Молитвы человеческие - Елена Черкашина

– Помоги мне! Спаси меня!!! Я знаю: я – чудовище, но спаси меня!!!

У моря – тихий, тихий голос. Голос ласки, нежности и добра. Волны смягчают всплеск и, как пушистые облака, откатывают вниз.

Ричмонд помедлил и открыл глаза. Какой безмятежный берег! Бездонное небо, тишина. Он выплюнул песок и горькую воду, осмотрелся. Память услужливо подсказала ему последние фрагменты бури: солдат, который почему-то хотел убить его, упавшая мачта и сильный крен. Это он помнил. Но больше – ничего! Как он сошёл с корабля, как оказался здесь. И как вообще попал на корабль! Что делал на нем, куда плыл? Ричмонд долго напрягал мозг, пытаясь связать нити событий, но – безуспешно. Всё остановилось на том солдате. Так почему он хотел убить его?

Он поднялся и пошёл вдоль моря. Хотелось пить, и можно было бы поискать ручеёк в зарослях зелени, но он боялся отойти от берега, надеясь встретить что-то ещё: может быть, выживших людей или какие-то поселения. Он шёл долго, время от времени останавливаясь и оглядываясь вокруг. Никого! Странное чувство облегчения испытал Ричмонд, поняв это. И – очень удивился. Разве ему не хочется найти людей? Нет! Кто-то внутри говорил: «Люди – это опасность». Опасность для него, Ричмонда. Но почему?!

Берег кончился. Впереди простирались скалы. И тут он увидел людей. Их разбросало вдоль моря вперемешку с обломками досок и другими останками корабля. Забыв обо всем, Ричмонд бросился к ним. Он переворачивал тела, ощупывал, кричал в надежде, что кто-то окажется жив… Тщетно. Жадно вглядывался в лица: ему казалось, что он должен знать этих людей, ведь в долгом плавании все, так или иначе, знакомятся. Но он не помнил ни одного лица…

В стороне лежал кто-то в мундире. Ричмонд отшатнулся. Этого человека он знал! Солдат. Тот, кто вошёл в кубрик с явным желанием убить его. Кажется, Ричмонд что-то крикнул ему. Солдат выскочил, но перед этим бросил… Что? Что он бросил? И почему Ричмонд был не на палубе, вместе со всеми, почему не спасался?

Память отказывалась подчиняться. Словно целые куски его жизни исчезли. Он прекрасно помнил своё имя, где родился и сколько ему лет, но что он делал на корабле и что до корабля – нет.

Он насчитал восемнадцать трупов. Нужно похоронить их всех. Он обязательно сделает это, но не сейчас, потому что сейчас он увидел корабль. Вернее, то, что осталось от корабля. Буря выбросила судно на рифы, разбила корму, но остов был цел, и Ричмонд подумал, что в трюме могли остаться продукты и другие вещи, полезные для него. Вплавь он пробрался на бриг, заглянул внутрь: вода залила трюм, но многие бочки оказались не повреждены, возможно, лишь немного подмокли. Он трудился до самого вечера, выуживая бочонки с пшеницей, вяленым мясом и рисом. Трудился – и радовался: ему сказочно повезло! Столько еды! Когда солнце зашло, он падал с ног от усталости, но ликовал. А засыпая, опять подумал: почему я не помню ни одного лица?

Наутро он продолжал работать, переправляя на берег всё, что могло пригодиться, на тот случай, если остров окажется необитаемым. Ричмонд понимал, что море не станет ждать, и вскоре прибой унесёт останки судна или размозжит его в щепки. Поэтому он трудился без устали, останавливаясь только затем, чтобы немного перекусить или выпить воды. Он нашёл солонину, рыбу и много бочек с зерном. Всё это нужно высушить, но позже, а сейчас – снимать, снимать как можно больше. Пробираясь по изувеченному кораблю, он увидел железную скобу, торчащую из стены, и опавшие гроздья кандалов. «Здесь перевозили заключённых», – догадался он. И на миг остановился. Что-то ему показалось, но некогда, некогда думать об этом…

Вечер застал его сидящим на песке без сил. Он перенёс на берег всё, что можно было спасти, и теперь отдыхал. Набирая ладонями воду из маленького ручья, бегущего к морю, Ричмонд заметил странные следы на запястьях, как будто руки были сильно натёрты чем-то. Он удивился и долго рассматривал их: не помнил, что такое он делал, чтобы натереть руки. И тут же забыл.

Ещё два дня у него ушло, чтобы найти глубокий овраг и похоронить всех погибших. Когда он засыпал тела, то сколотил из досок небольшой крест и успокоился. Кем бы они ни были, они получили то последнее, что положено человеку: могилу и крест над ней.

Потом он сидел на берегу, очень уставший, но удивительно спокойный и ясный, и просто радовался: свободе, тишине, заходящему солнцу. «Я свободен! Я свободен!» – говорил он себе, пока не поймал себя на этой мысли. Свободен? От чего? Или от кого?

Теперь у него появилось время размышлять. Он не помнил прошлого, вернее, помнил, но только часть из него: свою молодость, бегство из дома – его манила жажда приключений, – поиски места, затем поступление на торговый корабль и работу на нём. Всё оказалось не так романтично, как он ожидал. В долгих плаваниях было суетно, тяжело и скучно. Выходя на берег, он имел лишь жалкие гроши, чтобы развлечься, а по окончании плавания тосковал или напивался. Чем занимался потом? Здесь – темнота, будто кто-то старательно вытер доску его памяти, оставив на ней только самое необходимое. Ричмонд не слишком беспокоился. Он слышал рассказы о тех, кто терял память или после драматических событий, или просто от удара кулаком по голове. У него могло быть и то и другое. Буря, быть на волосок от смерти: чем не драма? А уж удариться головой в ту ночь он мог где угодно и не раз. Но одно не давало покоя: почему тот солдат хотел убить его? Ричмонд прикидывал так и этак. «Я был болен, поэтому остался в каюте, и он хотел просто избавиться от меня? Но, если был болен, то почему сейчас – здоров? И что солдат бросил мне, прежде чем выбежать из каюты?» Он старательно напрягал память, но – тщетно.

Прошло двадцать дней. Ричмонд выяснил, что находится на небольшом острове, каких немало в этой части океана. Остров населяли птицы, мелкие звери; здесь оказалось много пресной воды, бьющей из-под земли, и ни одного человека. Сначала ему показалось печальным провести неизвестно сколько дней, месяцев или даже лет своей жизни без общения с людьми, но потом, поразмыслив, решил: общество людей – не самая хорошая компания. Что он видел в своей жизни? Труд, бесконечное стремление выжить, прокормиться, заработать на хлеб. Видел ли что-то радостное? Этого он