Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это нельзя было назвать приемом. Скорее уж – методом. Если Юрий Алексеевич не знал чего-то, как следует, а паче того, – имел представления сомнительного происхождения, он твердо выбрасывал из головы обрывки сведений, твердо решал, что не знает ничего, и начинал задавать потрясающие в своей наивной примитивности вопросы, постепенно навязывая даже самым высоким профессионалам свою терминологию. Почему-то у него она носила несколько сантехнический привкус. Мало знакомых с ним людей это э-э-э… шокировало.
– Можно, – странным голосом ответил Сабленок, – лично я рекомендую соляную кислоту от извести, а бензин… ну, еще и чистый эфир можно… – от самого холестерина. Прокачивать поочередно около суток по всем сосудам. Чем-нибудь таким, поскольку работа сердца почти сразу же станет неактуальной.
– Так, значит? – Невозмутимо осведомился Завалишин. – Жаль.
– Это – да, – горячо согласился довольно-таки ядовитый лекарь, – еще как жаль-то! А-абсолютно с вами согласен.
– Ага… А нельзя ли получить образец этой пакости… Холестерина там, и прочего? Всего разом?
– Из вашего батюшки добыть образец атеросклеротической бляшки пока довольно затруднительно. К счастью. Хотя… в принципе можно. А зачем?
– А – так, – уклончиво пробормотал сонный шахматист, – посмотреть, что можно сделать без бензина с соляной кислотой.
– Да? А давайте так: у меня вон дед с трансмуралом не сегодня-завтра, так у него состав, надо думать, очень близкий. Его так и так вскрывать. Я позвоню.
– Нет. Лучше я вам позвоню. Так говорите, – завтра?
– Завтра. Но уж никак не позже послезавтра. Давненько не вскрывал я в морге трупов.
– Веселый вы, гляжу, человек, доктор.
Звонил он даже не один раз. В первый раз – узнал, что с искомым материалом обязательный дедок-трансмурал из местных старожилов не подвел, и заехал за довольно противной на вид жирной кашицей, а во второй – осведомиться, сколько всего в организме может случиться бляшек. Попросту, по массе. В третий раз он не стал звонить и заявился самолично, чтобы обсудить отдельные детали. Потом у Алексея Митрофановича по всем правилам взяли письменное согласие на проведение лечения "при помощи внутривенной инфузии нового антиангинозного препарата".
Новый препарат являл собой довольно толстый слой невзрачного осадка под толщей физиологического раствора на синтетической воде. То, что банка состояла из алмаза, Сабленок, правда, не знал. Дабы не подводить в случае чего подчиненных, он попал в набрякшую вену Алексея Митрофановича самолично. Завалишин, почти вовсе закрыв глаза, набрал какую-то комбинацию на устройстве, напоминающем пишущую машинку, и которое он именовал "манипулятором", "сборщики" дружно приобрели одноименный заряд. Со стороны это выглядело так, словно осадок вдруг растворился без следа, жидкость в сосуде осталась по-прежнему прозрачной, но приобрела какой-то радужный оттенок. Жидкость медленно, осторожничая и перестраховываясь, ввели в кровь.
"Спецификация Л", аккуратно отщепив субстрат, переходила в так называемую "конформацию 2", поляризовалась и обрела неукротимое стремление к воссоединению с себе подобными, а все вместе – к Водителю.
– Теперь – быстрее!
И прежде, чем сколько-нибудь значительное количество сработавшей "Спецификации Л" успело влезть в исходную емкость, Сабленок быстро-быстро, упустив буквально несколько капель крови, подключил стеклянный двойник, направив ползущую вспять, навстречу току жидкости, в другой сосуд, где "спецификацию" ждала Активная Мембрана. Встречаясь с ключевыми структурами на ее поверхности, "сборщики" оставляли груз, возвращались в "конформацию 1", после чего одноименный заряд поверхности возносил их вверх по капиллярам. Мембрана потребляла вполне заметное количество энергии и ровно, едва слышно гудела под током. Через двадцать минут большая часть напластований в виде ултрадисперсного осадка собралась на ее поверхности, а часть "сборщиков" повторно вернулась на свое рабочее место, и цикл повторился снова. Выждав некоторое время, вспотевший от волнения Сабленок дрожащими руками прикурил сигарету и прошелестел, поскольку в горле у него совершенно пересохло:
– Проверить бы как, а?
– Я диполь-экран прихватил. Специально разработали для наблюдения за развитием некоторых композиций. Потом – бросили, на редкость бесполезным занятием оказалось. И тут не выйдет, слишком много наложится одно на другое. Тут чего-нибудь все-таки похитрее надо, по принципу автоматического подсчета, компьютерного формирования изображений и всякое такое…
И только тут до их сознания дошел некий посторонний звук, довольно давно уже доносившийся с жесткой, как устав гарнизонной службы, обтянутой черной клеенкой прямо поверх ДСП кушетки. Это негромко, но басовито храпел расслабившийся и заскучавший от полного отсутствия событий Алексей Митрофанович Завалишин.
– Ладно! – Прошипел эскулап. – Твое снадобье все на месте? – И, увидав спокойный, как вечные льды, кивок, осведомился. – Уверен? Тогда так: раз он сейчас живой, то хуже уже не будет, значит – проконтролируем по старинке, чисто клинически… Да это, в конце концов, и главное.
– Ну, – его здоровье!
– Его, – согласился Завалишин, – давай…
– Так, говоришь, – нет приступов?
– Да вроде бы как не было. Валидол и нитроглицерин таскает еще, но больше по привычке.
– Ага… И ЭКГ тоже стала получше. Ку-уда получше. Кардиосклероз, понятно, никуда не денешь, а так… Слушай, а ты знаешь, что это Нобелевка по медицине? На мелкие расходы, потому что в принципе за бугром человек, слепивший этакое, стал бы не миллионером даже. Пожалуй, что миллиардером.
– Композиция конечно, – пожал плечами тридцатитрехлетний Завалишин, заботливый второй сын своего заботливого отца, – но так себе композиция. Не из сложных. Единственная сложность, – это чтоб только ту известь, которая вместе с холестерином, а так… Простенькая композиция.
– А почему, кстати, – композиция? Что за дурацкое название?
– Не машина, не вещество, а работает. И каждый раз надо с самого начала составлять, компоновать. Как-то само собой получилось название.
– Ну, – за нас с вами, и хрен с ними… Ну так что делать-то будем?
– Твое здоровье… К сожалению, – ничего такого делать мы не будем. То есть совсем. За то, что мы тут уже сделали, нам уже не сносить головы. Мне – за прямое разглашение, тебе – за то,