о том, что ему привезти с Запада: рубашки, джинсы? Примаков, специалист по применению компьютеров для прогнозирования землетрясений, решил привезти персональный компьютер, который, как он знал, можно было очень выгодно продать в Москве. Сэкономив командировочные, он сумел примерно за 3000 долларов купить в Италии персональный компьютер “Амстрад 286”. Вернувшись домой, Примаков продал компьютер за 70 тысяч рублей. “Это была моя зарплата за сорок восемь лет!” — вспоминал он.

Почему за компьютер Примакова заплатили так много? В конце 1970-х — начале 1980-х годов, когда на Западе происходила техническая революция, связанная с появлением кремниевых микросхем, советская экономика переживала период застоя. В то время как на Западе процветало все, связанное с персональными компьютерами, в Советском Союзе • их почти не было. Они пользовались огромным спросом.

Примаков продал компьютер какому-то институту через кооператив. В очередной раз безналичные деньги превратились в наличные. Тот институт располагал огромным количеством безналичных средств для приобретения компьютеров, а кооператив выступил в роли посредника, превратив безналичные средства в наличные, чтобы заплатить Примакову. Он вспоминал, как нервничал, когда пошел в сберкассу получать причитающиеся ему деньги. Сберкассу закрыли на час, чтобы отсчитать эти 70 тысяч рублей, а потом он нес их домой в портфеле. “Сделав это один раз, — рассказывал мне Примаков, — я не собирался снова ехать за границу и покупать там два или три компьютера, чтобы совершить эту выгодную сделку еще раз. Но мне известно, что десятки людей совершали подобные сделки на год или два года раньше меня. После первой сделки они понимали, что перед ними открывается возможность купить еще один, два, восемь компьютеров”{95}.