Русская Армия в изгнании. Том 13 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одновременно съездив в Болгарию, я скоро получил соглашение на принятие на счет нашего содержания еще 1000 человек, и наконец, к зиме получено согласие болгар на принятие на работы еще около 7000 человек. От сербов я получил в августе согласие на прием новой партии в 1000 человек, из которых 500 были обеспечены работой.
Передо мной мое письмо М.Н. Бирсу, которому я сообщил в ноябре о результатах усилий по размещению наших частей. В нем я писал, что согласно уже последовавшим соглашениям к концу года в Болгарии мы сосредоточим около 17 300 человек и в Королевстве С.Х.С. – 9700. К этому времени, писал я дальше, в лагерях Константинопольского района остается около 2500 человек, которые обеспечены сербскими предложениями работы с начала 1922 года. Таким образом, моя работа по передвижению наших частей на Балканы была выполнена. Оставалось лишь ждать начала 1922 года, чтобы завершить перевозку. Оставшиеся 2500 человек в Галлиполи были сняты с французского пайка, и они перешли на довольствие из средств Главного командования, при существенной помощи, оказанной нам Лигой Наций и организацией Ара.
Я всегда с удовлетворением выполненного долга вспоминал это тяжкое для меня время. Не только армия была выведена из лагерей, но она сохранила полностью свою организацию, и были подготовлены пути для сохранения ее в будущем, при условии прекращения существования на отпущенные средства.
Вспоминая время нашего пребывания в Константинопольских лагерях и переселение на Балканы, невольно останавливаешься на роли французов. Франция оказала нам выдающуюся помощь при Крымской эвакуации. Без нее мы не могли бы не только сохранить армию, но и неизвестно, как бы мы вышли из создавшегося положения, когда на Босфоре появилось свыше 100 вымпелов и 150 000 людей, ушедших из Крыма.
Прием наш в лагерях и продолжавшееся почти год содержание наших частей и гражданского населения потребовали от Франции громадных расходов, которые, конечно, не могли быть возмещены старыми судами, отданными Франции в залог нашего содержания. Увы, несколько начальников, и главным образом Шарпи и Бруссо, своим высокомерием и пренебрежением к нашим нуждам и желаниям достигли того, что вместо благодарности все русское население лагерей прониклось чувством недоброжелательности.
Даже исключительное благожелательство французских моряков, и главным образом адмиралов де Бона и особенно Дюмениля, не смогло изменить нашего отношения к французам. Лично я давно переборол это чувство и не могу не проникнуться благодарностью ко всему тому, что для нас сделала Франция в тяжкие для нас годы эвакуации и переселения по Балканским странам.
При моих переговорах на Балканах мне пришлось столкнуться с представителями нашей общественности. Как в Болгарии, так и в Сербии наша эмиграция была представлена в подавляющем большинстве своим правым крылом. В Болгарии она была, по существу, по своим настроениям ближе к нашей белой идеологии, чем белградские круги. Там партийно-монархические элементы были очень сильны. Но в период усилий по нашему переселению монархические круги высказывали нам полное сочувствие и готовы были чем только могли прийти на помощь. По инициативе этих кругов была даже открыта подписка денежных средств на усиление средств армии, которая дала если не существенные, то, во всяком случае, трогательные результаты.
Генерал Врангель им представлялся как искренний монархист, только в силу своего положения возглавителя Белой армии официально придерживавшийся белой идеологии. При первых же его выступлениях политического значения, носивших определенно все принципы белой идеологии, не склонной стать на путь подчинения какой-либо иной партийной доктрины, многие лица стали искать виновников среди его окружения, удерживавших, по их мнению, Врангеля от проявлений его монархических настроений. Конечно, как ближайший сотрудник Петра Николаевича, я был первым взят на подозрение. Когда же мне приходилось в Белграде или Софии высказываться по политическим вопросам, то поневоле я выявлялся ярким сторонником непредрешенческих принципов, и людская молва приписала мне вредное, с ее точки зрения, влияние на Врангеля.
Тогда же впервые послышались голоса о моей будто бы принадлежности к масонству. Постепенно определенная неприязнь монархических элементов эмиграции в отношении меня росла. С другой стороны, по своим взглядам я был также неприемлем и для левого милюковского и социалистического крыла. Сохранившие к генералу Деникину свои симпатии круги также проявили в отношении меня свои отрицательные чувства. Лишь в той части общественности и вообще эмиграции, которая была органически связана с армией, я чувствовал моральную близость. Находилось немало завистников. На мою долю выпала очень трудная, но одновременно и ответственная роль, дававшая мне большие возможности общения с выдающимися деятелями той эпохи и выдвигавшая меня в исключительное положение. Кроме того, в этот период я был материально обеспечен довольно широко, так как мне было ассигновано на расходы, связанные с моими передвижениями, от финансового отдела в Париже около одного английского фунта в день, что при падении валюты на Балканах представляло довольно значительную сумму, несмотря на то что на этот фунт я должен был нести расходы и на сопровождавшего меня офицера Генерального штаба. Наконец, мне в то время не было еще полных 40 лет, почему в глазах многих, более старших, я представлялся молокососом.
К концу моих шагов по переселению армии на Балканы, я уже стал определенно чувствовать недоброжелательство со стороны известных кругов эмиграции.
После отправки в Болгарию третьей партии из Галлиполийского лагеря, с которой отбыл и штаб Кутепова, дальнейшее пребывание Врангеля в Константинополе уже не представлялось необходимым, особенно ввиду получения согласия, правда еще в принципе, со стороны белградского правительства на прием последней партии. Ввиду этого я предпринял шаги перед сербами о возможности переезда в Королевство С.Х.С. Врангеля и его штаба. К этому времени международная обстановка на севере Балкан несколько осложнилась.
В Венгрии только что была выполнена со стороны бывшего императора Карла попытка к восстановлению императорской власти и, кроме того, со стороны венгров последовали заявления о том, что, по их сведениям, прибывшие в Королевство С.Х.С. наши контингенты привлекаются на усиление состава его армии. Это вынудило Штрандтмана и меня действовать с известной осторожностью и не поднимать вовсе вопроса о сохранении за Врангелем, в Сербии, его прав Главнокомандующего. Кроме того, со стороны Штрандтмана, ввиду его
