Тесные объятья смерти - Маргарита Малинина

От этих мыслей мне стало плохо. Я даже пожалела, что поделилась ядом с растением. Почему-то смерть не вызывала во мне такого ужаса, как мысль о том, что я сейчас открою дверь из «кинозала» в холл-гостиную и увижу их – людей в белых масках и черных одеяниях. Внутри моего дома.

– Что с тобой? Ты побледнела.

Если уж при таком плохом освещении это можно заметить, то, значит, я бледна как полотно.

Я попыталась встать, но от всех этих мыслей у меня закружилась голова, и мне пришлось вернуться на диван.

– Что такое? Слабость? Ты заболела? – Саша кружил надо мной как коршун, то ли чтобы в нужный момент проявить заботу и спасти, то ли чтобы заклевать, окончательно уничтожая.

– Давление упало. У меня бывает такое.

– Чаю еще налить крепкого? Или лучше кофе?

– Не, не надо. Сейчас пройдет.

– Иди ложись. Я тут приберу, – показал он на результаты маленького пиршества. – И посуду помою.

– Ты можешь проверить дом? – неожиданно выпалила я. Просто я посмотрела на эту долбаную дверь и поняла, что даже если бы нормально встала с дивана и подошла к ней, то все равно не смогла бы ее открыть. Слишком запугала сама себя.

– Что? В каком смысле – проверить?

Мне пришлось сознаться:

– Я видела их снова в окно. – Я не стала говорить о количестве. Мне казалось, что как только я назову цифру «четыре», он сразу поймет, что я его подозреваю.

– Когда?

– Сейчас, когда лампы включала наверху.

– Что же ты не сказала? – Я смущенно отмалчивалась. Сашка даже общий свет зажег в комнате, чтобы меня лучше видеть. И, конечно, от него не укрылся яркий румянец на щеках. – Ты побоялась, что я сбегу, да? – он по-своему понял мое молчание и стыд. – Как ты могла так подумать обо мне! – начал он гневаться. – Я же сам предложил защищать тебя!

– Прости, пожалуйста, – опустила я голову. Лучше пусть так думает, что то, что было на самом деле. Тем более я до сих пор его подозреваю. Не знаю, как это объяснить, я будто в параллельных мирах нахожусь одновременно. Или это мое сознание раскололось надвое? С одной стороны, я вполне отчетливо осознаю, что Смирновский может быть замешан во всем, что происходит со мной в этом доме. Его странная доброта и отзывчивость, такие редкие в современном мире, его готовность тут ночевать… Его услужливость с этими напитками! Плюс все то, что говорил о нем дядя. Но с другой стороны, как же хочется, чтобы он был ни при чем! Нет, не потому, что я влюбилась или что-нибудь вроде этого. Подумайте на миг, как это страшно – думать, что человек, которого я впустила в дом, является тем же самым (точнее одним из них), кто пугает меня ночами, стоя в маске с пшеницей или маками возле моего забора и швыряет мне в окна камни с бутылками. Поэтому вторая половина меня все-таки очень-очень надеется, что он ни при чем, а вдвоем с достаточно крепким парнем мне не так страшно.

– Хорошо, пошли проверять дом и участок. Хотя… – он посмотрел на меня, бледненькую и несчастную. – Нет, ты останься здесь. Сам посмотрю.

Ага, так посмотрит, что калитку им откроет и в дом впустит?

– Нет. – Я быстро поднялась на ноги, доказывая, что слабость была временным явлением, которое осталось позади. – Я пойду с тобой. Мне уже лучше.

Он не стал отговаривать. Для начала мы обошли все помещения, выглядывая при этом в окна. Беломасочных нигде не видно. Но это еще не значит, что они ушли далеко.

И вот Саша остановился у двери в подвал.

– Что здесь?

– Подвал.

Он открыл дверь. Оттуда снова пахнуло сыростью, тленом и каким-то отчаянием.

– Я не пойду туда, – со всей серьезностью сказала я.

– Хорошо, жди здесь.

Смирновский включил фонарик и отправился вниз по неровным каменным ступенькам. Вскоре он пропал из поля зрения, а я начала нервно кусать ногти.

Я выждала минуту и спросила в зияющую темноту:

– Ну что там?

Мне не ответили.

Я стояла возле открытой двери еще какое-то время, тревожно вглядываясь в утопающий в сумраке ступенчатый спуск и переступая с ноги на ногу. Я не забывала также время от времени оборачиваться. Ощущение, что кто-то, кроме нас двоих, находится в доме, не покидало меня еще с «кинозала». Только теперь, когда я осталась совсем одна, паника принимала размеры стихийного бедствия. Тот факт, что мы осмотрели все комнаты и коридоры, меня ни в чем не убедил.

– Саша! Ты слышишь меня? – крикнула я в пустоту подвала.

До меня донесся какой-то шорох. Но не оттуда, не снизу. Это было у меня за спиной. Я снова обернулась, но ничего не увидела. Дверь подвала находилась рядом с кухней. Я воспользовалась этим – зашла туда за ножом. Я не буду тупой дурочкой, которых во всех этих молодежных слэшерах режут направо и налево, а они знай себе визжат, но даже не пытаются отбиваться. Я из другой оперы. Я вооружена.

С ножом в руке я стала заново обходить помещения первого этажа. Свет мы с Сашкой не гасили после обхода, и я сразу увидела глянцевый журнал, лежащий на ковролине. Понятно, он просто свалился с журнального столика.

Возвращая печатную продукцию на ее законное место, я бросила взгляд за окно, которое выходило на калитку.

Они были там. Все четверо. Стояли вплотную к забору, совершенно не заботясь о том, что за их спинами теперь не глухое бетонное ограждение, а владения других людей с низким деревянным частоколом. Как загипнотизированный удавом кролик, я приближалась все ближе к оконному стеклу, пока не уперлась в него носом. Все звуки окружающей действительности пропали, словно злой волшебник запер их в железном сундуке, и только невыносимый гул, скрипучий и острый, вонзался в мои барабанные перепонки, будто сигнализируя о том, что я попала в параллельную реальность. Или вовсе зависла между мирами, находясь теперь в сумрачном Ничто.

Дом стоял ближе к этой части забора – наверно, так задумано, чтобы от калитки не пришлось далеко ходить. И теперь, с первого этажа, я их лучше видела. А может, все дело в том, что зрение в Сумрачной реальности обостряется… На участке соседей напротив горели десятки садовых фонариков, работавших от солнечных батареек, и сейчас, подсвеченные сзади синевато-белыми огоньками, жуткие гости выглядели еще более устрашающе. Я уже видела эти овальные белые маски с прорезями для глаз и губ, но теперь я сумела разглядеть белые торжественные бабочки на шее у каждого.