Запретные игры - Наталья Евгеньевна Шагаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег кивает.
— Зачем мы тогда с ним ужинали? — возмущённо спрашиваю я. — По сути, он твой враг.
— Вокруг меня, киска, всегда крутятся враги, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Я привык. А с ним я веду свою игру. И ты мне в этом помогаешь. Сейчас мы выяснили, что Мамаев всё-таки знает тебя. Значит, Эдуард не действует от себя.
Направляемся к машине, навстречу нам принимаются пара женщин.
— Олег! — останавливает нас одна из них. И я ее узнаю. Это та раскосая, с которой Олег как-то обедал. Ее подруга поднимается дальше и проходит в ресторан, а мы останавливаемся.
— Вероника, — кивает ей Олег.
— Не прощу тебе этого, — театрально усмехается она, а на меня не обращает внимания.
— Чего именно?
— Того, что ты ужинал в моем любимом ресторане, не пригласив меня.
— Можешь не прощать мне этого, я переживу, — иронично усмехается.
— Когда мы встретимся? – как ни в чем не бывало интересуется она, словно я пустое место.
— Когда я захочу встретиться, я сообщу. Хорошего вечера, — отшивает ее Олег и тянет меня за собой.
А меня почему-то захлестывает возмущение. Они говорили так, словно меня нет. И что значит «когда я захочу»? Зачем ему я тогда вообще в качестве любовницы?! Зачем мучить меня, когда есть на все готовая раскосая дама?!
Понимаю, что у нас нетрадиционные отношения, но отчего-то психую, кусая губы.
Олег помогает мне сесть в машину, располагается рядом, водитель трогается, а я отворачиваюсь к окну, уговаривая себя успокоиться. Конечно, мне понятно, что как только он наиграется со мной, то выкинет, чему я буду даже рада. Но можно проявить уважение?
Хотя откуда у таких, как Олег, уважение к женщинам?
— Посмотри на меня.
Нет, он не просит. Олег требует. Есть такая особенность в его манере. Говорить тихо, спокойно, но всегда требовательно, свысока.
Поворачиваюсь.
— Тебе есть что мне сказать?
— Нет, — недовольно отвечаю я.
— Тогда сделай лицо проще и прекрати нервничать.
Я должна сделать лицо проще?
Да я простая дальше некуда. Это у Литвина все сложно.
— Кто такая эта косая?
Все-таки спрашиваю я, и в моем голосе тоже претензия.
— Ах вот оно что. Ревность, кстати, тебе к лицу, — понижая тон, отвечает он.
— Да при чем здесь ревность?! — повышаю голос. — Вы… вы…
— Что мы? — насмешливо выгибает брови.
Ах, ему смешно?
Отворачиваюсь к окну.
— Повернись и договори! – снова требует он.
— Нет! Не хочу. Нечего мне сказать!
Меня берет злость, и я теряю чувство страха.
Упрямо смотрю в окно.
Тимур, съедь на обочину. Остановись! – вдруг командует он.
Всматриваюсь в окно. Мы где-то на темной, плохо освещенной дороге. — Выйди, покури, — велит водителю. Тимур выходит, а я так и смотрю в окно, не собираясь поворачиваться.
— Ну-ка быстро иди ко мне и объясни свое поведение! — велит он. Не дожидаясь, сам втаскивает меня к себе на колени.
Глава 24
Надежда
Девочка впервые не боится меня, не зажимается, а выплёскивает настоящие эмоции. Ревность, обида, злость. Здесь много всего намешано.
Обычный, привычный и давно устоявшийся Олег в данной ситуации проигнорировал бы выпады девочки и оторвался бы за закрытыми дверями дома. Нынешний Олег хочет все выяснять именно здесь и сейчас. Немедленно. Я ловлю ее эмоции и начинаю диссонировать на них.
— Я жду? — сажаю Надю к себе на колени, лицом к лицу.
— Мне больше нечего сказать, — гордо вздергивает подбородок.
Моя ты хорошая.
Прям удивила сегодня.
Оказывается, есть характер. Не совсем мышка. Есть эмоции. Не только жалость к себе.
— Раз начала, доводи дело до конца, Надя. Прекрати меня бояться, выскажись! — требую и тяну пальто с ее плеч. Помогаю ей его снять и откидываю в сторону.
— Что говорить? — в голосе дерзость. Хочется наказать.
— Что именно тебе не понравилось? Ревность неуместна. Вероника, по сути, никто. Это первое, а второе – я не разрешал ревновать. С чего ты взяла, что сможешь меня присваивать? М?
Перехватываю ее подбородок, не позволяя отвернуться.
— Да при чём здесь ревность?! Не ревную я! — злится.
Маленькая фурия.
И тем самым заводит.
Эмоции – это хорошо.
Даже если они негативные.
— Неприятно, что вы считаете меня пустым местом. Говорили с этой… — пренебрежительно морщится, на что я усмехаюсь. — Так, словно меня нет! — дергается, пытаясь с меня слезть. Не позволяю, вжимая в себя. Хочу ее такую. Похрен, что на обочине и в машине. Хочу и все.
— А теперь проанализируй мой разговор с Вероникой без эмоций. И признайся, что ты сейчас ревнуешь, — усмехаюсь. — Плевал я на нее. И знакомить вас не собирался.
— Я не ревную! — повышает голос, хмурится. Словно ребёнок, которого поймали, но он пытается все отрицать.
— Не верю, скажи это еще раз, — усмехаюсь, срывая с ее волос заколку, зарываюсь пятернёй.
— Не ревную, — упрямо повторяет, только вот уверенности в голосе уже меньше.
— Хм, — ухмыляюсь, качая головой, притягивая ее к себе, прикусываю сладкую губу, другой рукой дёргаю ее платье вверх, стягивая с бедер.
— Что вы делаете? — растерянно шепчет мне в губы.
— Не «вы», а «ты». Хватит выкать, — хрипло отвечаю и провожу языком по ее губам. — Думаю, что после того, что я с тобой сделал, уже можно перешагнуть эту грань.
Черт! На девочке колготки. И они мне мешают.
— Чтобы не надевала больше колготок! — рычу, снова кусая ее пухлые губы. Сгребаю в кулак капрон. Рывок, Надя вскрикивает…
Разрываю колготки между её ножек.
— Что вы делаете?! — немного истерично повторяет она, продолжая мне выкать.
— Я хочу тебя трахнуть. Разве непонятно?
Злюсь от её нежелания сближаться со мной.
— Здесь?
— Да, здесь и сейчас!
Платье у Нади неудобное. Строгое, закрытое. А мне хочется добраться до ее груди.
Дергаю молнию на ее спине и стягиваю платье с плеч.
— Сними его немедленно! — возбуждение зашкаливает, и я уже не способен говорить с ней мягко. Проблема в том, что девочка неопытная и не научилась отличать возбуждение и злость.
— Может, доедем до дома? —
