Мальчик, который видел демонов - Кэролин Джесс-Кук

Вы понимаете, это означает, что над Алексом установлена опека?

Отправлено с моего «Блэкберри».

Я уставилась на электронное письмо Майкла, перечитала его, во рту пересохло. Я чувствовала прикосновение его руки к моему лицу. И внезапно засомневалась в правильности принятого решения.

Призрак, представший мне,Быть может, был и дьявол; дьявол властенОблечься в милый образ; и возможно,Что, так как я расслаблен и печален,А над такой душой он очень мощен,Меня он в гибель вводит[23].

Глава 19

Побег

Алекс

Дорогой дневник!

В аквариуме[24]две рыбки. Одна поворачивается к другой и спрашивает: «Ты знаешь, как рулить этой штуковиной?»

Полагаю, мне больше не нужно придумывать анекдоты: я не буду играть Горацио, находясь в больнице, а врачи уверены, что до конца недели меня не выпишут. Хотя утром тетя Бев рассказала мне кое-что хорошее, и настроение у меня сразу улучшилось. Она пришла с синей лентой на голове и в тонкой синей жилетке с логотипом Супермена на груди, и я подумал, что для женщины это странно. Лицо раскраснелось, блестело от пота, и она пила воду из зеленой пластиковой бутылки.

– Ты лазала по стене? – спросил я.

– Извини, Алекс. – Она села так близко, что я уловил запах пота. – Я знаю, ты хотел бы уйти со мной. Обязательно тебя возьму, как только выпишешься. – Тетя Бев посмотрела на часы. – Хочешь со мной на ленч?

– Они мне разрешат? – радостно спросил я.

– Боюсь, за территорию больницы тебя не выпустят. – Она достала из-под кровати мои туфли. – Но мы можем пойти в столовую на этом этаже.

Я поднялся. Еще нетвердо стоял на ногах, но тетя Бев поддерживала меня за локоть и помогла обуться.

– Перед спектаклем я поговорила с режиссером по подбору актеров, – сообщила она, пока мы медленно шли к столовой. – Роуз. Так ее звали. Как выяснилось, у Роуз сильный синусит.

Я поднял голову и увидел, что у тети Бев довольное лицо, будто она собирается сказать мне нечто очень крутое.

– Что такое синусит?

– Отвратительная болезнь, при которой такое состояние, словно тебе неделю молотили по лицу кулаками.

– Ты ударила Роуз по лицу? – воскликнул я.

Тетя Бев заухала. Так она смеялась.

– Нет. – Она нажала квадратную серебристую кнопку, открывшую дверь в столовую. – Речь о том, что у нее болезнь, которую я умею лечить.

Мы остановились в дверях, оглядывая столы и стулья. Я порадовался, что столовая практически пуста, а еда на полках холодильника с прозрачной дверцей выглядела привлекательнее той, что приносили на подносе. Тетя Бев взяла меня за руку, и мы двинулись к угловому столу под большими часами с картинкой мороженого, приклеенной под циферблатом.

– Я рассказала Роуз о тебе, что ты восходящая звезда. Этот Квентин Тара-как-его-там порадуется такому артисту. – Она села на металлический стул напротив меня и цокнула языком. – А потом я послала ей первоклассный флакон-ирригатор для промывания носовых пазух. Бесплатно.

Я не очень понял, о чем речь, но от ее улыбки сердце у меня забилось быстрее. И я почувствовал, что могу вдыхать глубже, чем раньше. Тетя Бев открыла меню с пластмассовыми корочками и принялась читать.

– Что будешь, Алекс? Печеный картофель с бобами и сыром? Как насчет омлета? Его можно заказать с беконом и перчиками.

Я покачал головой.

– Лук на гренках, пожалуйста.

Тетя Бев отложила меню и посмотрела на меня так, словно ее замутило.

– Правда, Алекс?

Я кивнул, и она погрустнела.

– Знаю, у тебя и твоей матери денег немного, но, пока я здесь, позволь тебя побаловать. Я тебя люблю. Честно. Закажу все, что ты захочешь.

– Лук на гренках, – повторил я. – Самое вкусное блюдо на свете. – И мой желудок громко заурчал.

Тетя Бев улыбнулась.

– Что ж, может, только этого мне и не хватает. Пожалуй, составлю тебе компанию.

Она сказала женщине за прилавком, что мы хотим, и я порадовался, что мы с тетей Бев будем есть одно и то же. Вернувшись за столик, тетя Бев произнесла:

– Хорошо, что у меня в сумке мятные пастилки.

После ее ухода я хорошо себя чувствовал, но вскоре настроение стало портиться. Думаю, я огорчил Аню, но не знаю, как и почему. Пытался объяснить ей, что это вопросы Руэна, и наивно ожидал, что она поверит, хотя мне не верит никто. Зачем я вообще рассказывал о нем другим людям? Почему Руэн велел мне сказать, будто я сам нанес себе повреждения, хотя я этого не делал? Когда врачи и медсестры теперь говорят со мной, то они ведут себя так, словно я совсем тупой или ношу с собой нож или иное оружие. Когда спрашиваю о маме, они не смотрят мне в глаза и отвечают: «Незачем тебе волноваться о маме». Или: «А теперь, Алекс, прояви терпение, пока твоя мама выздоравливает. Почему бы тебе не поспать?» Я просто хочу выписаться отсюда и проверить, в порядке ли она.

Какое-то время я не буду ходить в старую школу. После выписки отправлюсь в новую, место это называется Макнайс-Хаус. Аня показала мне фотографии и говорила, что мне там понравится, но я сомневаюсь. Оно похоже на больницу, но выглядит роскошным особняком, в котором ожидаешь увидеть слуг и горничных. Пока мне задают домашнее задание, но я чувствую себя так, будто кто-то приставил пылесос к моей коже и высосал всю энергию. Когда я сажусь, возникает ощущение, что комната покачивается, а голова напоминает огромное пушечное ядро, и мне приходится поддерживать ее руками, чтобы она не свалилась вниз.

Медсестра приносит мне ленч и спрашивает, что я делаю. Я отвечаю: «Моя голова собирается отвалиться». Я думаю, что она рассмеется, но медсестра выбегает из палаты, оставив поднос с ленчем там, где я не могу до него дотянуться. Я слышу, как ее быстрые шаги звучат в коридоре. Посмотрев вниз, вижу, что моя кровать в блевотине, а под ногтями кровь: я расцарапал себе шею. Не помню, чтобы меня тошнило или я царапал себя.

Ощущаю себя кем-то иным, не похожим на меня.

Проснувшись, вижу, что постель чистая, а рубашка и брюки висят в шкафчике без дверцы, который стоит в углу. За окном проливной дождь – тетя Бев сказала бы, «что с неба сыплются кошки и собаки»[25], и я представляю, как бы это выглядело, если бы на землю действительно сбрасывали котят и ротвейлеров.

Кто-то заходит в палату. Предполагаю, что это медсестра, и боюсь что-то сказать: а вдруг она снова напугается? Но поднимаю голову и вижу, что это Руэн. В образе Призрачного Мальчика. Бросает взгляд на дверь, а потом прикладывает палец к губам и говорит мне:

– Ш-ш-ш-ш.

Я киваю, и через секунду в палату заходит врач. Держит в руке планшет с зажимом.

– Как себя чувствуешь, Алекс? – спрашивает он.

– Отлично, – отвечаю я.

Он двумя пальцами берется за мое запястье и смотрит на часы. Затем засовывает стетоскоп под мою тунику. От прикосновения холодного по моему телу пробегает дрожь.

– С дыханием проблем нет?

Я качаю головой.

Медсестра оборачивает мне руку матерчатой лентой. Потом сжимает и разжимает черный шар, пока лента плотно не обтягивает руку.

– Сто двадцать на восемьдесят, – говорит она врачу, и тот записывает.

– Температура?

Медсестра что-то отвечает, и он снова записывает.

– Хорошо, – произносит врач.

– Теперь я могу уйти? – спрашиваю я.

– Нет. – Доктор протягивает мне пластмассовый стаканчик с таблетками. – Будешь принимать по две таблетки дважды в день, и какое-то время побудешь здесь, чтобы мы выяснили, помогают ли они тебе.

Я хмурюсь, глядя на круглые белые таблетки на дне стаканчика.

– А от чего они?

Врач смотрит на меня поверх очков.

– Они улучшают сон, Алекс.

– Но я и так отлично сплю.

Медсестра улыбается и протягивает мне чашку с водой. Я держу в одной руке чашку, в другой – стаканчик, и смотрю на врача и медсестру. Наконец сестра говорит:

– Их прописала тебе доктор Молокова.

– Ясно.

Я кладу таблетки в рот – вкус у них очень горький. Выпиваю всю чашку воды. Медсестра протягивает мне поднос с едой. Она выглядит так, будто Вуфа вырвало в мою тарелку.

– Что это? – спрашиваю я.

– Сосиска в тесте. На закуску тебе тертое яблоко или арахис?

– Арахис! – громко восклицает Руэн, и я подпрыгиваю. Прошу арахис, она как-то странно смотрит на меня, потом кивает.

– На десерт безе или хлебный пудинг.

Я бросаю взгляд на Руэна.

– Хлебный пудинг, пожалуйста.

Поднос остается на столе, медсестра уходит, что-то бурча себе под нос.

– Я не хочу оставаться здесь, – обращаюсь я к Руэну.

– Я понимаю тебя. – Он смотрит в окно.

Я сверлю его взглядом.

– Между прочим, я уже не твой друг.

На его лице шок.

– Почему нет?

К щекам приливает кровь, руки трясутся. Когда я моргаю, перед глазами все расплывается.

– Потому что ты заставил меня задать Ане эти вопросы, и она очень расстроилась. Я не хотел ее расстраивать, это твоя вина.

Руэн улыбается.

– В том, что она такая впечатлительная, моей вины нет. Мне просто хотелось узнать о ней чуть больше, вот и все.