Москва-Сити - Фридрих Незнанский

– Что-о?! Какой, к едрене фене, следователь? Опять?! Ну и какого х… ты его тащишь сюда?!

Интересно, подумал я. Интересно бы узнать, и поскорее, чем вызвана такая, как теперь модно говорить, неадекватная реакция. Впрочем, вскоре этот рык как начался, так и стих сам собою, – я был абсолютно уверен в том, что причиной этой томительной паузы было то обстоятельство, что сейчас Вован, наклонясь к самому уху шефа, докладывал ему о находках в их дворике и о том, почему он принял решение вести нежелательного гостя сюда, в святая святых фирмы. Очевидно, я не ошибся, потому что, когда Вован, широко распахнув передо мной кожаную дверь, а сам угодливо вжавшись в стену, впустил меня в начальническое логово, навстречу мне встал широко улыбающийся хозяин кабинета – будто это вовсе не он сейчас бился тут в истерике. Он даже вылез из-за своего стола и сделал несколько шагов мне навстречу, что было, надо полагать, великой честью. Хозяин этого кабинета был огромен и тучен. Так тучен, что, казалось, каждое движение дается ему с таким трудом, как будто все его члены и суставы нуждаются в смазке. В то же время на круглом его и в общем-то симпатичном лице сияла ровная белозубая улыбка. Металлокерамика, успел подумать я с легкой завистью, потому как мне давно уже было пора заняться зубами, уже, что называется, прижимало, да все как-то руки не доходили. То времени не хватало, то денег – все-таки хорошие зубы недешевое удовольствие. Хозяин кабинета, безусловно, мог себе это удовольствие позволить – точно так же как мог он позволить себе и отличный костюм, и сорочку. И все это, скорее всего, шилось на заказ. И как шилось! Я оценил.

Итак, он шел ко мне навстречу, улыбаясь своей фарфоровой улыбкой. Представился:

– Дворяницкий Александр Алексеевич. – Еще раз пригласил: – Как говорится, милости просим, дорогой, раз уж пришли. Проходите, проходите, пожалуйста, вот сюда. – Вы откуда будете? Аж из Генпрокуратуры?! – Он несколько дольше, чем нужно, недоверчиво подержал перед глазами мое удостоверение и наконец вернул его все с той же радушнейшей улыбкой. – А вы, наверно, большой человек там, в вашей прокуратуре, Александр Борисович, а? Я угадал? Если на армейские чины перевести – вы кто будете?

Я засмеялся:

– Генерал-майор.

– Надо же! Выходит, кого попало к нам не посылают… Хотя, если честно, вы нам уже надоели – во как! Следователи, я имею в виду. – Он показал мне рукой на большое гостевое кресло, а сам начал обратный маневр за свой стол, хотя тут же, на виду, стояло напротив первого кресла еще одно. – Ведь это смешно, в конце концов, – продолжил он рассказ о своем недовольстве следователями, – кто-то там у вас копает под мэра, а достается неизвестно за что нам, простым работягам. Ну мы-то тут при чем, скажите на милость? Нет, правда, вы что там, ребята, охренели, что ли? Пардон, – притворно спохватился он. – Но вы не представляете! Наш участок Кольцевой – ну тот, что мы строили, уже чуть не весь уже и перекопали, все пробы берут: сколько там щебенки недоложено! Это же надо! Как будто вам, следователям, больше заняться нечем!

Это был замечательно разыгранный балаган: я нисколько не сомневался, что Вован доложил шефу, с чем именно я иду. Но, похоже, природная хитрость не позволяла хозяину кабинета обнаруживать это. И бранный его вульгаризм тоже не случайность, а своеобразное прощупывание того, насколько серьезно он должен меня воспринимать.

И для меня это тоже был некий знак: пора было брать общение с хозяином кабинета в свои руки.

– Я вообще-то совсем не по поводу Кольцевой или каких-то еще ваших строек…

Но он отмахнулся, перебил меня:

– Ай, бросьте вы свои хитрости! Обидно даже, честное слово, дорогой! Не там вы компромат ищете, не там! Только не думайте, что я таким образом мэра как бы выгораживаю, мне он, по большому счету, по барабану. Хотя, надо сказать спасибо, все его затеи – это и наше процветание. Что Манежная площадь, что Гостиный Двор, что вот сейчас Третье кольцо… И хоть я и говорю, что лично мне он по барабану, но объективно от него одна польза. Вы ведь не станете с этим спорить, ведь так? – И он с некоторой требовательностью, с некоторой настырностью посмотрел на меня. Примерно так смотрят у пивных, когда встает на ребро вопрос: «Ты меня уважаешь?» Дождавшись, когда я согласно кивну, он удовлетворенно продолжил: – Ну вот… Никто ничего доказать не может, так хоть тень на человека бросить, да?

– Послушайте, Александр Алексеевич! – мне пришлось напустить на себя суровость, иначе этот фонтан, похоже, было не заткнуть. – Я думаю, если у вас будет охота, мы обсудим все эти предложенные вами темы отдельно, хорошо? А сейчас меня привел к вам совершенно конкретный интерес – и вовсе не тот, который предполагаете вы.

Он как-то очень скептически усмехнулся -давай, давай, пой, голубь, все равно не обманешь. Но тут же усмешку свою спрятал, враз став не то деловитым, не то скучным.

– Хорошо, слушаю вас. Только, если можно, – давайте кончим побыстрее. Вы же видите, у нас тут мероприятие, и мне, честно говоря, как-то не до вас. Извините за прямоту. Просто в такой момент я обязан быть с коллективом. Кстати, – добавил он, – не вижу причин, по которым вы не могли бы тоже принять участие. А? – При этом глаз его, клянусь, зажегся каким-то детским лукавством. – Новый год на носу, и вообще… Но если честно – вам просто повезло, что вы меня застали. – Он откинулся на спинку своего огромного кресла и как-то томно прикрыл глаза. – Совершенно случайно застали. У нас столько объектов по всему городу, такая ответственность… – И сам себя оборвал неожиданно: – Ну за стол не желаете, так, может, хоть выпьете? Коньячку, виски?

Нормальный ход – он меня держал за шавку! Сначала, мол, коньячку, потом деньжат, а потом и все вопросы сами собой отпадут… Я много уже слышал об этом самом «Стройинвесте», делами он заворачивал и впрямь нешуточными. Может, потому мне казалось, что во главе его должен стоять какой-то более солидный, более умный человек. Или этот толстяк меня дурит? Ну не может, не может такой пустой фанфарон, какого он изображает, управлять чем-то серьезным…

– Я на службе, Александр Алексеевич, – ответил я наконец на его предложение.

– Экие вы в этой вашей прокуратуре… застегнутые, – усмехнулся он. – Что, боитесь девственность потерять? – И, клянусь, он мне подмигнул – не как фанфарон, не как гаер, но как умный, очень все чутко понимающий товарищ! – Не буду, не буду я вас совращать, дорогой, не бойтесь. Это дело добровольное, верно? Не хотите – и господь с вами…

Это же надо, какая сволочь! Он еще надо мной подсмеивался!… Ладно, это все эмоции, которым я, по крайне мере до поры до времени, не имею права давать волю. Более существенное тут заключалось совсем в другом: он меня не боялся, и одно это было уже необычнее всего остального. Прокуратуру, да тем более Генеральную, даже ни в чем не виноватые боятся. Ну конечно, исконно наши, российские, не забугорные… Что-то, значит, за этим Дворяницким такое стоит, что позволяет ему не бояться. Что? Дружба с президентом? Что, черт побери, за «Стройинвест» такой? Надо срочно заказать справку!

– Слушайте меня, Александр Алексеевич, дарагой… – Я слегка, совсем чуть-чуть передразнил его. Это мы еще посмотрим, кто над кем изгаляться будет! – И слушайте очень внимательно, потому что чем дольше я с вами общаюсь, тем сильнее у меня желание заставить вас уважать мой прокурорский мундир, тем более что у меня для этого имеется очень серьезный повод. – Он хотел что-то сказать, но я уже тоже закусил удила – достал-таки он меня, достал, стыдно сказать. – Молчите! – сурово приказал я ему. – И слушайте! У меня времени еще меньше, чем у вас, и тоже, заметьте, объекты по всему городу!… Так вот, я имею отношение к расследованию покушения на вице-мэра московского правительства, совершенное несколько дней назад тут, по соседству с вами. Надеюсь, слышали, что имел место такой прискорбный факт?

Он серьезно кивнул, снова хотел что-то добавить, но я опять не дал ему такой возможности, опередил его:

– Сейчас, прямо перед тем как прийти к вам, я проводил некие следственные действия и обнаружил на принадлежащей вам, «Стройинвесту», территории, закрытой, заметьте, территории, улики, предположительно связанные с этим преступлением. Либо вы будете нормально со мной разговаривать, либо, если вы чувствуете себя лицом, которому нет необходимости уважать закон и органы правопорядка, я допрошу вас в прокуратуре. А там, уверяю вас, наше общение будет выглядеть совсем иначе. Не говоря уж о том, что первое, что мне сейчас приходит в голову, видя, как вы себя ведете, – это подозрение, что вы каким-то образом причастны к теракту. А чем еще, дарагой… – Он попробовал вскинуться, но я остановил его. – Чем еще объяснить ваше стремление не дать мне нормально работать? Чем еще объяснить ваше предложение взятки?…

Я полюбовался эффектом. Одутловатая полнота как бы исчезла с лица Дворяницкого, не было больше ни играющей то и дело умной ухмылочки, ни полуприкрытых век.