Путями тьмы (СИ) - Шелинс Елена

Я слабой рукой налила Адриану новую порцию виски и придвинула к нему бокал.

— Следующей ночью девчонка, начитавшись глупых книг, обратилась ко мне с мольбой разделить с ней вечность. Я понятия не имел, что делать, она слишком много знала, но мне было жаль ее и я знал, какие чувства питает к ней мой брат. Увещевания и просьбы не возымели никакого эффекта, и бедняжка, поняв, что я ничего к ней не испытываю, не нашла выхода лучше, чем выброситься из окна. Все произошло слишком неожиданно, я пришел в себя, когда она, проломив голову, медленно умирала на камнях их сада. И я сделал последнюю, самую главную ошибку.

Хозяин умолк. Чернота его глаз засасывала, словно желала присоединить мою сущность к сонму всех плененных душ.

— Ты обратил ее? — тихо спросила я

— Да. Укусил, дал своей крови, и унес в наше логово, в дом, в подвале которого мы по старой традиции спали в неудобных дурацких гробах. Я думал, что поступаю правильно, что только так смогу заслужить прощение Ричи. И казалось, я его получил. Когда Анна пришла в себя, ее восторгу не было предела. Ей так нравилось, как выглядит ее белая кожа, как сами вьются ее чудесные светлые волосы. Ричи, глядя на нее, забывал дышать. Он был бы счастлив, если бы не мое присутствие рядом, и не ее потребность во мне. Деви, которая тогда жила с нами, совсем не обрадовалась прибавлению в семье. Она сразу сказала, что из Анны ничего не выйдет, что тот, кто решил свести счеты с жизнью, никогда не оценит наш дар. И мудрая Деви знала, о чем говорит. Анну медленно сводила с ума необходимость пить кровь. Поначалу под моим руководством она бездумно утоляла жажду, но затем пришло тяжелое чувство вины, усугубленное тем, что я не мог ответить взаимностью на ее чувства. Она не видела смысла в том, что делает, а когда узнала про необходимость поглощать души, то и вовсе начала считать нас порождениями Сатаны. Ее облик медленно менялся, кожа иссыхала и темнела с каждым новым приступом истерики. Когда мы поняли, что пройдена точка невозврата, и Анна становится тем существом, которое мы называем отверженным, мне пришлось убить ее, пока она не покинула нас и не стала членом стаи кладбищенских гулей.

— Ричи, наверное, возненавидел тебя…

— Мы не общались больше двадцати лет. Деви смогла нас примирить, и Ричи больше никогда не упоминал Анну. Конечно, после этого наши отношения были весьма прохладны. Теперь я знаю, что он так и не простил меня, а затаил обиду и ждал возможности мне отомстить.

— Мне очень жаль, Адриан. Правда, жаль. Но… ведь в смерти девочки нет твоей вины.

— Я убил ее собственными руками. Почти что дважды. Для Ричи этого более чем достаточно.

Я взболтала остаток виски в своем стакане.

— Так значит, поэтому ты и не спешишь открывать Одри правду про души? Про силу, которую они дают?

— Ты же слышишь ее речи? Души могут оказаться последним толчком к началу конца.

— Но как без информации она примет правильное решение? Но даже если Одри так и не захочет пить кровь из людей, то почему бы не оставить ее в покое? Пусть, к примеру, живет в глуши и охотится на животных. Если она будет в мире с собой, то не станет отверженной.

— Ты не понимаешь, Хелла, — мгновенно вскипел Адриан. — Если бы все было так просто! Сейчас при наличии необходимых связей можно получать каждую ночь пакет еще теплой человеческой крови от живых и невредимых доноров. Никаких поисков жертв, никаких морок с устранением их трупов. Совесть кристально чиста, так в чем же подвох?.. Подвох в могуществе и нраве моего племени. Если бы Древние всю свою жизнь пили кровь животных или не забирали бы души, по силе они недалеко бы ушли от новообращенных. Когда один благодаря железной силе воли раз за разом оставляет в живых всех своих жертв, второй без особого сожаления вырезает семьи. И вопрос времени, когда второй решит, что первый уже достаточно пожил на этом свете. Одри останется слаба. Она не сможет защитить ни себя, ни тех, кто ей дорог. А время будет упущено, и назад его не вернуть.

— Наши виды… все-таки невероятно схожи… — медленно проговорила я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Значит, в чем-то Анна была права. Мы недалеко ушли от порождений Сатаны, — Адриан вдруг обольстительно улыбнулся, и в его глазах заиграли дьявольские искры. — Но вампиры давно отринули всех богов, и старых, и новых. Наша цель — всего лишь выживание. Но любой ценой.

Я потянулась к бокалу.

— Выпьем же за выживание. Наших видов.

Мы чокнулись. Виски опалило глотку. Я пила до самого дна.

Тело хмелело, но мне нравилось это. Человеческий рецепт работал, алкоголь все упрощал, временно отодвигал проблемы на задний план. Мы были здесь и сейчас, за этим покачивающимся столиком, покрытым липкими каплями пролитого пойла.

— Хелла, — чуть заплетающимся языком спросил Адриан. — Я тут изливал тебе душу, ну, или то, что от нее осталось… Но не мог не заметить.

— Заметить что?

— Твою реакцию и построение ответа на заданный вопрос. Про любовь бессмертного к смертному.

Я глухо рассмеялась. Хозяин застал меня врасплох. Стресс и алкоголь могут привести к самым непредсказуемым темам.

— Немилостивая тебя раздери. Ты что же, потребуешь откровенность за откровенность?.. Я, на секундочку, ничего излить не могу. Моя сущность есть некая субстанция вроде духа, способного обретать физическую форму, и она умрет вместе со мной, поэтому, технически, у меня нет души.

— Или ты сама и есть одна осознающая себя душа?..

— Раз уж мы заговорили о теологии, то…

— И все же, Хелла, — Адриан не дал мне сбить себя с толку. Он тряхнул головой, и несколько прядей заслонили его пронзительные глаза. — Мне правда интересно. Неужели демоны способны кого-то любить?

— Ты это всерьез?.. — вкрадчиво уточнила я. Хозяин задел за живое. — Отказываешь столь сложно организованным существам в чувствах?

— Из демонов я знаю только тебя и твою сестру, и пример последней показывает, что не все вы так уж и сложно организованы…

— Адриан!

— Я не хотел тебя обидеть.

Я фыркнула и вылила последнюю порцию виски себе в бокал.

— Да, мы можем сильно отличаться. Развитый вид подразумевает его многообразие. А моих слишком чувствительных собратьев изводит обыкновенный естественный отбор. Но мы подвластны обычным людским страстям. Мы может бояться, злиться, привязываться, насколько это возможно, ревновать и любить. Любовь наша, может, более плотская и менее возвышенная, но ведь воспеваемые поэтами романтические человеческие бредни — лишь сублимация, пережевывание все той же жвачки, начинка которой — страсть. Без страсти дружба просто дружба, а идеализация партнера — поиск того самого родителя, которого не хватало в детстве. Ведь что такое любовь, Адриан? Я слышала от людей одну формулировку, которую решила оставить и для себя. Любовь — желание касаться. Это чувство нам ведомо. Во всяком случае, некоторым из нас.

— Так, значит, ты любила?

Ответила нехотя.

— Бывало.

— Демона?

— И с демоном бывало.

Адриан неестественно рассмеялся:

— Мы точно говорим о любви, а не о чем-то несколько ином?

Я аккуратно поставила бокал на стол и ухмыльнулась:

— Значит, решил поменяться со мной ролями, и теперь играешь на моих нервах?

— Так вот что ты обычно делаешь… осознанно играешь на моих нервах, — потянул Адриан. — Это многое объясняет.

— Ладно. Хорошо. Я утолю твое любопытство, в конце концов, я сама виновата в неосмотрительно провокационных формулировках. Когда-то давно я тоже, как и твой Ричи, зачем-то ввязалась в дурацкую игру: “Полюби смертного”. Кончилось это так же паршиво.

— Ты любила человека?.. — в тихом голосе Адриана читалось… изумление?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Впервые за многие годы я покраснела от нахлынувшего смущения, будто меня с поличным поймали за чем-то действительно абсолютно неприемлемым. Абсурдность ситуации раздражала, и мой голос прозвучал почти зло.

— Да. И я была уже немолода и достаточно опытна, чтобы не иметь оправданий.

— Как же так вышло?..