Сентябрьские розы - Андре Моруа

– Но меня никак нельзя назвать рассудочным человеком, – с досадой возразил Кристиан. – Эту репутацию мне создали враги.

– И мне тоже, – сердито сказал Леон Лоран. – Злобные критики говорят мне в лицо, что я «интеллектуальный» актер. Но это совсем не так. Когда я создаю образ, то не пытаюсь понять его рассудком. Я позволяю ему проникнуть в себя… Некоторые великие актеры, которых я знал, не понимали буквально ничего из того, что играли.

– И публика не замечала?

– Публика, – ответил Женни, – вообще никогда ничего не замечает… Театральная публика живет в нереальном мире, и, если в этот мир грубо не вторгается нечто непредвиденное, зрители принимают все.

– Так оно и есть, – согласился Леон Лоран. – Театральная иллюзия безгранична.

– Вот почему, – сказал Бертран Шмитт, – глупо придавать такое значение декорациям и постановке. Это веяние времени, причем совершенно бессмысленное… Вы не согласны? – обратился он к Долорес.

– О, – ответила та, – я в Париже для того, чтобы учиться, а не учить.

– Сегодня вечером я веду ее на «Подсвечник», – сказала Полина. – Она увидит, что такое перегибы в постановке.

После обеда Долорес беседовала с Леоном Лораном, который пообещал прийти к ней на спектакль; затем она поговорила с Эрве Марсена, у него она выведала все подробности статьи о «Театральном товариществе Анд», которую ему заказала Полина, затем завела разговор с Менетрие по поводу «Вивианы», и беседа сделалась такой оживленной, что обеспокоенная Клер, приблизившись к ним, с нажимом произнесла:

– Простите, Кристиан, что перебиваю вас, но в три часа у нас встреча на улице дю Бак, а это довольно далеко отсюда.

Как это всегда бывает, отъезд одной пары разрушил компанию, и все стали разъезжаться, выражая на прощание желание увидеть Долорес Гарсиа на сцене. Многие мужчины предложили проводить ее, но Полина задержала актрису, и женщины остались вдвоем.

– А теперь, – произнесла Долорес, – нам надо поговорить.

Решительным и грациозным жестом она бросила сигарету в камин.

– Идемте ко мне в кабинет, – сказала Полина, – не стоит разговаривать в гостиной.

Долорес последовала за ней.

XII

В кабинете Полины Фонтен Долорес с любопытством разглядывала стопки бумаг, забитые книгами полки, а особенно фотографии на стенах. На них были Гийом и Полина: вот они в Египте, в Риме, затем, более молодые, в Толедо, еще моложе на пляже в купальниках.

– Да-да, – произнесла Полина трагическим тоном, – смотрите как следует… Вот двадцать пять лет счастья, которые вы разрушили.

– Я разрушила? – мягко возразила Долорес. – Вы ведь победили, Гийом уехал, только чтобы не встретиться со мной.

– Тот факт, что он уехал, как раз и доказывает, что он еще не выздоровел… Но даже если он и выздоровеет окончательно, ничто уже не будет таким, как прежде. Теперь между нами всегда будет стоять ваше лицо, ваше тело… Да-да, я смотрю на вас, это прелестное лицо, изящное тело, и думаю, что мой муж… Это ужасно!

Ее губы дрожали. Долорес нетерпеливо перебила ее:

– Если бы я могла поверить, что всегда буду стоять между вами, то была бы счастлива… Но, увы, надо мной тяготеет цыганское проклятие… Это всего лишь часть меня, причем худшая часть. Я не желаю вам зла, Полина, и никогда не желала. Разве я могла предположить, что вы с мужем – пара, для которой любовь значит больше всего на свете? Я никогда вас не видела, я представляла вас гораздо старше… Гийом всегда отзывался о вас с уважением, с любовью, но со мной он был так настойчив.

– А Петреску мне говорил, что это вы…

– Откуда он знает? Да, признаю, я хотела завоевать Фонтена. Мне нравилось, что он говорит, нравилась его любезность, скромность, его непосредственность: в нем я видела мужчину, который мог бы спасти меня от этой провинциальной жизни… Да, все это так. Но если бы я почувствовала сопротивление, то направила бы эту дружбу в другое русло…

Полина решительно наклонилась к Долорес:

– Ваши слова рассудочны и холодны! Вы разве не понимаете, что это был единственный человек на свете, который много значил для меня, мужчина, ради которого я пожертвовала всем? И вот появляетесь вы, у которой есть все: молодость, красота, талант, и забираете его у меня безо всякой любви, его, который для меня дороже жизни… Вы считаете себя человеком набожным, Долорес, я видела, как вы стоите на коленях на полу церкви, и после того, как вы совершили кражу, это преступление, ваша совесть спокойна? Вы полагаете, что Бог отпустит вам грехи…

Долорес опустилась на колени перед Полиной. Глаза ее были полны слез.

– Это все не так! – воскликнула она. – Я повторяю: я ничего о вас не знала. Вы говорите: без любви… Это не так. Эти три недели я любила Гийома. Вы, как никто другой, знаете, как можно его любить.

Полина пожала плечами:

– Я уверена, не успел он уехать, как вы изменили ему с Кастильо, а тем временем продолжали писать пылкие письма.

Долорес с болезненной гримасой закрыла глаза:

– Все это не так… Не так… Вы не понимаете… Для вас жизнь проста, Полина, и совсем другое дело я, обыкновенная девушка, которая с самого детства должна была бороться… Да, мне нужны мужчины, да, мне приходится терпеть их такими, каковы они есть… Но все равно в течение тех трех недель я любила Фонтена… Вы скажете: еще одна роль… Возможно, но я играла ее страстно, искренне… Я очень чувствительна, Гийом тоже…

– Ах, замолчите! – рыдая, воскликнула Полина.

Долорес, тоже плача, обняла ее. Прошло довольно много времени, прежде чем они обе успокоились, и Долорес доверчиво и ласково положила белокурую головку на колени Полины.

– Поймите меня, – прошептала она. – Вы выбрали жизнь респектабельную, ту, что принята в вашем окружении, вы посвятили себя одному мужчине, возможно, нашли в этом счастье, не знаю… Но есть и другая жизнь, свободная, беспокойная, полная страстей, ее выбрала я. Она дарует мгновения необыкновенного счастья, но еще и минуты глубокого отчаяния. Она менее… como se dice?.. менее благородна? Я так не думаю. Вы выбрали безопасность, а я риск. Раз десять в своей жизни я бросала все ради другого, неведомого. В театре я имела успех в трагических ролях, но внезапно мне захотелось играть в комедиях… И в любви то же самое: однажды я бросила влиятельного покровителя, который мог обеспечить мое будущее, и вышла замуж за бедного, никому не известного актера… Клянусь вам… Мужчинам нравится такая опрометчивость. Они привязываются к женщине, которая способна на дерзкие поступки. Разве это моя вина?

– Только не думайте, что я никогда не рисковала, – возразила Полина. – Прежде чем стать женой Гийома, я была его любовницей, в то время он вообще не собирался жениться.

– Правда? О, я удивлена… Мне казалось, вы такая… буржуазная.

Она устремила восхищенный взгляд на Полину:

– Я люблю вас, Полина, вы мне верите, no?.. Люблю и восхищаюсь вами. Вы красивы, querida, да, вы красивы: такой чистый лоб и выразительные глаза… У вас блестящий ум, вы все умеете. Вчера вечером после прогулки по Парижу мы разговаривали о вас с подругами: «Какая удивительная женщина!» Вы способны на серьезные чувства и в этом, как мне кажется, превосходите Гийома… Да-да, позвольте мне договорить. Гийом умеет прекрасно рассуждать о любви, но он мужчина чувственный. Его вдохновляет тело, которое рядом с ним. Но он не знал… como se dice?.. всепоглощающей страсти. А вы, querida…

– Вы познакомились с Гийомом довольно поздно, – возразила Полина. – А я знала, каким страстным он бывает. Эти двадцать пять лет мы были близки и счастливы. А потом им овладели эти демоны похоти, в которых я не верила, но, как вижу теперь, они, увы, и в самом деле терзают мужчин… И я проиграла…

Лолита возразила:

– Вы не проиграли, и вам это прекрасно известно. Вот только если вы хотите его сохранить, вам нужно быть не такой умелой… Не отрицайте. Защищать свою любовь вовсе не стыдно… Для Гийома вы по-прежнему прекрасный товарищ, но есть еще одна сторона его натуры, которой вы пренебрегаете… А я знаю… Умные, рассудочные женщины зачастую проигрывают в любовных играх. Мужчины устают от слишком умных женщин. Они с ними разговаривают, но… Когда мимо проходит красивая, чувственная девушка, они идут за ней… Да-да, Полина… Eh hombre, en las mujeres, busca un poco de fiesta… Мужчины ищут в женщинах немного праздника… como se dice?.. радости…

– Себя не преодолеть, – ответила Полина. – Если бы я попыталась изображать девочку, это было бы нелепо. Или пусть он любит меня такой, какая я есть, или все кончено.

– Ну конечно, querida… Только вам не кажется, что это справедливо в отношении вас обоих? Вы должны любить его таким, каков он есть, а я скажу вам: Гийом чувственный мужчина, он любит веселье, поэзию. Вы поэтичны, Полина, я уверена в этом, но вы… como se dice?.. держите это под спудом. Так говорят, no?