Похороны Мойше Дорфера. Убийство на бульваре Бен-Маймон или письма из розовой папки - Яков Цигельман

Сказка про белого бычка! Бедная девочка! Как я понимаю, им мог бы быть и чиновник Битюгов, маленький лысый человечек, зачесывающий волосы на лысину и очень смирный. А она была бы влюблена в него, ревновала бы, с удовольствием говорила бы о нем и была бы счастлива.

Жаркие дни, прекрасные томительные вечера, душные ночи, обильная еда и вся эта жизнь, когда женщина говорит себе, что молодость проходит даром, — сделали так, что она, перестав выбирать и присматриваться, не отказывала почти никому, кто хоть немножечко ей нравился. Саша, Давид, Шмулик, Илан, Ицхак, Павлик; с этими мужчинами я встречал ее, и ни один из них не был ее мужчиной. Она рвала с ними тотчас, и больше у нее с ними ничего не бывало. Душа ее в этом не участвовала.

— Ночью спи! — сказала мне старая бухарка. — Подумай лучше. как умирать будешь! — сказала она назидательно. — Ебаный в рот! — неожиданно добавила она.

Возможно, следует теперь описать купание под луной (Вера разглядывает мускулистое тело Макора, облизывает острым язычком соленые губы и улыбается взгляду сильного мужчины, у которого есть пистолет «беретта» и ожидание ковбойского бытия среди помидорных грядок; Гриша и Хаим рассеянно бросают камешки в воду и тихо разговаривают о главном: «А знаешь. Средиземное море солонее Черного». — «Да, пожалуй. Я забыл вкус Черного моря. Оно чужое нам, как ты не понимаешь!» — «Я понимаю, но нельзя же отрезать всю прошлую жизнь и сделаться младенцем в возрасте, равном пребыванию в Стране!» — «Конечно, но мы должны очиститься, обновиться и приобщиться» — а белая пена шипит, а лунная дорожка бежит, а Вера, как водится, тихо смеется под луной, это Цви Макор щекочет ее помидорными усиками), но сколько раз уже описана подобная ситуация и найдены все слова про встречу у моря.

Знакомство героев случилось независимо от воли автора, потому что в «русском» Израиле все знакомы или в конце концов познакомятся. Лева Голубовский утверждает, что наша алия переспала друг с другом. Возразим ему: наша алия готова и на смешанные браки, но для этого требуется пройти полный курс абсорбции — выучить иврит, приобрести машину, квартиру, зарплату, привыкнуть к незастегнутым мужским ширинкам и нестиранным женским подмышкам, уметь вместо застолья с выпивкой предложить гостям погрызть семечки и орешки, бешено критиковать правое правительство слева, а левое — справа, вместо «Мыла Марусичка белые ноги» петь «Дай мне силы» и «Возьми мое сердце», а вместо анекдотов про Чапаева рассказывать анекдоты про Давида Леви, — иначе, ввиду ментальной несовместимости, страшно даже начинать разговор об этом.

После двух-трех вступительных фраз коренной житель Страны извещает девушку, что он согласен полежать с нею. Цви Макор, хотя и старался быть похожим на коренников, не посмел сказать это Вере.

Кто-то из великих педагогов, не помню кто, сказал, что человек воспитывается, сопротивляясь той системе воспитания, которой его подвергают. Коренники, сопротивляясь капиталистическим предрассудкам, воспитывали в себе соцотношение к женщине. Цви же Макор, пройдя курс воспитания в социалистическом лагере, относился к прекрасному полу буржуазно. Но то, что он сказал, было выражено в традициях наших, еврейских, ковбоев, которые за грубой, колючей внешностью скрывают нежную мякоть, прохладно-сладкую, влажную и липкую, склонную к трогательной любви; он сказал:

— Слушай, Вера, поехали в пятницу на пикник? Ночевать будем в палатках.

Условились ехать по приморской дороге к северу, остановиться в безлюдном месте возле Рош-Аникра, в лесу на берегу моря и жарить там шашлыки. Обменялись телефонами, сговорились созвониться в четверг, на том и расстались.

Глава о зубных врачах, о Мике и Микином дядюшке, о Нюме и Петре Иваныче

Гости съезжались к перекрестку. Рита, зубной врач, со своим мужем, зубным врачом, приехала второй. Она приехала бы раньше, но ее муж, зубной врач, поддерживая свое мужское достоинство, просил время от времени остановить машину, менялся местами с женой-водителем и садился за руль. Он проверял, пристегнуты ли ремни, взглядывал на приборную доску, как его учили на курсах шоферов при автомобильной школе ДОСААФ Куйбышевского района, опускал на глаза противосолнечные очки и тонким голосом покойного космонавта говорил: «Ну, поехали!» И они ехали, подскакивая перед внезапными светофорами.

На заднем сиденье ехали Мика Штейн и Микин дядюшка. Навалившись на спинку переднего сиденья, дядюшка объяснял свое позитивное отношение к «нешире», нейтральное отношение к лесбиянству и негативное отношение к пьесам Н. Воронель и повести Ю. Милославского.

Дядюшка воспитал Мику, Мика любил его, как отца, и своим приятелям вменил в обязанность любить его, возить его всюду с собой, выслушивать его позитивные и негативные мнения. Мика понуждал приятельниц танцевать с дядюшкой на танцульках и заводить с ним легкие романы, чтобы дядюшке не было скучно и одиноко. Приятели составили список тех, кто должен был возить Мику с дядюшкой. На сей раз дежурила Рита со своим мужем, зубным врачом.

У Мики они задержались. Дело было в том, что дядюшка никак не мог вставить праздничный зубной протез.

— Как удачно, что в этот раз дежурите вы! — воскликнул Мика, когда Ритин муж достал из багажника блестящие щипцы, выдернул из дядюшкина рта мешавший протезу кусочек чего-то и профессиональным тычком вогнал праздничную челюсть на место. Мика заплатил Ритиному мужу по таксе, и они поехали.

Хаим и Цви Макор приехали следом. Хаим не хотел ехать, по субботам Хаим не ездил, но Макор объяснил ему, что едут они в пятницу, а в субботу не двинутся с места и пообещал позаботиться, чтобы у Хаима на субботу была горячая пища, приготовленная в пятницу. Хаиму и самому хотелось поехать, он соскучился по загородным прогулкам, а, кроме субботы, свободного дня не было, и он согласился. Они приехали третьими.

Четвертыми были Зарицкий, Нюма и Петр Иваныч, русский муж еврейской жены. Петр Иваныч достаточно объевреился: не пьет; в Израиле, говорит, не пьется, жарко; состав семьи у него еврейский: жена, трое дочек, теща и тещина сестра; работает он в ЦИМе[4] штурманом, как работал в Одесском пароходстве. Неделю назад жена Петра Иваныча со старшей дочкой уехали в Европу погулять, а Петр Иваныч забастовал, потому что бастует ЦИМ, и отдыхает на берегу: валяется с книжкой на пляже, постригает траву в садике, иногда мастерит что-нибудь, чтоб руки не чесались, командует женщинами, оставшимися дома, ест тещины котлеты и фаршированную рыбу и скучает по жене.

Таков он, Петр Иваныч, хороший человек; и ведет себя отчетливо, соответственно израильскому солнцу, которое смешивает в темно-серое пятно дробный рельеф и подчеркивает рельефы крупные, четкие. А спутниками Петра Иваныча