Провокатор - Д. Н. Замполит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первым делом я отправил через Бориса письмо Наташе, в котором постарался успокоить и объяснить, что нисколько ее не виню, что жизнь не кончается и что мы обязательно еще встретимся. Затем кинулся разбирать накопившуюся почту, среди которой нашел и записку от Собко, ему я и позвонил из конторы Бари по новомодному телефону. Василий Петрович сообщил, что в Москве проездом некий молодой коллега, работавший на строительстве Великого Сибирского пути, и хорошо бы с ним переговорить и, коли потребуется, внести в проект поправки по результатам общения с практиком. Порешили встретиться вечером, в Художественном кружке.
Приехал я на Воздвиженку заранее в надежде сыграть разок-другой в шахматы, но постоянных моих партнеров еще не было, и компанию мне составил молодой человек лет тридцати. Был он на редкость хорошо одет – галстук в тон костюму и рубашке, даже заколка в галстуке сидела как-то франтовски. Играть было трудно, у соперника были оттопыренные острые, почти эльфийские уши, и мне приходилось все время себя сдерживать, чтобы не хихикать, отчего ходу на десятом я попал в неприятное положение и надолго задумался, по привычке начав бубнить какую-то мелодию.
Выбубнив более-менее анализ позиции, я двинул пешку и поднял взгляд. Щеголь глядел на меня круглыми глазами, но тут же спохватился, вернулся к партии и сделал, как мне показалось, первый попавшийся ход – ошибочный, на мое счастье. Интересно, что его так ошарашило? Я ответил слоном и, пока противник задумался, встал, прошелся по комнате и огляделся, но за моим креслом тоже не было ничего особенно выдающегося.
– А, вот вы где! – раздалось от дверей, проем которых почти целиком занял Собко.
Я было собрался извиниться и сдать партию, но партнер тоже встал и двинулся навстречу Собко.
– Вы уже познакомились?
Мы синхронно переглянулись и отрицательно помотали головами.
– Как дети малые, ничего сами не могут, – хмыкнул инженер и представил нас. – Михаил Дмитриевич Скамов, изобретатель путеукладчика. Леонид Борисович Красин, мастер-путеец.
Красин??? Я чуть было не подпрыгнул на месте – это ж какая удача! Это ровно тот человек, который и нужен! Но пришлось взять себя в руки и сделать вид, что я как-то участвую в происходящем разговоре, а самому судорожно соображать, как бы его заполучить. Партийную кличку Красина я помню, «Никитич», но черт его знает, может, он ей еще не пользуется, да и вывалить такое в лоб никак невозможно, тут же заподозрит. Черт, черт, черт, никак его нельзя упускать! Что же делать? Сейчас ничего не получится, надо тет-а-тет. Ладно, набьюсь потом прогуляться, глядишь, что-нибудь и придумаю…
А Собко со своими шутками-прибаутками изложил наши проекты, вытряс из Леонида его соображения, не переставая всячески рекламировать машину, автосцепку и меня как непризнанного гения железнодорожного строительства и даже человека крайне передовых взглядов, не убоявшегося вступить в схватку с жандармами, от чего я вяло отбрехивался. Но по разговору выходило, что, запусти путеукладчики в течение года, сроки завершения Транссиба можно будет существенно приблизить. Красин дал пару ценных замечаний, обещал в следующий приезд в Москву (он разрывался между Харьковом, где доучивался в университете, и работой топографом или мастером на разных дорогах) более подробно ознакомиться с чертежами, и мы разошлись. Вернее, ушел только Собко, а мы двинулись к Александровскому саду и далее вдоль него, к Большой Московской гостинице на Охотном ряду.
– Скажите, Михаил Дмитриевич, а что за мелодию вы напевали за шахматной доской? – после нескольких дежурных фраз о погоде и работе обратился ко мне Красин.
– Знаете, я сильно задумался и делал это машинально, может, вы напомните?
В ответ Красин воспроизвел несколько тактов… «Варшавянки».
Да что же это такое, а? Следишь за речью, не дай бог оговориться словцом из будущего или брякнуть неиспользуемый ныне термин, а стоит чуть ослабить вожжи, все само лезет из подсознания! Вот интересно, а, играя с Зубатовым, я тоже «Вихри враждебные» мурлыкаю?
Хотя… может, оно и к лучшему и этот шанс надо использовать…
– А, это моя любимая песня. Haydi barikata, haydi barikata, ekmek, adalet ve ozgurluk icin, – напел я вариант прикольной группы Bandista.
– Это, простите, на каком языке?
– На турецком. А вот на испанском: Alza la bandera revolucionaria Que del triunfo sin cesar nos lleva en pos.
Даже не зная турецкого, Леонид уж точно определил слово «баррикада», а уж французский-то он знал наверняка, так что и «бандера» и «революсьонарья» пошли прямо в цель.
Но я решил дожать:
– Могу и на русском. А могу вот еще что:
Вставай, проклятьем заклейменный
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
Красин остановился, как обухом прибитый, и неудивительно, – «Интернационал», разумеется, был известен, но только на французском или там немецком, русского перевода еще не существовало! Но Леонид довольно быстро справился и жадно спросил:
– А дальше?
– А дальше только припев, больше пока не переведено. Этим занимается один юноша в Париже, но небыстро, очень небыстро, глядишь, через годик и закончит, – хватит с меня «Елочки», не хочу больше песни тырить. И я продолжил:
Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской!
– Вы социалист? – как в омут, бросился Красин.
– Да. Рекомендательных писем от Плеханова или Засулич предоставить не могу, но я с ними недавно встречался в Женеве.
– В Женеве? До или после убийства Елизаветы Баварской?
– За пару недель до, вовремя успел уехать – полиция перетрясла всех известных им левых, досталось и Георгию Валентиновичу с Верой Ивановной. А вы, как я полагаю, оказались в Иркутске не по своей воле, так?
– Да, там целая история, тянется уже семь лет, – подтвердил Леонид.
В тот вечер мы толком не договорили и разошлись, условившись непременно встретиться в следующий приезд Красина в Москву через пару недель. За это время я дернул Савинкова и нескольких других ребят разузнать о Красине –
