У нас была Великая Эпоха - Игорь Оськин

Не получилось. Отдел Юкелиса не смог в срок разработать и сдать первый вариант СМО-Проблемы. Причины доподлинно неизвестны. Вероятна самая простая – не учли сложности работы, возможностей техники и т. п. Работу выполнили частично, а сделанные программы получились долгоиграющими – медленно работающими. Причины опять остались неясными: слабая техника или плохое программирование (вина Юкелиса?) или слишком сложные алгоритмы (вина Рейнера?) или что еще. Перед верхами отчитался и формально закрыл план Бунаков: “Отрицательный результат – это тоже результат”.

Рейнер и Юкелис поссорились.

Колесов спросил Юкелиса:

— Юрий Исакович, как у вас с Рейнером, наладились отношения?

— Учимся, умнеем, делаем выводы. Помирились.

Рейнеру некуда было податься. Программная реализация – его больное место. Он не знал программирования и не пытался влезть в эту сферу.

До начала работы по второму варианту обсуждали, не привлечь ли общепризнанного суперпрограммиста Овруцкого. Однако тот потребовал выдать ему подробное описание всех алгоритмов. Но Рейнер решил строить систему с учетом возможностей техники, в нужных случаях упрощая или огрубляя алгоритмы. Ему была нужна совместная с программистами работа методом постепенных приближений (итераций). Поэтому его устраивали Юкелис и его коллектив, освоившие первый вариант системы.

А Колесов начал работу с крупной ошибки. Он решил проводить в своем отделении единую техническую политику. Принял волевое решение: делать все проекты только на базе данных ОКА, в том числе и СМО-Проблему. В техническом плане он не совершил ничего необычного. Система IMS – в то время самая распространенная в мире. Создана самой мощной компьютерной фирмой мира ИБМ. Институт кибернетики Глушкова адаптировал ее на русский язык под именем ОКА. В ЛЭМе ОКА активно использовалась. Тем самым он делал серьезную подвижку к единой технической политике института.

Работа по новому варианту СМО-Проблемы только начиналась, поэтому его решение не могло сорвать разработку. Поговорив предварительно с Юкелисом, убедившись в нейтралитете Рейнера, он подписал приказ о переходе на систему ОКА. Знал, что Юкелис мог взорваться. Но у него преимущество нового начальника, имеющего право на волевое решение (карт-бланш). К Евдокимову обращались, но он промолчал. В итоге Юкелис подчинился.

Пиррова победа: теперь у него возникли моральные обязательства перед Юкелисом, который через пару месяцев попросил помощи: не осилить весь объем работ. Моральный долг вынудил опять принимать волевые решения: передать часть работ в другие отделы, в том числе в те, с которыми он пришел.

Рейнер порадовался:

— Теперь отделение работает как единый коллектив.

Впоследствии Овруцкий отметил:

— Знаете, Валентин Иванович, все-таки лучше было бы делать СМО-Проблему на прежнем банке данных, это было бы проще и быстрее.

Колесов не обиделся: во-первых, он знал, что тот уважал его право на технические решения, по поводу одного из них уважительно произнес:

— А Валентин Иванович разбирается.

(Редкий случай: еврей-суперпрограммист так отзывался о русском начальнике).

Во-вторых, у него уже были поводы сомневаться в системе ОКА (IMS). Система мощная, но излишне усложненная, заводские работники в ней запутывались.

Вторая ошибка – из-за собственной наивности. Сделал то, что вообще не стоило делать: поговорил с другими начальниками насчет внедрения СМО-Проблемы в их проектах.

Зав Колпинским отделением проявил интерес. Обсудили, заспорили, как организовать совместную работу. Евдокимов разрешил споры быстро в своем обычном ключе: он включил Колпинское отделение в его 21 отделение. С сотней сотрудников. И как вскоре выяснилось, с провальными темами по двум крупным заводам – Ижорскому и ЛЭМЗу. При этом Евдокимов еще и отнял часть колпинских людей, заткнул ими другую очередную дыру. Колесов так обиделся и разволновался, что вышел на Невский, прошелся до Московского вокзала и обратно. Рейнер поспешил на помощь, сам занялся ЛЭМЗом, выделил своего завлаба на Ижорский завод.

Бунаков, директор советско-болгарской фирмы, нанес визит в ЛЭМ. На банкете в ресторане Бунаков произносил тосты в честь присутствующих, с присущими ему блеском и изяществом:

— Хочу пожелать Валентину Ивановичу успехов в его сложной миссии. Его отличают настойчивость и упорство, и если его правильно направить, он действует как танк, преодолевающий на своем пути все преграды…

«Красиво уколол: если направить…»

Следующий тост – о Евдокимове:

— Продолжу сравнение, но с уточнением: если Валентин Иванович – это легкий танк, то Валерий Васильевич подобен мощному тяжелому танку, который сметает всё и вся на своем пути.

На следующий день Евдокимов сказал Колесову:

— Ну что ж, раз уж нас обозначили танками, давай так и действовать.

Потом добавил:

— Скоро поедем в министерство, подготовь материалы, что тебе там нужно.

Утром прямо с поезда приехали на улицу Горького, однако Евдокимов пошел не вниз по Огарева, а в магазин, Колесову поручил купить колбасу и сыр, сам встал в очередь за водкой. В министерстве поговорили со своими кураторами, затем Евдокимов с загруженным дипломатом пошел по кабинетам. Колесов остался проталкивать свои темы в бюджетный план, потом слонялся по коридорам. Евдокимов с оживленным лицом выходил из одного кабинета и нырял в другой. На ходу бросил:

— Собрать информацию, вот что самое главное.

Колесов восхитился: человек до ЛЭМа не имел вообще никакого опыта работы…

Рейнер Вячеслав Абрамович – сын еврея-интеллигента и донской казачки. Результат генетической смеси получился выдающимся. В описываемое время, в 1979 году ему исполнилось 50 лет.

Главная черта Рейнера – талант. Быть талантом, вызывать всеобщее уважение – это сопровождало его всю жизнь. Школа с медалью, университет ЛГУ, гордое звание – математик. Преподаватель в вузе, он одним из первых освоил новейшие разделы математики – теорию вероятности, исследование операций. Затем вместе со Зверевым работал в оборонном НИИ, здесь он и Зверев защитили диссертации. Второй с помощью первого. Вместе пришли в ЛЭМ. Теперь Рейнер имел уже 12-летний опыт работы на заводах. Кое-кто по инерции еще считал его оторванным от реальной жизни фантазером – математиком. Но это было несправедливо. Общение с заводчанами не прошло даром: теперь Рейнер в совершенстве знал производственные ситуации, документооборот, методы управления – знал все до мелочей. На этой основе он строил свою систему управления, сам разрабатывал постановки задач и алгоритмы.

Он научился доходчиво рассказывать заводчанам о своей системе, умело льстил им, говоря, что его система просто – напросто воспроизводит их практику управления, а он, мол, всего лишь закрепляет их методы в машине.

Воздействие на окружающих было еще одной гранью его таланта: добрая улыбка, проникновенный мягкий баритон, обаятельная манера общения – все это на уровне экстрасенсов.

Рейнер и женщины любили друг друга. Жена его – русская красавица, белокурая, изящная, две дочери. Через десять лет после женитьбы он повел беспутную жизнь. Уходил из семьи, сходился с женщинами, возвращался в семью. Временно закрепился с некоей Алкой, «кожа да кости» которой (по оценке приятелей) вызывали предположение об ее особых сексуальных способностях. Всему этому положила конец студентка – дипломантка, русская красавица: русая и в теле. Женитьба, дочка, дача… И инфаркт.

Зверев скептически отметил:

— Ведь Слава – это талант. А что нужно таланту? Подумать, поработать, перекинуться в шахматишки, картишки, посидеть в ресторане, выпить, покурить. А тут что же? Эта баба родила ему ребенка и заставила на даче картошку копать.

Действительно, инфаркт приключился прямо на грядке, с лопатой в руках.

Теперь Рейнер жил на квартире жены с ее матерью и своей любимой маленькой дочкой. Помогал деньгами дочерям – студенткам.

Бунакову, вернувшемуся из Болгарии с новой женой, Рейнер сказал: «Лучше не будет».

В молодости Рейнер выпивал по-русски: нечасто, но сильно. Как и положено русскому техническому интеллигенту. После инфаркта уменьшились дозы, но участие в застольях и выпивках сохранилось.

День рождения отмечался широко и пышно: десяток друзей с женами, богатый стол с коньяком и цыплятами – табака. Друзья – Евдокимов (зам директора), Бункин (директор учебного института ЛИМТУ), Гурков (зав отделом, VIP-персона в ЛЭМе), Константинов (зам Колесова), доцент ЛЭТИ (давний личный друг)…Была жена Зверева с сыном – аспирантом. Не было Юкелиса – нестыковка семей.

Обустроить стол помогала жена Константинова – икра и прочие деликатесы из обкома.

Теперь Колесов тоже побывал там.

Под шумным руководством тамады Гуркова застолья проходили бурно и весело. Друзья Рейнера сближались между собой.