Уничтожить Париж - Свен Хассель

Для проформы было расстреляно несколько несчастных заложников. Кто-то ведь должен был понести наказание.

На рассвете первые машины танковой гренадерской дивизии «Эстланд» въехали в Ноймюнстер. Теперь танкисты знали, что местом их назначения является Париж и что дело это очень срочное. Однако они несколько удивились, обнаружив, что единственные транспортные средства, какие ждут их на железнодорожной станции, — это десяток французских товарных вагонов весьма почтенного возраста. Дороги были на много километров забиты танками Девятнадцатой дивизии, тоже двигавшейся в Ноймюнстер. А с востока полным ходом шла Двести тридцать третья танковая дивизия[106]. Все дороги Ютландии были забиты танками, бронеавтомобилями и солдатами. Все направлялись в Ноймюнстер, всем было нужно в Париж, и все это было необходимо перевезти на десятке французских товарных вагонов.

— «Саботаж!» — неистово вопили депеши рейхсфюрера.

Расстреляли еще несколько заложников. Расстреляли служащих, управлявших железнодорожной станцией Ноймюнстер. Рейхсфюрер на время успокоился, но проблема сохранялась. Две бронетанковые дивизии, четырнадцать тысяч машин и весь личный состав застряли на Ютландии с десятком французских товарных вагонов!

9

Двенадцатилетний мальчик три недели ждал в тюрьме Фресне приведения в исполнение смертного приговора. Преступление, приведшее его туда, на первый взгляд, выглядело лишь детским озорством, но, с другой стороны, могло быть и преднамеренным актом сопротивления противнику. Немцы, разумеется, предпочли увидеть в нем последнее. На углу бульвара Сен-Мишель и площади Сорбонны мальчик украл револьвер у немецкого солдата, за что должен был поплатиться жизнью.

Обезумевшая мать добивалась всеми средствами отмены приговора и, наконец, дошла до самой высокой власти: генерала фон Хольтица. Ей самой не позволили докучать генералу. Дело ее представил офицер связи, доктор Шванц. И, как следовало ожидать, успеха не добился.

— Зачем приходить ко мне с такими пустяками? — выкрикнул покоритель Роттердама и Севастополя, гневно швырнув документы на стол. — Для таких дел существуют надлежащие инстанции: обращайтесь туда! Раз мальчишку приговорили к смерти, надо полагать, для этого существовала весьма основательная причина? Во всяком случае, я занят гораздо более важными делами. Заберите дело и не отнимайте у меня время.

Женщина не могла обратиться больше ни к кому, и на другой день мальчика расстреляли в Венсенском лесу. Чего ради человеку калибра генерала Хольтица заботиться об участи какого-то ребенка? Это не путь к славе. Потомки не вспомнят генерала, который спас от расстрела мальчишку. Но того, кто уничтожил один из прекраснейших городов мира, вспоминать будут всегда.

МОЖНО ЛИ СПАСТИ ПАРИЖ?

Генерал фон Хольтиц вернулся в Париж. Город был мрачным, угрюмым; под гладкой поверхностью жизни таился дух скрытой угрозы. Дезертирство из немецкой армии принимало катастрофические размеры. И, соответственно, возрастало количество репрессий. За один только вечер было расстреляно более сорока человек, заподозренных в работе на Сопротивление. Первыми гибли коммунисты.

Однажды рано утром к фон Хольтицу явились два офицера с передовой. Один, генерал-майор, был в черном мундире бронетанковых войск, с повязкой на глазу; другой был молодым гауптманом-сапером, специалистом по минированию. Оба были мастерами в искусстве уничтожения. Как только они вошли в комнату генерала, на дверь было повешено объявление: «ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН». За дверью решалось будущее Парижа.

Одновременно с этим совершенно секретным совещанием другое, еще более секретное, проходило в квартире на авеню Виктора Гюго между неким гауптманом Бауэром, офицером из ведомства адмирала Канариса, и дипломатом, носившим псевдоним «Фарен». Гауптман Бауэр озабоченно посвящал дипломата в положение дел, как оно ему представлялось; дипломат столь же озабоченно слушал.

— Мсье Фарён, — говорил офицер очень негромко и очень быстро, — весь город взлетит на воздух, если не произойдет чего-то весьма неожиданного, чтобы это предотвратить. Вам совершенно необходимо повидаться с фон Хольтицем, пока не поздно.

Дипломат утер несколько капелек пота на лбу. И выпил две рюмки коньяка перед тем, как ответить.

— Кто этот генерал фон Хольтиц? Откуда он? Я никогда о нем не слышал.

— Вы слышали о нем — просто не запомнили фамилию. Полагаю, вы слышали о Роттердаме? О Севастополе? Так вот, — гауптман с мрачным видом кивнул, — это фон Хольтиц.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что этот человек — выдающийся мастер в искусстве разрушения. Иначе почему для этого дела избрали именно его? Он принадлежит к той же военной школе, что и генерал-фельдмаршал Модель: слепое повиновение в любых обстоятельствах. Дайте ему топор, прикажите отрубить свою правую руку, и Он это сделает, если у вас более высокое звание.

Дипломат почесал горло.

— Что… э… что говорят об этом на Бендлерштрассе[107]?

— Почти ничего.

— В таком случае, почему мы… почему вы…

Глаза гауптмана блеснули за темными стеклами очков.

— Не говорят ничего только потому, что немногие оставшиеся до того напуганы, что боятся раскрыть рот! Остальные… уехали.

— Уехали? Куда.

— Туда же, куда поедем и мы, если не будем предельно осторожны — в Плётцензее.

У дипломата отвисла челюсть.

— Повешены? — хрипло спросил он.

— Разумеется, повешены! Теперь послушайте, мсье Фарен, и скажите, что вы об этом думаете: в Париж только что прибыл новый танковый полк. Расквартирован в казармах принца Эжена в Версале[108]. Командир его принадлежит к тому типу людей, с какими нам придется иметь дело: генерал-майор, дважды понижен в звании, командует самой необузданной группой танкистов в мире. И я говорю это не ради красного словца. Уверяю вас, если об этом станет известно в Берлине, адмирал Канарис тут же даст деру. Даже не помедлит, чтобы захватить с собой бабушку…

— Что же вы предлагаете? — нервозно спросил дипломат. — Что я могу тут поделать? И вообще, зачем этот полк перевели сюда?

Бауэр пожал плечами.

— Что может быть разрушительнее танка? Особенно из Двадцать седьмого полка особого назначения…

Позвольте сказать вам еще кое-что о нем. Полк состоит из шести батальонов, командует им генерал-майор Мерсель. Как я уже говорил, его дважды понижали в звании. Все его солдаты, уже находясь в армии, получали тюремные сроки. Изнасилования, грабежи, убийства, кражи — назовите любое преступление и не ошибетесь. Мягко говоря, это совершенно недисциплинированная свора головорезов… Можете представить, что будет, если их выпустить на улицы Парижа?

— Да.

— Резня без разбору…

— Да.

Фарен медленно подошел к окну, снова держа в руке рюмку коньяка. Постоял, молча глядя на улицу.

— Кровавая баня, — произнес он наконец. — Вы, конечно, правы. Это нужно как-то предотвратить.

— Рад, что вы согласны.

— Как это будет… — Фарен заколебался. — Как это будет выглядеть, если мы устроим полицейские баррикады? Посмотрите сюда, гауптман Бауэр. — Он указал в окно на идущего по улице сержанта полиции. — Оборона Парижа — почему нет? Полицейские вместе с участниками Сопротивления… это можно организовать.

— Не сомневаюсь, что можно, мсье Фарен. Но при этом я опасаюсь, что тем самым мы можем сыграть на руку Гитлеру. У меня есть сведения, что в Париж отправлен батальон из карательной бригады Дирлевангера[109]. В этой бригаде каждый человек — прощенный преступник; прощенный не потому, что его дело рассмотрено в новом свете, а благодаря тому неожиданному решению фюрера, что даже от преступников может быть польза. Мне известно, что этот батальон направляется в Париж с целью спровоцировать то, о чем вы сейчас говорили. — Бауэр опечаленно покачал головой. — Полиция и Сопротивление… Мысль соблазнительная, но как долго они продержатся против мощи немецкой армии? Какое сопротивление смогут они оказать? Боюсь, что недостаточное.

— И что же вы предлагаете, гауптман?

— Насколько я понимаю, у нас есть только два пути. Первый — задерживать как можно дольше войска и технику, которых ждет фон Хольтиц; второй — как можно быстрее привлечь в Париж американские бронетанковые дивизии.

Фарен вздохнул.

— Хотел бы я сейчас оказаться в Лондоне.

— Охотно верю, — сказал со смешком Бауэр. — Париж не самое уютное место на земле, так ведь? Заметьте, что Германия тоже не земной рай. Адмирал уже сжигает все документы. И знаете, кто назначен обербефельшабером[110] на западе? Генерал-фельдмаршал Вальтер Модель! Этот человек способен учуять предательство за сотню километров. Думаю, даже Гитлер не особенно расположен к нему.