Эта женщина будет моей - Александр Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, подводим итоги. Действует две силы. Одна – это явно Елисейский дворец и вся государственная машина – делает все, чтобы доказать, что происшедшее – несчастный случай. Ее цели понятны – преуменьшить скандал, неминуемо затрагивающий президента и престиж власти.
Другая сила стремится обвинить во всем Елисейский дворец. Зачем – понятно. Чтобы нанести удар по президенту, смять его. Но кто это? В варианте «Леди Ди» было очевидно, кто крутит машину, отвергающую основную версию, и не дает ей затормозить – отец погибшего любовника принцессы, к тому же обиженный на власть и королевскую семью. А кто запустил машину здесь? И значит ли это, что этот неизвестный организовал покушение? Или он только воспользовался ситуацией?.. Если к делу причастен Гран, он же Зондер, как утверждает Ледников, то – организовал и воспользовался. Но тогда это должен быть человек могучий. Нанять Грана, организовать покушение на жену президента, а потом запустить пропагандистскую машину и направлять ее – тут должен быть человек с очень большими возможностями.
Звонок мобильника отвлек его от рассуждений. Звонил Гриб.
– Юрий, ну и друзья у вас! Где вы таких берете? Из-за него вся Франция на ушах!
– Ну прямо из-за него!
– А из-за кого еще? Меня уже тут Москва трясет – что да как? Да почему допустили? А что мне, за всеми бегать?
– Да что вы переполошились, Роман Аркадьевич! Ледников – частное лицо, прибыл по своей надобности, заданий от конторы не имел. Или имел?
– А вы как думаете?
– Я думаю – не имел.
– И я того же мнения. Но он же все равно наш советский человек.
– Русский, – подняв указательный палец, поправил его Иноземцев.
– Ну да, – не стал возражать Гриб.
– Я думаю, ему ничего не грозит. Он чист перед законом. А за любовь тут не судят. Не знаю, как у нас на родине, а тут нет.
– Да я, честно говоря, не за него беспокоюсь…
– А за кого?
– За вас, Юрий. Если начнут его крутить, то пойдут по друзьям и знакомым, а вы тут первый.
– Ничего, за меня не беспокойтесь. Я принял меры.
– Ну и правильно. Вы, это, Юрий, если чего – обращайтесь. Чем смогу – помогу.
– Договорились.
«Знать бы еще, чем ты можешь помочь? – подумал Иноземцев. – Разве что помочь Ледникову бежать по другим документам. Но это значит признать, что он в чем-то виноват…»
И тут перед ним возник собственной персоной человек, поставивший на уши всю Францию и окрестности, потому что новость о покушении и чудесном спасении жены президента уже неслась по всему свету торжественным маршем. Выглядел герой неважно – круги под глазами и трагически застывшее лицо. Тебя предупреждали, милый друг, но ты не внял…
– Слушай, а что с Клер? – удивленно спросил Ледников, усаживаясь в кресло. – Она смотрела на меня как на человека, который лично сжег Орлеанскую девственницу.
– Она осуждает вас, дорогой товарищ.
– За что?
– Во-первых, она не одобряет ваших отношений с мадам Николь, которой она не симпатизирует. Видишь ли, она горячая поклонница господина президента и не может одобрять поведение человека, который украсил его светлый лик такой грубой штукой, как рога.
– Предупреждать надо было! – скривился в усмешке Ледников. – Откуда я знал?
– Тебя не предупреждали? Да я язык стер, объясняя тебе, что не нужно лезть в этот омут!.. А во-вторых, неистовая патриотка Клер, как героиня Корнеля или Расина, считает, что вы не должны были покушаться на престиж Франции!
– А я, значит, покушался?
– Он еще спрашивает! Сегодня светлое имя президента, а значит, и престиж прекрасной Франции, треплют по всему миру. И кто тому виной? Кто не совладал со своим карамазовским сладострастием?
Ледников даже головой помотал от изумления.
– О господи, какая чушь! Давай лучше о делах.
– Каких? Тебе надо уезжать, как можно скорее. Ты газеты читаешь? Участник бандитских разборок русской мафии…
– Послушай, а ты уверен, что Зондер выполнил условия контракта?
– В смысле?
– А вдруг в условиях было написано – убить?.. И тогда он контракт не выполнил. И постарается довести дело до конца. Ты хочешь, чтобы я в этой ситуации уехал?
– Ну а что ты можешь тут сделать? И я тебе говорил, у нас один вариант – или сдать Карагодина, или уговорить его самого пойти в полицию. Он единственный, кто может вывести на Зондера. Но тебе же его жалко!
Ледников задумчиво смотрел на Иноземцева, решая что-то про себя.
– Может быть, у нас появился другой шанс, – наконец сказал он.
– Вот даже как!
– Я сейчас встречался с Карагодиным и…
Он быстро рассказал о встрече, о Каридад, о семье учителя Гурдадо, о том, что у нее с Карагодиным роман.
– И этот влюблен! – фыркнул Иноземцев. – Экие вы, русские, влюбчивые! В Париже вас прямо так и раздирает.
Когда Ледников закончил, Иноземцев прошелся по кабинету, что-то решая про себя, а потом остановился прямо перед Ледниковым, наклонился и стал внимательно его разглядывать.
– Погоди, ты думаешь, что она, эта Каридад, сама разберется с Зондером?
– Не знаю, – покачал головой Ледников. – Откуда мне знать, как она себя поведет? Я ее ни разу не видел. Даже не представляю, что у нее в голове.
– Это все равно должно сработать, – возбужденно проговорил Иноземцев. – Должно! Расчет точный. Если она такая, как ты ее обрисовал, она Зондера не простит. Ну, Ледников, ты зверь! Все просчитал. Bras de fer! Провел железной рукой! Я просто умираю от зависти. Это должен был сделать я.
– Брось ты, все получилось случайно, – отбивался Ледников от чрезмерных восторгов Немца. – Мне и в голову не могло прийти такое!
– Какая разница – случайно или нет! Если сработает, то…
Глава 27
Виталий Карагодин
Tel grain, tel pain
По семени и плод
Она спала и во сне еще больше походила на ребенка. На ту девочку в белом платьице с внимательными глазами, такими серьезными, словно она тогда уже предчувствовала свою жуткую судьбу…
Он никак не мог заставить себя показать Каридад фотографии. Невозможно было представить, что она испытает, когда узнает все.
Она открыла глаза, сладко, как счастливая женщина, потянулась и улыбнулась ему. Пакет с фотографиями лежал на столе, и он был не в силах протянуть к нему руку. Наверное, он смотрел на него, потому что она вдруг спросила:
– А что там?
– Так, – махнул он рукой.
И вдруг подумал, что не надо показывать ей это, что человеку не стоит знать такое… Но выхода не было. Он уговаривал ее бежать, а она не соглашалась, потому что не понимала, зачем это делать. Она расскажет Зондеру об их отношениях, и, уверена, он только пожелает им счастья. И заплатит все, что они заработали, вот тогда они смогут уехать, потому что у них будут деньги.
Она рассуждала об этом все с той же основательностью ребенка, а он вспомнил, как Ледников спросил при встрече: «А она вообще понимает, что за работу она у Зондера делает? Понимает, чем она занимается?» Он тогда только голову опустил.
– Можно я посмотрю?
Ее глаза с озорством смотрели на него. Она легко вскочила с постели и на цыпочках подбежала к столу. На ней была только коротенькая белая маечка. «Как то белое платье», – завороженно подумал он.
Словно какая-то роковая сила неудержимо влекла ее к конверту. Она летела к нему, как бабочка на огонь. И он понял, что уже ничего не может остановить ее погибель.
Она взяла в руки конверт и с видом фокусника, демонстрирующего публике каждое движение, открыла его. Человек просто открывает конверт, и жизнь его в это мгновение обламывается бесповоротно.
Сначала что-то произошло с ее лицом. Потом она вся словно окаменела. В какой-то момент она подняла на Карагодина глаза, полные непонимания и предчувствия надвигающегося ужаса. Потом, не отрывая глаз от фотографии, она с трудом сделала несколько шагов от стола, приблизилась к постели, разложила на белой простыне фотографии и опустилась перед ними на колени.
Она словно молилась кому-то, глядя на них. Пальцы ее коснулись той, где была изображена вся семья учителя Гурдадо, и Карагодин услышал, как она шепчет по-испански:
– Padre… Madre… Ruis…
Брат, сообразил Карагодин. Этого пацана, который испуганно прятался за нее, звали Руис.
Он подошел к ней и тоже встал на колени.
– Малыш, это сделал он… Его люди…
– Руис, – прошептала она. – Он так любил рисовать. Отец говорил, что он станет художником…
Карагодин снова и снова говорил ей про Зондера и не мог понять, слышит ли она его. А потом она тихо сказала, что хочет побыть одной.
Карагодин бродил по бурлящим жизнью, беспечным парижским улицам, сидел в уличных кафе, смотрел с моста на Сену.
Он вдруг понял, что совершенно не представляет себе, как Каридад переживет то, что он ей сообщил. Что она решит? Как поступит?.. Никакой уверенности в чем-либо у него не было. Бедная девочка, на нее обрушился удар такой силы, что выворачивает сознание и раздирает душу. Когда продолжение жизни кажется ненужным и отвратительным. Но разве можно было не сказать ей правду? Оставить в лапах Зондера?
