Искатель. 1961-1991. Выпуск 4 - Георгий Вирен

Ему казалось, что проснулся он почти мгновенно, но по тому, как сильно сместилось к закату солнце, понял, что прошло не меньше трех часов. Он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, правда, есть хотелось еще сильнее и по-прежнему мучила жажда. С этим нужно было что-то решать. Едва он встал с твердым намерением заняться поисками пищи и воды, как над замком проплыл глубокий мелодичный звук. «Гонг или колокол… Может быть, это и есть сигнал к ужину?» — Ротанов натянул рубаху, вышел.

Пустой двор, пустая лестница… Тяжелая двустворчатая дверь, ведущая во внутренние покои замка, оказалась гостеприимно распахнутой. Ротанов не стал ждать специального приглашения и вошел. Здесь было что-то вроде центрального зала для приемов или трапезной. В центре зала стоял длинный обеденный стол, накрытый к ужину. Четверо знакомых рэнитов молча сидели у своих приборов. Ротанов скромно присел на свободное место. Никто не произнес ни слова и никак не реагировал на его появление. Все продолжали молча и неподвижно сидеть на своих местах, не прикасаясь к пище. Несмотря на мучивший его голод, Ротанов не стал нарушать приличий и терпеливо ждал вместе с хозяевами, только осторожно втянул носом воздух, стараясь по запаху определить, насколько съедобны местные блюда.

Кого же все-таки они ждут? От запаха пищи Ротанов испытывал мучительные спазмы в желудке. Пахло довольно аппетитно, чем-то вроде вареного гороха. Большой медный поднос в центре стола наполняло зеленоватое пюре явно растительного происхождения. «С этого я и начну», — решил Ротанов. Он уже собрался, игнорируя приличия, положить себе на тарелку этого самого пюре, как вдруг все поднялись. В дальней стороне зала открылась внутренняя дверь, и в комнату вошла женщина. Ротанов забыл о еде. Он узнал ее сразу же, с первого взгляда. Ее и невозможно было не узнать. Там, на картине, огромный до висков разрез глаз казался ему художественным преувеличением. Но глаза и на самом деле были такими. Если не считать этих огромных глаз, во всем остальном ее лицо было той правильной, старинной формы, какими рисовали иногда древние художники лица своих богинь…

Неожиданно для себя Ротанов обнаружил, что все еще стоит, в то время как все остальные давно уже начали ужин, не обращая на него ни малейшего внимания. Женщина ни разу не взглянула в его сторону, впрочем она вообще ни на кого не взглянула. Не сказала даже обычного, принятого за столом приветствия. Странным казался этот ужин в немом молчании. Может быть, между рэнитами существовали какие-то другие средства общения, кроме звукового языка? Иногда они обменивались острыми, едва уловимыми взглядами, и это было все.

Несколько раз, невольно забываясь, Ротанов вновь и вновь любовался лицом рэнитки. Ее движениями, одеждой. Тяжелые распущенные волосы перехватывала чуть выше лба массивная, из чеканного серебра, диадема, в самом центре которой, отражая блеск светильников, недобрым алым пламенем вспыхивал драгоценный камень. От всего облика женщины веяло какой-то древностью, словно вся она вместе с диадемой была отчеканена из старинного, потемневшего от времени серебра. Такими бывают только подлинные произведения искусства. Иногда Ротанову казалось, что он и в самом деле любуется лицом статуи — до такой степени рэнитка оставалась равнодушной к его откровенному разглядыванию.

Рэниты определенно как-то общались между собой. Оказывали друг другу за столом мелкие услуги. Ротанова же просто никто не замечал. Вокруг него словно образовался некий вакуум. Так, наверное, чувствовал бы себя слуга в далекое феодальное время, если бы за какую-то услугу ему разрешили сесть за один стол с господами.

Ощутив укол уязвленного самолюбия, Ротанов поспешил закончить трапезу и первым покинул обеденный зал. И опять никто не остановил его, хотя, возможно, следовало остаться и хотя бы убрать за собой посуду.

За столом никто не прислуживал. Похоже, в замке вообще не было слуг. Но не могли же эти пятеро сами вести все натуральное хозяйство замка? Одевать и кормить себя, лечить и развлекать, и долгие годы оставаясь в тесном замкнутом кругу, так равнодушно принять нового члена их сообщества! Чего-то он здесь определенно не понимал.

Прошло две недели, однако за это время он так ничего и не узнал о загадочных существах, бок о бок с которыми прожил все это время. Они действительно вели натуральное хозяйство. Работали не покладая рук с утра до вечера, но Ротанову редко удавалось видеть, как они это делали. С ним общались по мере необходимости и всегда давали дневное задание там, где не работал ни один из рэнитов. Вечером у него принимали дневную работу и давали задание на следующий день. Во время традиционного ужина он мог сколько угодно пялить глаза на прекрасную, как статуя, рэнитку — этим все его контакты с рэнитами и ограничивались.

Он рассчитывал, что вне замка найдет какие-то следы, проливающие свет на загадку появления рэнитов на этой планете в далеком прошлом. Кроме того, его интересовали трескучки. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь встречаются виды и формы, которых он никогда не видел на Реане… Не с ними ли связана загадка обратного перехода? Тем более неплохо было бы заранее подготовить себе дорогу к возвращению без помощи рэнитов. Одним словом, он решил предпринять экспедицию за пределы замка.

Ротанов закинул за плечи котомку с небольшим запасом продуктов, флягу с водой и грубое подобие ножа: приличное лезвие он так и не сумел выковать. С некоторым волнением он вышел за ворота, ежеминутно ожидая оклика и приказа вернуться. Однако его никто не окликнул. Вскоре дорога сделала поворот, и замок скрылся из виду.

Прежде всего Ротанов решил осмотреть место, в которое попал при переходе. Он хорошо помнил карту Реаны и сейчас безошибочно установил, что планета та самая, что никакого пространственного «сдвига» не было и, каким бы невероятным это ни казалось, оставалось лишь одно правдоподобное объяснение: он попал в прошлое Реаны, очевидно, в то самое прошлое, когда была нарисована картина. Полтора миллиона лет отделяло его теперь от людей. Человеческая цивилизация на Земле еще не успела родиться… Его воображение не способно было вместить тот гигантский отрезок времени, через который легко, почти буднично, перебросили его вот эти странные зеленые растения… Да полно, растения ли они? Может быть, нечто гораздо более сложное, нечто такое, с чем людям еще не приходилось сталкиваться?..

Взобравшись на ближайший холм, он осмотрел рощу треску-чек сверху и вдруг с удивлением заметил, что в сплошном океане зелени, затопившем планету, знакомая ему реановская роща сохранила свои прежние границы. Впечатление было такое, будто кто-то специально укоротил растения, подстриг их вершины гигантскими ножницами с одной-единственной целью — обозначить границы зеленого острова, сохранившегося в песках Реаны через полтора миллиона лет. Кто и зачем мог это сделать? Спустившись в рощу, Ротанов, к величайшему своему удивлению, установил, что стебли растений вовсе не были срезаны. На определенной высоте они постепенно становились невидимыми. Ротанов вспомнил один из отчетов, в котором говорилось, что трескучки на Реане не имеют корней… Здесь корни были в наличии, зато не имелось цветов и плодов… Впрочем, нет… Это не совсем так, потому что цветы в виде огромных трескучих погремушек здесь тоже были, но только за той границей, где кончалась роща, сохранившаяся на Реане в далеком будущем… Во всем этом была какая-то неясная ему закономерность. Ротанову казалось, что вот сейчас, в эту самую секунду, он поймет нечто очень важное. Известные факты уже сами собой выстраивались в некую еще не совсем ясную систему: «Нет корней в будущем, но зато они есть здесь, в прошлом. Никто никогда не находил настоящих плодов трескучки. Споры — это не плоды, все слышали о легендарном семени трескучки, но никто его не видел…»