Яд Минувшего. Часть 1 - Вера Камша

— Жильбер, найди мне капитана, тьфу ты, генерала Карваля. — Эпинэ прикрыл глаза ладонями, за что и поплатился: врач ринулся вперед не хуже унюхавшего падаль ызарга.

— Это очень дурной симптом, — торжествующе возвестил он. — Очень! Необоримое желание укрыться от света вкупе с нарушениями сна и слуховыми галлюцинациями могут означать…

— Они означают одно, — огрызнулся Эпинэ, — нежелание вас видеть. Я благодарен за помощь, но больше в вас не нуждаюсь. Сэц-Ариж вам заплатит.

— Моя совесть не позволяет вас покинуть, — уперся лекарь, — вы нездоровы. Вы очень нездоровы.

— Генерал Карваль, — крикнули из-за двери, — явился справиться о здоровье Монсеньора.

И этот туда же! Здоровье… Какое к Леворукому здоровье, когда все летит в Закат!

— Входите, Никола. Жильбер, ты заплатил лекарю?

— Еще нет, Монсеньор.

— Заплати, и чтоб духу его здесь не было. И проследи, чтоб к нам никто не лез.

— Да, Монсеньор. — Сэц-Ариж попытался подмигнуть Карвалю, но коротышка был то ли слишком непонятлив, то ли, наоборот, понимал все.

— Капитан Сэц-Ариж, вы свободны!

— Да, Монсеньор.

Спина Жильбера выглядела обиженной. Ничего, переживет. Робер пристроил больную руку на подлокотнике и взглянул на военного коменданта.

— Если вы спросите, как я себя чувствую, я вас убью.

— Я не стану спрашивать, — шутить Карваль так и не выучился, — но я очень рад, что вы пришли в себя.

— Я рад еще больше, — заверил Иноходец.

— Что в городе?

— Тихо, — утешил маленький генерал, — но это плохая тишина. Хуже, чем в Старой Эпинэ накануне вашего возвращения. Есть довольно много новостей.

— Давайте. — Комната больше не отплясывала, но затылок ныл зверски, а запястье горело, словно рану натерли перцем.

— Альмейда у Хёксберг наголову разбил дриксенский флот. — Никола привык начинать с самого дальнего. — В порт… простите, Монсеньор, все время забываю дриксенские названия… вернулся единственный корабль, на котором находился один из адмиралов.

— Ему будет трудно жить, — посочувствовал неведомому дриксенцу Робер. — Откуда, кстати, это известно?

Левий не на кошке скачет. Насколько его прознатчики обогнали прочих? Самое малое на неделю. Его Высокопреосвященство молодец, надо к нему сходить, возблагодарить Создателя за чудесное спасение и выпить шадди.

— Третьего дня по городу поползли слухи, — наморщил нос коротышка, — потом посол кесарии все подтвердил. Готфрид объявил четырехдневный траур. По словам посла, причиной поражения стал небывалый шторм.

— А причиной поражений в Фельпе, надо полагать, был штиль. — Эпинэ незаметно передвинул руку, лучше не стало.

— Монсеньор, — Карваль все еще был в Хёксберг, — мне думается, кесарь отложит военную кампанию против фок Варзов.

— Если не дурак, — уточнил Робер, не испытывая по поводу дриксенских неудач ни малейшего сожаления.

— Победа Альмейды была принята обывателями с воодушевлением. — Никола значительно сдвинул брови. — Горожане не сомневаются, что верные Олларам войска разобьют неприятеля и повернут на столицу.

Именно это они и сделают, и Лионель должен опередить фок Варзов. Робер облизнул сухие губы:

— В любом случае они подойдут не раньше весны, а настроения, о которых вы говорите, меня не удивляют. Мы принесли людям мало хорошего.

— Не мы, — взвился Карваль, — а Ракан и его отребье.

Неделю назад Никола сказал бы «северяне», но Дора примирила маленького генерала со «спрутами». С одной стороны, это было хорошо, с другой — очень плохо. В Доре лиловые стрелки пришлись более чем кстати, но в авантюре с Савиньяком они — помеха. Придды слишком много задолжали Олларам, а Валентин не из тех, кто забывает.

— Граф Гонт уже вступил в командование гвардией?

— Нет, Монсеньор. — Глаза Карваля как-то странно мигнули. — Я должен вам сообщить, что Медузой оказался Удо Борн.

— Удо? — не понял Иноходец. — Чушь какая! А почему не Темплтон, не Мевен, не ты, наконец?

— Борна застали за составлением очередного манифеста. — Карваль прямо-таки сочился неодобрением. — Он не запер дверь… Ему следовало быть осторожней.

Осторожность осторожности рознь. Если ты — Суза-Муза и пишешь гадости про Его Величество, следует запираться, но, запираясь, ты привлечешь внимание. Удо понадеялся на судьбу, а та повернулась задом и лягнула.

— Он арестован?

— Был. — Маленький генерал нахмурился еще больше. — Ракан лишил Борна привилегий и выслал за пределы Великой Талигойи. Я послал Курше вдогонку, предположив, что Борн захочет передать что-то вам или Темплтону.

— Вы поступили совершенно правильно. — Значит, Удо… Сдержанный, спокойный, унимавший рвущегося с привязи Темплтона. Жаль, они не поняли друг друга. — Где письмо?

— Сожалею, Монсеньор. Догнать Борна не удалось. Герцог Окделл вывез его поздней ночью под охраной. Клод не счел разумным вступить в разговор. В Барсине Борна отпустят, Курше послал туда Форестье. Если они разминутся, напишем в Ло.

У Карваля на Эпинэ свет клином сошелся, а Борну на юге делать нечего, он поедет или к брату, или все к тому же Лионелю.

— Монсеньор. — Сэц-Ариж вновь торчал на пороге, правда, без лекаря.

— Жильбер, я же просил…

— Монсеньор, теньент Грейндж просит об аудиенции.

Грейндж? Ах да, офицер, который помешал сговориться с разбойниками. У бедняги талант являться невовремя, но прогонять его неразумно. Во всех отношениях.

— Пусть войдет.

Грейндж был одет по-походному и выбрит до синевы. Куда это он наладился?

— Господин Первый маршал, — отчеканил визитер, — я счастлив видеть вас в добром здравии. Я имел смелость просить об аудиенции, потому что не удовлетворен тем, как ведется дело о нападении на вас.

И хорошо, что не удовлетворен. Марианна должна остаться вне подозрений, по крайней мере, до разговора начистоту.

— Вы куда-то собираетесь, теньент? — Надо его выпроводить, прежде чем Карваль почует след. — Куда?

— По приказу Его Величества я переведен в Марипоз вторым комендантом. Отбываю немедленно.

— Теньент Грейндж, — вылез Сэц-Ариж, — дважды в день справлялся о здоровье Монсеньора.

Сговор! Сговор возомнивших себя ищейками щенков, один из которых смышленей, чем хотелось.

— Разбойники по части цивильников, — отмахнулся Робер. — Пусть раз в жизни делом займутся.

— У меня есть серьезные опасения, — насупился Грейндж. — Прошу меня простить еще раз, но я не поверил тому, что рассказал камердинер герцога Окделла.