Распятие невинных - Каро Рэмси

— Моего сына зовут Питер, — поправил Андерсон. — Я бы чувствовал себя в тысячу раз хуже, если бы она забрала его с собой.

— Так вот, угрохали Линзи, двуличную стерву, которая оставила сына и трахалась на стороне. Девчонки из дискотеки, которые были с Арлин, говорят, что она хотела уйти из бизнеса, въехать в новую квартиру, забрать сына, стать порядочной. Судя по отчету О’Хары, так оно и было.

— Не знаю, насколько мы можем доверять их словам. Надо дождаться, пока одна из них протрезвеет. Трейси спьяну что-то ляпнула, что, мол, Арлин доигралась. Поэтому дадим ей проспаться, а потом все вытрясем. Пятна на шкуре леопарда смыть нельзя.

— Ладно, пусть Арлин — уличная проститутка; Линзи встречается с любовником и никому об этом не рассказывает; Элизабет-Джейн — вся из себя правильная и милая, только у нее почему-то совсем нет друзей. Должно же их что-то объединять! — Макалпин совсем разошелся. — Но я этого не вижу! Это вроде дурного запаха — запаха морали, но я не знаю, откуда он исходит. — Он водил пальцем по столу, рисуя непонятную схему. — Но я чувствую что-то общее!

С подобным Андерсон сталкивался и раньше — две минуты гениальности между трезвостью и невменяемостью.

— Но Элизабет-Джейн была уважаемой. Очень уважаемой.

— Ошибаешься! — Макалпин для убедительности помахал пальцем перед носом Андерсона. — Чем они выше, тем ниже падают, с точки зрения морали. Поговори с Костелло, она знает, как устроен женский ум.

— Тем более что она сама — одна из них, — согласился Андерсон с железной логикой.

— Просто спроси ее. — Макалпин понизил голос. — Просто спроси ее, что происходит в голове такой женщины. Я первый раз столкнулся со смертью, когда работал на участке «Патрикхилл». Это было ужасно. Ужаснее всего. Она была такой красивой… — Его взгляд провалился в пустоту.

Андерсон почувствовал, что сейчас придется выслушивать пьяный монолог Макалпина, и постарался этого не допустить. Он хотел домой.

— Выпей кофе, тебе полегчает, и я тебя отвезу. Поговори с Хеленой и напомни ей, какой ты идиот.

Макалпин его не слушал.

— Молодая и красивая — это ведь неправильно, разве нет?

— Согласен, неправильно. Так же как и оставлять жену в одиночестве, когда она…

— Сколько мертвых детей тебе приходилось видеть? — оборвал его Макалпин, размахивая пальцем.

— Слишком много, — серьезно ответил Андерсон.

— Сколько?

— Одного. Только одного. Но это и есть слишком много.

— Колин, я серьезно.

— Я тоже. Сколько раз я от тебя слышал: плохо, если она женщина, хуже — если молодая. А стоит добавить: красивая, да еще блондинка, — все, приехали! И парень, который, по твоему мнению, мог что-то сделать ради какой-нибудь светловолосой сиротки, получает по полной программе еще до того, как попасть в суд. Ты знаешь это. Но в конце каждого дня ты обязательно вспоминаешь, что все они…

— Чьи-нибудь дочери. — Макалпин пьяно улыбнулся. — Я рад, что чему-то тебя научил. — Он снова стал ощупывать лицо, надавливая на больные места все сильнее и сильнее. — Она была такой чудесной.

— Так когда все это было? — спросил Андерсон. Ему вдруг вспомнились слова Хелены, что Алан потерял кого-то очень близкого. — Ты по этой причине не появлялся на Патрикхилл лет двадцать?

Макалпин медленно кивнул:

— Ей плеснули кислотой в лицо. — Он поднял ладони к глазам и внимательно смотрел на них, будто разглядывая появившиеся стигматы.

— Кто это сделал?

Взгляд Макалпина постепенно возвращался из прошлого.

— Я был причастен к тому расследованию.

— Чтобы так поступить, да еще с хорошеньким личиком…

— Оно не было хорошеньким. Оно было прекрасным.

— Да, но что делает с лицом кислота? Разъедает кожу, меняет сущность, в определенном смысле — убивает тебя как личность.

— Да пошел ты со своей психологией! Они использовали ее как наживку, чтобы выманить ее любовника. Это сработало: как только ее обезобразили, он тут же появился. Наверняка они как-то поддерживали связь, и когда она исчезла, он бросился ее искать. Одиночество было невыносимым.

— Да уж, накручено… — Андерсон не мог понять, почему за все годы их знакомства Макалпин заговорил об этом деле впервые.

Внезапно Макалпин перегнулся через стол, чтобы быть к нему поближе.

— Она была на девятом месяце беременности.

— Ужас, — тихо произнес Андерсон, поеживаясь от услышанного. Неудивительно, что шеф ничего не забыл. — Просто ужасно.

— Мне здорово влетело, что я воспринял эту историю как личную.

— И тогда тебя быстро перевели?

— Обменяли. Если бы я остался, им пришлось бы нелегко.

Андерсон допил свой сок, рассчитывая, что шеф расценит это как сигнал разойтись по домам и немного поспать.

Но Макалпин не тронулся с места.

— Через несколько недель она умерла. — Он провел указательными пальцами по запястьям обеих рук. — Сама так решила. Все это время я разговаривал с лицом, с маской — лицо было в бинтах, и руки… В ней было столько… — Он замялся, уставившись на ковер. — …столько жизни. Знаешь, Колин, когда она умерла, я увидел ее фотографию. Она сидела на пляже, такая беззаботная… Так бывает: ты представляешь себе, как кто-то выглядит, и вдруг — совпадение! Она была изумительной!

— Да, ты уже об этом говорил, — напомнил Андерсон, размышляя, могли ли прошедшие годы приукрасить воспоминания. — А что с ребенком?

— Да, я часто о ней думаю. Сколько ей сейчас? Двадцать два? На пару лет больше, чем было мне, когда все это случилось. — Макалпин замолчал, водя ладонью по краям стакана. — Такой же возраст… Я здорово постарел. — Он поморщился, что-то вспомнив. — Понимаешь, Колин… Понимаешь… — теперь он был очень пьян, — она не была такой, как Линзи, Арлин или Бренда. У Анны не было двух лиц — она была естественной, без второго дна, такой, какой ее воспринимали окружающие. Ты когда-нибудь встречал таких женщин?

В голове Андерсона вдруг что-то прояснилось.

— Ты ведь тогда потерял мать?

— И Робби. — Макалпин уставился в пустой стакан, и Андерсон уже заволновался, но тот продолжил: — Помни об этом! И никогда не забывай. — Алан покачал головой. — Что это был за проклятый год! Никогда в жизни я так не радовался наступлению Нового года.

Подошел Бэрнс, ожидая, когда можно будет обратиться.

— Ваш мобильник выключен, сэр? Вас разыскивают в участке.

— Новый аппарат, будь он неладен!

Едва он перевел переключатель, как экран загорелся зеленым светом, сообщая, что были звонки. Какое-то время он слушал, губами показав Андерсону, что звонит Малхолланд.

— Да, да, понятно. Ясно — приют «Феникс»… ясно, я его знаю. Что они… Мобильник Элизабет-Джейн? И номер в «Фениксе»? Чей-то конкретный? Отца О’Кифа? А связь с Арлин? Наконец-то! — Он захлопнул крышку телефона. — В мобильниках Элизабет-Джейн и Арлин были телефоны приюта «Феникс». Ты знаешь, где он находится?

— Около цирка. Но сейчас, шеф, ты не в лучшей форме. Давай лучше завтра, а?

— Почему?

— Трезвость — лучшая поддержка при разговоре с людьми в сутанах.

Костелло сидела в дальнем углу столовой участка, заваленная папками с делом Шона Мактайернана. Было девять часов утра, а она пришла в шесть. Торчать дома было бессмысленно — она была так возбуждена, что все равно бы не уснула. Но пока утро складывалось удачно. Ей удалось уговорить администрацию центрального офиса выдать архивы еще до завтрака, и она вполне могла рассчитывать на интересное чтение и сандвич с яичницей, пока в столовой было тихо.

Для нее в расследовании наступила передышка. Чувство вчерашней эйфории ушло. Каждый занимался своим делом, кто-то выполнял разовые поручения.

Найти Дэйви Николсона оказалось просто, но перезванивать он, судя по всему, не спешил. Своими интонациями его голос на автоответчике напоминал о пожилой жеманнице. Она вспомнила пару неприятных моментов и повесила трубку с ощущением чего-то грязного.

«Не будь Николсон таким же старым, как окрестные холмы, он бы отлично подошел на роль Кристофера Робина», — подумала Костелло. Да и Макалпин в этом смысле не далеко от него ушел. Или Андерсон со своей сварливой женой. А если хорошенько подумать, то практически все мужчины, которых она знала. Психолог здорово помог — ничего не скажешь!

«Ладно, — сказала она себе, — вернемся к Мактайернану и посмотрим его досье». Она вынула из папки небольшую фотографию — симпатичный молодой человек, худое лицо, светлые волосы и красивые ровные зубы. Он был чем-то похож на Джеймса Дина — располагал к себе, выглядел дружелюбно. Как Кристофер Робин.

Она просмотрела судебные бумаги и наткнулась на запрос в Департамент по социальным проблемам. Заинтересовавшись, она долго листала документы в поисках ответа и наконец нашла его ксерокопию на тонком желтоватом листочке. Мактайернан вырос в сиротском приюте «Добрый пастырь». Она улыбнулась. За десять лет работы в участке она каждый день проезжала мимо этого здания на машине, но еще ни разу не встречалась с теми, кто вышел оттуда. И вот теперь — Шон Мактайернан. Подброшен четырехмесячным младенцем. Помня наставления Баттена, она надеялась найти хоть какую-то информацию о матери Шона. Сама она не очень-то верила в его теорию: ее собственная мать была алкоголичкой, и все свое детство Костелло почти никогда не видела ее трезвой. Она не помнила, осуждала ли отца за решение уйти. Она вообще его не помнила. Жизнь каждого была тем, что из нее делали. У каждого есть свой выбор. Она улыбнулась — может, поэтому Макалпин и выбрал для этого поручения именно ее? Взглянуть на выбор, который сделал Мактайернан.