Дорога к дому (СИ) - Алексей Куликов

Фамари, Творцы Прекрасного, Строители — у представителей этого народа было много имен, и каждое из них — истина! Самая загадочная и почитаемая раса Терры, оставившая неизгладимый след в истории и давным-давно практически сошедшая с её сцены…

Некогда крохотные общины Фамари жили в землях, известных ныне как Тартр, совершенствуя врожденные способности трансмутации неживой материи и придания формы, доводя их до идеала, превышающего возможности искусства и красоты. Они всегда были весьма малочисленным народом, и, хотя сроки их жизни исчислялись многими столетиями, странная прихоть судьбы или эволюции ограничила способность Строителей к воспроизводству. Лишь трижды за свою долгую жизнь женщина-фамари могла выносить дитя, следствием этого и являлась небольшое количество Творцов. Во времена расцвета, предшествующего трагедии Бездны, тридцать семь тысяч Фамари мирно обитали в северных землях или путешествовали, посвящая себя созиданию и улучшению архитектуры и зодчества по всей Терре, создавая несравненные шедевры из камня и металла. Они никогда не были воинственными, никогда не брали в руки оружия, ведь надежным щитом, всегда пребывающим на страже их безопасности, являлась Конфедерация, чтящая Творцов и неизменно готовая оказать им любую помощь. Но, когда Врата Бездны разверзлись, когда пал Золотой Город и цитадели Севера осыпались прахом, когда сама Конфедерация, терпящая одно поражение за другим, отступала под сокрушительным натиском Порождений, бледное покрывало савана пало и на мирный народ Фамари. Отвергнув все доводы разума и тщетные мольбы патриархов, Фамари остались в маленьких городках-общинах в надежде своим вдохновенным искусством отвратить от себя ужасы грядущего нашествия. Они верили, что красота их творений убережет самих творцов от любой опасности, отведет от них предстоящее. Они ошиблись. Как и многие до них они чересчур поздно поняли, что красота — слишком ненадежный заслон против испепеляющего пала ненависти и безудержного гнева обезумевших от легкой крови полчищ.

Вынужденные в конце концов бежать, они покидали нефритовые башни и хрустальные дворцы, втайне надеясь однажды вернуться и вновь обрести утраченное, но в глубине души знали — этому не бывать. Они медлили, омывая слезами прощания своё исчезающее наследие, взращенное трудами поколений, каждый шаг, уводящий их прочь, давался невероятным трудом, и потому они не успели… Меньше двух сотен Фамари сумели прорваться из умирающей земли и добраться до ещё удерживаемых Конфедерацией цитаделей Севера. Суровые, многоопытные, ожесточившиеся в нескончаемой череде кровопролитных битв, коны рыдали, не скрываясь, при виде изможденных остатков некогда великого народа, превратившегося в изгнанников на земле, тысячелетиями принадлежавшей их предкам.

Шли годы, неспешно сливаясь в десятилетия. Безумный круговорот смерти распространялся, охватывая все новые земли, выплескиваясь дальше и дальше, а Фамари всё так же бродили по землям Терры, ища нечто ведомое лишь им одним, пока однажды путеводная нить судьбы не привела их в самое сердце только-только созданного филиала Катека. И там, в небольшой горной долине, окруженной седеющими каменными исполинами, под печальный напев тысяч ручейков и заунывный плач ветра они вырастили город-мемориал, город-склеп, город-памятник ушедшим временам и павшим Фамари. Город столь прекрасный, столь совершенный, столь чуждый всему зримому в земной юдоли, что любой человек, любое разумное существо, хоть раз взглянувшие на него пусть и издали — умирали, будучи не в силах вынести тех чувств, что пробуждало в них это величайшее из творений Строителей. Во всяком случае, так утверждали предания. Фамари назвали этот город Фай`лао Оласини — Плач Разорванных Душ, и никто, кроме них самих, не смел приближаться к этому воспетому в легендах приюту скорби.

С тех пор прошло много тысячелетий, Фамари всё реже и реже покидали свою долину. О них начали забывать… Вот и Безымянный, как ни силился, не мог придумать ни одной причины, по которой Конфедерация вынуждена была бы вновь, как в далеком прошлом, обратиться за искусством Строителей

— Я думал, Фамари больше не выходят во внешний мир в таком количестве, — еле слышно прошептал он. Да и зачем бы? Конфедерация уже давно не использует их песни для строительства новых зданий — только для поддержания в целостности уже выращенных: слишком дорого обходятся их услуги!

— Неужели же ты ещё не догадался? — заговорщицки ухмыльнулся Влад, и на миг его лицо озарилось тем светом и проказливым озорством, что и в детстве, когда они на пару затевали тайком от взрослых какую-нибудь каверзную проделку. — Возводится зикурэ! Это решение патриархата. Нам, конечно, многого недоговаривают, но я считаю — Верховный Конклав хочет возродить традицию вим. На нашей территории уже начато взращивание семи зикурэ, эта — восьмая. Уж не знаю, во что обошелся договор с катекианцами и самими Фамари, но… ты только представь себе — парящие вимы! Сколько лет прошло с тех пор, когда они последний раз поднимались в воздух?

— Больше тысячи, — сухо отозвался Безымянный, испытывая странное переплетенье чувств — зависти и смутной тревоги. — Насколько я помню, последний раз вимы принимали участие в восьмом Походе Священного Гнева против Акватиукуса.

Он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, припоминая историю, и продолжил уже другим, задумчивым голосом, словно с трудом вытаскивая из кладовых памяти факты давно минувших событий:

— Это была катастрофа. Истощенные накопители разрушались один за другим, кристаллы памяти не справлялись с нагрузками, вимы — лишенные защиты и направляющих пространственных форм — оказывались под прямым огнем амазонок и гарпий… Шесть — было полностью разрушено шесть вим, семнадцать получили критические повреждения. Наши наземные войска оказались отрезанными от основных сил и угодили в котел, из которого лишь немногим удалось вырваться. Донерианцы понесли самые большие потери за всю историю — именно после этого они отказались от сотрудничества с остальными филиалами. А потом началась Одиннадцатое Вторжение… Да, с тех пор вимы ни разу и не поднимались в воздух — цена непомерна…

Влад неожиданно рассмеялся.

— Если бы ты знал, — с трудом справляясь с собственной неуместной веселостью, проговорил он, всё еще хихикая, — до чего ты сейчас напоминаешь Оуэна! Огонь и Тьма, ты даже говорил с теми же самыми интонациями!

Безымянный улыбнулся с чуть заметной грустью, вызванной далекими воспоминаниями. Оуэн — старый рыцарь-храмовник, маленький, весь сморщенный как печеное яблоко, сухой… с неизменной доброй улыбкой и мягким светом мудрости лучащимся из белёсых стариковских глаз. Безымянному не хватало старика, не хватало даже больше чем ближайших родичей. В детстве, Оуэн был для него, пожалуй, самым главным человеком: мудрый наставник всю свою жизнь посвятивший служению роду Александеров, воспитавший несколько поколений наследников рода — он был для них всех кем-то вроде любимого дедушки (да ведь Оуэн и впрямь был их дедом)… Он покинул этот мир за три года до того как сам Безымянный превратился в преступника и изгоя.

— Ты всегда был его любимчиком, — уже без тени веселья в голосе произнес Влад.

— Может, это оттого, что я реже остальных засыпал на его уроках? — чуть улыбнувшись, предположил Безымянный.

— Возможно, — Влад поднял свою кружку, — легких путей!

— Лёгких путей, — не замедлил присоединиться к кону Безымянный. Ещё одна ритуальная фраза, фраза которой провожали в дальний путь почивших с миром. — Что бы там не было, — осушив до дна свой кубок, добавил он, — Оуэн был настоящим Александером!

— Да, он был Александером, — прихлопнул ладонью по столу, согласился Влад. — Но, вернемся к вимам: после потери северных зикурэ общая энергетическая сеть оказалась нарушена и направляющие потоки дестабилизировались. Но теперь-то у нас будет шанс вернуть славу вим! С этими новыми зикурэ, что возводятся, у нас появится реальная возможность если и не полностью восстановить, то хотя бы уравновесить дисбаланс энергий в электромагнитной сети Терры…

Увлеченные разговором, собеседники не заметили, как начало смеркаться. Над могучим Штормскальмом разливались вечерние тени, кафф постепенно стал наполняться людьми и гомоном голосов; официанты, бесшумно скользя по залу, активировали шары-светлячки, размещавшиеся в стенных нишах, и их мягкий бледно-оранжевый свет окутал гостевой покой атмосферой уюта и безмятежности, не лишенной легкого ореола романтичности.

— Мне, пожалуй, пора, — поглядев в окно на темнеющую улицу, кон нехотя поднялся из-за стола. — Завтра с утра я отправляюсь на пост к Опорной Стене и ближайшие десять дней буду торчать, как пугало, у прохода, раздражая всех подряд своей кислой рожей, — он скривился и издал хриплый смешок. — Ты не представляешь, сейчас у Стены ошивается почти целая «рука». И вдобавок с полсотни ваятелей и «плетеков»! Мы прямо как к войне готовимся! И ладно б только это. Каждые два-три дня направляются усиленные боевые группы в глубокие рейды за Барьер, контроль за входящим со стороны Тартра усилен многократно, вся центральная площадь города отцеплена, все дома, выходящие на неё, — опечатаны и набиты стражами под завязку. Неудивительно, что местные косятся на нас, как волки на хохлатых! Мы им уже в печенки наверняка въелись.