Приключения Ричарда Шарпа. т2. - Бернард Корнуэлл

И все четыре года, на полях сражений и в полной блох соломе временных пристанищ, во дворцах и на брачном ложе Шарп не мог её забыть. Жена Шарпа смеялась над его причудой, ибо он никогда не снимал снятый с трупа лейтенанта Гиббонс медальончик, хранящий внутри изображение Джейн.

Почему она так запала ему в душу? Потому ли, что воплощала в себе ту Англию, которую вспоминали солдаты, сражаясь в далёкой, выжженной солнцем стране? Золотоволосая, с нежными щёчками и синими глазами того оттенка, что отличает одеяния Девы на изображениях в испанских церквах. Шарп слукавил в тот день. У него не хватило духу раскрыть ей правду о братце. Стрелок промямлил, что тот пал смертью храбрых, и очень смутился, когда она благодарно улыбнулась. Джейн Гиббонс показалась Шарпу в той тёмной часовне существом, принадлежащим иному миру: хрупкая, изящная, чересчур прекрасная для шероховатых лапищ и изуродованного шрамом лица солдата.

Он всё ещё пялился вслед бричке. Должно быть, она уже вышла замуж. Даже в Англии, где, по словам д’Алембора, «…на всех барышень с чистой родословной не хватало женихов с чистыми руками», такое небесное создание засидеться в девках не могло. Встретив её на глухом просёлке в английском захолустье, Шарп почувствовал, как оживает в нём былое влечение. Влечение, способное побороть разум, не устающий твердить: девушка из столь гнилой и вероломной семьи не стоит любви.

– Выше копыта, слюнтяи! – сержант пустил в ход батог, – Быстрей, Мариотт! Ты в армии, а не на танцульках!

Экипаж свернул к усадьбе. Стены её были из кирпича, рамы окон выкрашены в белый цвет. Колонна подошла ближе, и Шарп разглядел, наконец, флюгер. Это был силуэт французского Орла. Чёртова птица просто преследовала Шарпа. Отобранный на поле боя вражеский штандарт спас тогда репутацию Южно-Эссекского полка и карьеру Шарпа. Теперь же, судя по всему, Орёл вновь олицетворял людей, что покушались убить стрелка в Лондоне и, без сомнения, повторят попытку, буде раскроют его здесь.

– Если боров нас заметил… – Харпер не окончил фразу.

– Знаю.

Они с сэром Генри Симмерсоном снова по разные стороны баррикад. Кто бы сомневался.

– А ну, заткнитесь там! Марш! – Гаверкамп шваркнул Шарпа палкой по спине, – Шевели мослами!

Нет, усадьба сэра Генри (в том, что она принадлежит Симмерсону, Шарпа окончательно убедил флюгер) не была конечной точкой путешествия новобранцев. Гаверкамп повёл их на юг по едва протоптанной тропке, вьющейся вдоль дренажного рва. Они миновали ещё один брод. Дом Симмерсона отодвинулся к горизонту, и колонна вышла на изборождённый тележными колёсами тракт.

Впереди показался деревянный мост, охраняемый солдатами.

– Не в ногу! Прогулочным шагом, обломы, а то мост обрушите!

Переправу стерегли солдаты в мундирах Южно-Эссекского полка. Их сержант по-приятельски поздоровался с Гаверкампом и с интересом разглядывал рекрутов, пока они шагали по мосту.

– Левой! Левой!

Застучал барабан, помогая новобранцам войти в ритм, и Шарп увидел место, которое искал.

Военный лагерь, затерянный среди болотистых пустошей побережья Эссекса. Палатки, казармы, два здания из кирпича, на возвышенности – обширный плац, полный марширующих солдат. Терьер, охваченный тем же воинственным пылом, что и его хозяин, помчался вперёд.

Шарпу тоже изменило обычное хладнокровие. Он нашёл второй батальон Южно-Эссекского полка! Он доищется, почему лгал лорд Феннер, и назло козням да интригам поведёт всех этих солдат на Париж! 

Глава 7

Как всегда, утром второго и четвёртого понедельника каждого месяца, ровно в одиннадцать, слуга подполковника Бартоломью Гирдвуда внёс в комнату Хозяина миску горячей смолы. Обложив лоскутами толстой ткани рот подполковника, щёки и ноздри, лакей позаимствованной у хирурга лопаточкой принялся накладывать парующую массу на усы. Он тщательно втирал смолу между волосками. Гирдвуд вздрагивал, когда капелька жижи опаляла ему губу, но терпел. Наконец, слуга отложил лопаточку и снял с кожи хозяина защитные валики. Выждав, пока смола застынет, лакей ножницами, шпательком и пилочкой придал усам подполковника требуемую форму. На две недели, до следующего второго или четвёртого понедельника месяца.

– Отличная работа, Бригс! – Гирдвуд щёлкнул по усам ногтем. Звук вышел, как по слоновой кости.

– Спасибо, сэр.

Подполковник Гирдвуд смотрелся в зеркало и не мог на себя наглядеться. Подобное обращение с растительностью под носом он позаимствовал из быта прусских офицеров армии Фридриха Великого. Такие усы придавали лицу мужчины суровое непреклонное выражение, что соответствовало суровому, непреклонному характеру подполковника Гирдвуда.

Он привык мыслить себя воином. К несчастью, провидение обделило его ростом, но толстые подошвы и высокий кивер несколько скрадывали этот огорчительный недостаток. Сухопарый, мускулистый, с тёмными недобрыми глазами, он гладко брил подбородок и коротко стриг жёсткую чёрную шевелюру. Подполковник был помешан на точности, даже второе пришествие Христа не заставило бы его хоть на секунду отступить от методично составленного расписания, украшавшего стену кабинета.

– Сабля.

Бригс подал клинок. Подполковник извлёк саблю на десять сантиметров из ножен, проверил полировку и заточку, затем вернул лакею. Тот почтительно пристегнул оружие к поясу хозяина.

– Кивер.

Головной убор подвергся столь же тщательному осмотру. Гирдвуд снял бляху с изображением закованного в цепи орла и с удовлетворением отметил, что Бригс расстарался, одинаково ярко надраив и тыльную, и наружную части пластины. Водрузив кивер на макушку, подполковник с помощью зеркала добился идеально прямого положения цилиндра относительно линии бровей, и лишь тогда застегнул под нижней челюстью ремешок.

Подполковник Гирдвуд всегда ходил с гордо вскинутой головой. У него не было выбора. Он питал слабость к жёстким негнущимся подворотничкам десятисантиметровой ширины. Зелёные новобранцы, которых обязывал к ношению подворотничков устав, старались лишний раз не двигать шеей, но всё равно уже через пару часов кожа по обеим сторонам от подбородка была стёрта, иногда до крови. Гирдвуду рассказывали, что в боевых условиях солдаты избавлялись от подворотничков, и подполковник понимал разумность такой меры: целиться из мушкета в жёстком ошейнике неудобно. Однако, по мнению Гирдвуда, для расхлябанного штатского, попавшего в солдаты, не изобрели пока ничего лучше, чем кожаный подворотничок. Заставляя их держать подбородок поднятым, жёсткая полоска делала их хоть немного похожими на военных. Помимо того, коль кто-то из них отваживался пуститься в бега, две багровые черты на шее выдавали мерзавца, словно клеймо.

– Трость.

Взмахнув несколько раз полированной тростью с сияющим серебряным навершием, подполковник остался доволен свистом рассекаемого ею воздуха.

– Дверь.

Отворив дверь, Бригс прижал створку к стене правой ступнёй. Снаружи, чётко на пол-одиннадцатого от дверного проёма, ожидал капитан Смит.

Правый каблук капитана щёлкнул о левый. Смит отдал честь.

– Докладывайте, Смит.

– Сэр! – Смит, назначенный сопровождать подполковника во время дневного смотра, сообщил о возвращении сержанта Гаверкампа из центральных графств, – Очень успешно, сэр! Очень! Сорок четыре человека!

– Хорошо. – лицо подполковника не отразило никаких эмоций.

Было непонятно, радуется он или сердится. Даже двадцать рекрутов делали честь любому вербовщику, но Горацио Гаверкамп всегда был удачливее остальных, – Вы их видели?

– Так точно, сэр. – Смит стоял навытяжку, как того требовал подполковник.

Гирдвуд заложил трость подмышку. Слегка переломившись в талии, он наклонился к капитану. Чёрные маслины глаз полыхнули сумасшедшинкой:

– Ирландцы, Смит?

– Всего один, сэр. – тон у Смита стал извиняющимся, – Всего лишь один.

Гирдвуд рыкнул. Этим звуком подполковник выражал крайнюю степень недовольства.

– Вверим его заботам сержанта Линча.

– Так точно, сэр.

– Я взгляну на них через двадцать три минуты.

– Так точно, сэр.

– За мной.

Часовые вытягивались в струну, салютовали. Пуская солнечных зайчиков блестящими, отполированными усами, подполковник Бартоломью Гирдвуд в сопровождении писарей и офицеров шагал на дневную инспекцию.

– Пора прощаться, парни! – сержант Горацио Гаверкамп прошёлся вдоль шеренги новобранцев. Одеты они были в рабочую форму: серые штаны, ботинки и короткий блекло-синий мундирчик.

Гаверкамп пощипал усы:

– Свидимся, когда вы превратитесь в настоящих солдат, – он остановился перед Чарли Веллером, – Держи свою животинку подальше, Чарли. Подполковник терпеть не может собак.